— Зачем его родителям это делать?

Он язвительно произнес:

— Ты хочешь узнать мое мнение? Они хотели, чтобы он умер. Думаю, что его держали взаперти не столько за то, что он был педиком, сколько за попытку покончить с собой.

У меня заболело горло.

— Но Брюс...

— Брюс — это Лэндис. Еще шесть лет назад Брюса Грина не существовало. Никаких документов на это имя. До этого момента нет никакого следа. — Его рука сомкнулась на моей, направляя меня к воротам. — У нас нет времени болтать. Не знаю, куда он пошел, но он может вернуться в любую минуту.

— Он уехал ко мне.

— Что?

— Я позвонил ему. Попросил его прийти, чтобы я мог...

— Чтобы ты мог что? Господи Иисусе Христос! Разве ты не понимаешь? Этот парень убивает людей!

— Да, я понимаю! Ты сказал, что тебе нужны доказательства. Я решил получить их, прежде чем я смог бы... выдать его.

Эта хватка на моей руке точно оставит синяки.

— Я просил тебя держаться от этого подальше. Я сказал тебе. Что я должен сделать? Арестовать тебя?

— Все, что угодно, лишь бы засунуть меня за решетку? Любые средства хороши?

Не знаю, почему всплыли эти слова, но жестокость полиции казалась неизбежной.

Я поспешил продолжить:

— Ты полицейский. Ты сам сказал, что у тебя связаны руки.

— Смотри, я отпустил тебя. — Риордан показал мне свои пустые руки. — Отлично. Ты хотел помочь. Ты помог. А теперь убирай отсюда свою задницу.

— Ты не слушаешь. Возможно, я смогу... — Закончить предложение? Вряд ли с детективом Риорданом. Он снова перебил меня.

— Нет, это ты не слушаешь. Это полицейское расследование. Я уже болтаюсь на ветру, ведя несанкционированное наблюдение. — Он слегка подтолкнул меня. — Исчезни.

Я оттолкнулся.

— Перестань давить на меня.

На минуту я подумал, что мы собираемся вступить в борьбу. Напряжение было вызвано не только неопределенностью и угрозой.

— Это моя жизнь. Я имею право голоса в том, что со мной происходит.

— И что это значит?

Я понятия не имел, но мне надоело быть на принимающей стороне. Я проигнорировал его и направился обратно к воротам.

Риордан внезапно крикнул:

— Черт! Эдриан, подожди! Стой! Поменяем планы. Я хочу, чтобы ты пошел и написал заявление на Грина. Ты готов к этому?

Я остановился.

— Что? Почему?

В лунном свете выражение его лица казалось непроницаемым.

— Чан пытается получить ордер на обыск, но если ты подашь жалобу, мы сможем немедленно арестовать Грина по обвинению в преследовании.

— Ты думаешь, запретительный судебный приказ остановит его?

— Доверься мне.

Риордан вроде как просил о многом, видя, что на карту поставлена моя жизнь. Когда я не отреагировала мгновенно, он провел обеими руками по своим светлым волосам и воскликнул:

— Эдриан, ты сваливаешь?

До тех пор я не понимал, насколько он был на взводе. Теперь я мог чувствовать это — словно электрическое поле вокруг него.

— Ухожу.

* * * * *

Я вернулся туда, где припарковал машину — в паре кварталов отсюда.

Я переходил улицу, когда приближающаяся машина поймала меня в свете своих фар. Машина замедлилась. Остановилась. Окно опустилось.

— Эдриан?

Я замер.

— Что ты здесь делаешь? Я ездил к тебе домой.

«Скажи что-нибудь, — убеждал я себя. — Скажи что-нибудь, прежде чем он нажмет на акселератор и собьет тебя с ног».

— Прости! Я был слишком взволнован, чтобы ждать. Я... э-э-э… Я боюсь, что за мной наблюдают.

— Полиция?

— Нет. Да. Я не знаю. — Блестяще. Сама Грейс Лэтем не смогла бы сказать лучше.

— Зачем ты припарковался здесь? — В его голосе слышалось недовольство.

— Я сегодня плохо соображаю, — честно ответил я. — Я боюсь.

— Чего?

Тебя. Я не был уверен, что смогу перейти улицу, отпереть «Бронко» и сесть внутрь до того, как он меня догонит. Мог бы позвать Риордана, но сомневался, что он услышит меня так далеко в конце квартала. Доказательства. Нам нужны были доказательства.

Я вздрогнул и сказал:

— Мы что, так и будем стоять здесь и болтать всю ночь?

Брюс протянул руку и отпер дверь.

— Залезай.

Я сел внутрь.

В молчании мы поехали вверх по улице к желто-коричневому дому. Дверь гаража открылась, и мы проскользнули в пугающую темноту. Дверь гаража с грохотом закрылась.

Брюс заглушил двигатель машины.

Я никогда не страдал клаустрофобией, но почувствовал непреодолимое чувство опасности, давящее на меня, пока я сидел рядом с Брюсом в кромешной темноте.

Наконец, он пошевелился и сказал:

— Ну? Идем?