Идеально.

Я отодвигаю ее трусики в сторону, провожу пальцем по ее влажной щели, обводя клитор, гадая, что бы она почувствовала, если бы узнала, что у меня на руках кровь мертвой женщины. Но ее глаза плотно закрыты, ее горло выгибается дугой, когда она стонет, облака холода вырываются из ее губ. Я кладу руку на ее горло.

Она хочет исчезнуть. По какой-то причине она хочет исчезнуть.

И я тоже.

Когда над нами вспыхивает очередной фейерверк, она вдруг хватает меня за руку, ее глаза расширяются. Я замираю, гадая, не попытается ли она сказать мне, чтобы я остановился. Интересно, смогу ли я это сделать.

— Ударь меня, — шепчет она. Ее голос звучит… задыхаясь. Я чувствую, как она сглатывает, и не знаю, то ли это просто зеленый фейерверк, взрывающийся над головой, создает впечатление, что у нее на глазах слезы, то ли они настоящие.

Я чувствую, как кровь стынет в жилах, а грудь сжимается.

— Что?

Логическая часть моего мозга пытается сказать мне, что нужно уйти. Ей девятнадцать. Ходит в школу для людей с… проблемами. Я ни черта о ней не знаю. Она уже раздвинула для меня ноги, но еще не закричала.

Она либо чертовски безумна, либо подставляет меня.

Но вся кровь прилила к моему члену, и я чувствую, что сейчас взорвусь. Кроме того, я погнался за ней. Если она сумасшедшая… что ж, я тоже.

— Ты слышал меня, — дразнит она меня, ее глаза сузились, красные накрашенные ногти впиваются в руку, которую я держу у ее горла. Я провожу пальцем по ее щели, дразня ее влажное отверстие. Она вздрагивает, но не отступает. — Пожалуйста.

Я качаю головой.

— Ну-у-у, — я проталкиваю два пальца внутрь ее тугой киски и хочу вернуть руку назад, чтобы расстегнуть джинсы. — Элла, ты не знаешь, что ты…

Она роняет мою руку и, когда мои пальцы все еще находятся внутри нее, когда над нами взрывается очередной фейерверк, она дает мне чертову пощечину.

Моя голова отлетает в сторону, лицо пылает. Она не сдержалась, и я знаю, что она сделала это, чтобы я почувствовал себя именно так: Взбешенным, блядь.

Хорошо быть злым. А еще лучше, когда есть на ком выместить злость.

Прежде чем я успеваю подумать, я ввожу в нее еще один палец, растягивая их и ее. Ее ноги дрожат подо мной, из горла вырывается придушенный стон, но когда я снова перевожу взгляд на нее, она все еще смотрит прямо на меня, опираясь на локти.

— Что это, блядь, было? — спрашиваю я, трахая ее пальцами сильнее, чем следовало бы. Ее тело сотрясается от каждого толчка, губы приоткрыты, она смотрит на меня, в ее взгляде что-то похожее на страх.

Хорошо. Она должна меня бояться.

Когда она не отвечает, я хватаю ее за кофту и притягиваю к себе так, что мы оказываемся нос к носу.

— Когда я задаю тебе вопрос, отвечай, блядь.

Она тяжело дышит, и ее дыхание пахнет алкоголем. Я понимаю, что она слишком молода, чтобы пить, а потом понимаю, что мне на это наплевать. Давать алкоголь несовершеннолетним кажется мне самым милосердным поступком за последние несколько часов, так что к черту.

— Пожалуйста, — снова умоляет она меня, на конце слова вырывается стон. Я хочу засунуть в нее весь свой гребаный кулак за пощечину, но не думаю, что смогу, не разорвав ее на части, поэтому я держу в ней три пальца, крутя их, пока ее глаза почти закатываются назад в ее гребаной голове. — Пожалуйста, ударь меня.

— Зачем?

Я имею в виду, есть грубый секс, а есть… то, о чем она просит.

— Я хочу почувствовать это.

Мой кулак разжимается вокруг ее кофты. Я прикусываю губу, закрываю глаза, замираю внутри нее на секунду.

Отпусти.

Я думаю о черепе Пэмми. Думаю о ярости Сид. О Люцифере в комнате с Эзрой и девушкой. Я думаю о том, как мой брат убил собственного отца. О том, как я не смог сделать то же самое, хотя должен был. Даже несмотря на то, что он разрушил жизни обеих моих сестер.

Взрывается еще один фейерверк. И еще один.

Отпусти.

Я думаю о том, что я всегда злюсь. Я всегда хочу причинить кому-то боль. Мне всегда кажется, что я нахожусь в двух секундах от того, чтобы сорваться. Чтобы врезаться машиной в дерево. Но я не могу бросить своих братьев. Я не могу оставить свою семью.

Отпусти.

Я вытаскиваю пальцы, отпускаю кофту Эллы и берусь за пуговицу джинсов, мои пальцы скользкие от нее. Она пытается помочь мне, ее пальцы дрожат, но я отбиваю ее руку.

Но когда она пытается стянуть мои джинсы ниже бедер, я позволяю ей помочь в этом. Позволяю ей спустить мои трусы-боксеры и наблюдаю за ее глазами, когда она берет в руки мой ноющий член.

Ее тонкие пальцы обхватывают основание, и она притягивает меня к себе.

Я притягиваю ее за талию, задираю платье. Я обхватываю ее пальцами и помогаю ей ввести меня в нее.

Она раздвигает ноги шире, и я прижимаюсь к ней. Она прикусывает губу, ложится на спину и чувствует себя такой чертовски тугой, что это почти больно. Ее трусики тоже давят на край моего члена, но я не хочу вытаскивать и снимать их с нее.

Я продолжаю толкаться в нее, и от этого становится еще больнее, даже такой мокрой, как она.

Отпусти.

Мое сердце колотится, адреналин бурлит во мне, пока я пытаюсь сдержать себя. Пытаюсь войти медленно. Но я держу одну руку на ее горле, другую на ее бедре, и ее кожа кажется такой чертовски мягкой. Она хватается одной рукой за мое предплечье, хнычет, и я знаю, что должен замедлиться. Может быть, даже вылезти из нее и убраться на хуй подальше.

Ей явно так же хуево, как и мне.

Но она так охуенно хороша.

И когда я вхожу в нее до упора со стоном, который не могу сдержать, я понимаю, что не собираюсь останавливаться.

И когда она открывает глаза и говорит: — Не будь долбаной киской. Ударь меня.

Я знаю, что тоже сделаю это.

Отпусти.

Я наклоняюсь над ней, медленно двигаясь внутри нее, одной рукой упираясь в холодную землю, чтобы удержать свой вес на ней. Другая моя рука ласкает ее нежную кожу, и так близко к ней, с белыми огнями, вспыхивающими над деревьями, я могу различить веснушки на ее прекрасном лице.

Мой рот встречается с ее ртом, но я не целую ее.

— Ты уверена, что хочешь, чтобы я это сделал, малышка?

— Я не гребанная малышка, — рычит она на меня.

Затем она впивается ногтями в мою спину, под футболку и толстовку, и ее губы раздвигаются в удивлении от того, что она чувствует.

Мои открытые раны.

Но она быстро приходит в себя, и эта маленькая сучка царапает вертикально вниз по моей изуродованной плоти, снова разрывая кожу. Ее глаза сузились в вызове.

Она снова царапает меня.

Она имела в виду то, что сказала, то, что хотела.

И когда я поднимаю руку и бью ее по гребаному лицу, я тоже это имею в виду. Это не игра. Это не какая-то БДСМ херня. Я не играю ни по каким правилам. Здесь нет безопасных слов. Если она хочет, чтобы ей было больно, я, блядь, сделаю ей больно.

Я беру ее подбородок в руку, чтобы не дать ей повернуть голову в сторону. Ее ногти впиваются глубже, и она смотрит на меня, пока я трахаю ее, ее грудь поднимается и опускается, когда она тяжело дышит. Она выглядит такой чертовски злой, что мне кажется, я сейчас кончу в нее.

Но я делаю вдох, сдерживаюсь.

— И это все? — дразнит она меня, хотя ей явно больно. Она медленно царапает ногтями еще одну рану.

Я чувствую, как мои губы кривятся в рычании, и я снова вижу это: вспышку страха на ее милом маленьком личике, уже покрасневшем от моей руки. И что-то еще, покраснение, которое я видел под ее глазом.

Я не хочу думать о том, кто сделал это с ней. Мне плевать.

Я закрываю ей рот ладонью, когда трахаю ее, но она трясет головой, пытается укусить меня.

Если я ударю ее еще раз, будет, блядь, еще больнее.

Я пытаюсь сказать ей об этом, пока моя рука скользит к ее горлу.

— Ты не хочешь этого.

Она обхватывает меня ногами, наклоняет таз вверх, вгоняя меня глубже.

— Я решаю, чего я хочу.

— Я заставлю тебя плакать, — шепчу я ей в губы.

Она целует меня, ее язык открывает мои губы, проникает внутрь. Она стонет в ответ, а потом шепчет: — Сделай это.

Я отстраняюсь, ее зубы царапают мою нижнюю губу. Но она отпускает меня, и я снова глажу ее по щеке.

Я врезаюсь в нее так сильно, что чувствую, как наши тазобедренные кости соприкасаются. Она задыхается, но я не даю ей времени прийти в себя, прежде чем снова ударить ее, и на этот раз я не держу ее за лицо.

Я позволяю ей откинуть голову в сторону, длинные рыжие пряди ее волос рассыпаются по грязи.

Она разжимает челюсть, и я вижу кровь на ее губах. Если это от удара, а не от укуса, я буду чертовски себя ненавидеть.

И все же… как только она пытается повернуться, чтобы посмотреть на меня, я понимаю, что сейчас кончу.

Я сильно прижимаю ладонь к ее лицу, моя голова опускается к ее плечу, когда я кончаю в нее, гортанный стон вырывается из моего рта, теряясь в ночи вместе со взрывом очередного фейерверка.

Я падаю на нее сверху, моя рука все еще прижата к ее лицу. Я не хочу, чтобы она двигалась. Я не хочу, чтобы она говорила. Не сейчас.

Ее сердце бьется в груди так же, как и мое, наш пульс почти в унисон.

Она задыхается подо мной, и я тоже пытаюсь отдышаться.

Наконец, я поднимаюсь, все еще находясь внутри нее.

Она не смотрит на меня.

— Элла? — шепчу я, мой голос хриплый.

Кровь вытекает из ее рта, ее лицо ярко-красное. Две женщины, которых я заставил истекать кровью сегодня вечером. Я чувствую себя немного плохо только из-за одной из них.

Медленно, она поворачивается и смотрит на меня. Я вижу зелень в ее глазах, а также голубые линии. Но помимо того, что они прекрасны, они выглядят почти… мертвыми.

— Теперь твоя очередь, — говорю я ей мягко, потому что я ничто, если не гребаный джентльмен, и теперь, когда я только что кончил, я чувствую себя менее возбужденным. Немного… добрее.

Но она качает головой, вытирает рот тыльной стороной ладони. Она размазывает кровь по лицу, и у меня возникает внезапное желание слизать ее. Или заставить ее истекать кровью еще больше.

— Нет, — говорит она мягким, но ровным голосом.

— Нет?

Она кивает.

Я все еще внутри нее, и я мог бы заснуть вот так, даже когда вокруг нас быстрой чередой вспыхивают фейерверки и я слышу радостные возгласы — приближается конец шоу.