Его глаза потемнели.

— Да. Я так и думал, — я качаю головой. — Ты одержим ею, но я не уверен, что ты хоть что-то понимаешь в любви.

Я не разговаривал с отцом со времен Sacrificium, когда я пытался убить его и не смог. Но теперь я не уверен в том, что я чувствую по отношению к нему. К тому, что я хочу сделать. Его не пригласили ни на одно заседание Совета — редкое проявление солидарности между нами и шестеркой. Но даже если Элайджа не Лазар, некоторые вещи никогда не изменятся. Мы по-прежнему встречаемся в Санктуме, хотя Элайджа обещал сжечь здание дотла. Должен ли я убить своего отца, Сид и Бруклин, когда на самом деле все они заслуживают смерти?

Но если я не убью его завтра, это может сделать Люцифер. Для Мэддокса Астора все складывается не лучшим образом.

Я подношу костяшки пальцев ко рту, прикусываю кожу. Это не так больно, как мне хотелось бы. Теперь, когда кайф от всего этого бурного траха прошел, я снова чувствую себя чертовски низко.

Люцифер хмурится, складывает руки на груди.

— Мне нужно вернуться к Сид, но мы еще не закончили. Ты ведь знаешь это, да?

О, я знаю, что мы, блядь, не закончили.

— На сегодня закончили.

Он кивает мне, а затем открывает стеклянную дверь. Я следую за ним, не желая, чтобы он оставался наедине с Эллой. Он одержим Сид, но у Люцифера всегда были блуждающие глаза.

А до Сид еще и блуждающие руки.

Я закрываю дверь за собой и смотрю, как он идет по узкому коридору, ведущему в спальню. Он бросает взгляд на девушку, и я напрягаюсь, но он продолжает идти, а потом изо всех сил захлопывает за собой дверь этой чертовой спальни.

Придурок.