Серж отвернулся.

Есть, пить не хотелось, от слова совсем. И так ведь не собирался здесь долго задерживаться и предполагал уйти пораньше, при первом подходящем случае, – теперь этот случай придется конструировать целенаправленно. Пир с Олей в качестве соседки за столом – это удовольствие из экстремальных. Нет, спасибо, в другой раз. А лучше совсем не надо. И тут ведь еще одно обстоятельство присовокупилось, в сложившейся ситуации почти решающее. Доставшееся ему место за столом вынуждало его сидеть спиной к залу, чего он не выносил никогда. Напротив, он любил спокойно наблюдать за происходящим, отстранившись, чувствовать и отслеживать, как реальность плещется перед ним, словно содержимое огромного аквариума. Здесь же приходилось либо любоваться Олиными прелестями, либо, как сейчас, сидеть, извернувшись вполоборота к дарбару. Ни то, ни другое его не прельщало. Сразу же, решил он для себя, как только начнутся пляски с бубном.

Зал, в котором гуляла свадьба, был действительно небольшим. Столы в нем, по обыкновению, расставили буквой П – с длинной верхней перекладиной и короткими боковыми опорами. Длинная сторона шла вдоль линии окон и имела разрыв посередине, обозначая выход на галерею. Справа, за коротким столом, миловались жених и невеста, слева, через весь танцпол, спиной к ним сидел Серж. Рядом с молодыми имелся небольшой бар, на стойке длинными рядами стояли приготовленные бутылки с напитками, преимущественно, судя по цвету, с тем самым десятизвездочным коньяком. Дальше, в углу за баром, прикрытый шторой, виднелся проход, который вел к кухне и другим служебным помещениям. Дверь в коридор пока была раскрыта настежь, оттуда выплывали запахи стряпни и просачивалось немного похожего на туман дыма.

Сиреневый туман... Снова, снова туман.

По левую руку от лестницы, в углу,рядом с Сержем, на небольшой эстраде играл оркестр из трех человек. Гитариста Серж не знал, а с двумя другими музыкантами был шапочно знаком. Здоровенный барабанщик с всегда невозмутимым, точно застывшим лицом в городе являлся личностью легендарной, его знали все, и он знал стольких же. Имя ему было Анатолий, но все звали его почему-то Лимон, и никак иначе. На электрооргане играл тезка Сержа, седой, с обвислыми тонкими усами мужичонка, худой, щуплый, верткий, с узкими бедрами – типичный лабух. Он работал в филармонии, и, бывая там с Томой, Серж часто с ним встречался. Странно, подумал, почему он здесь, если у Тамары концерт? Видимо, шабашка вне конкуренции, котируется выше. Встретившись с музыкантом взглядом, Серж поднял в приветствии руку. Тот улыбнулся в ответ и придвинул к себе микрофон.

-- Дорогие друзья! Мы рады приветствовать в этом зале наших новобрачных, Свету и Андрея! Для них звучит наш маленький музыкальный подарок.

Заиграла музыка, Серж поднялся и вышел на галерею. Закурил и, облокотившись на балюстраду, со странным ощущением, что время распадается на части, стал смотреть вдоль улицы, с удивлением находя там подтверждение своим чувствам. Он видел, что улица уплывает от него вдаль, а свадьба за спиной дрейфует в свою сторону, отдаляясь и затихая, а балкон... Вот с балконом не ясно, он то ли оставался на месте, то ли тоже куда-то скользил, влекомый мощным подспудным течением. Вечерело все больше, сумерки проявлялись в явь из остатков дневного света незаметно, проступали неотвратимо, точно изображение на фотопластинке, будто тихое помутнение рассудка. Пространство светилось, залитое жидким стеклом, – этот сумрак совсем не торопился брать свое. Однако по краям, в кулисах обзора видимая картинка уже начинала размываться, серебрилась виньеткой и оттуда ручейками пробегала прозрачная сквозная рябь. Фонари, переживая из-за длящейся слишком долго невостребованности своих профессиональных умений, склоняли головы, поникали и медленно растворялись в воздушном рассоле. Пахло маттиолой.

Галерея тоже не ощущалась единым организмом. Стайка девушек у Сержа за спиной щебетала о чем-то своем, пересмеивалась, их голоса доносились до его сознания словно с противоположного берега реки – невнятно-приглушенно, неотличимо от лепета вод самой реки. А потом на галерею вышел Юра Хостич и связал все воедино.

– Эх, девчонки, голубые трусики! – воскликнул он восхищенно. – Что же вас-то никто замуж не берет?

Девушки взорвались шутливым возмущением.

– Как, как это не берут?! Очень даже берут!

– Это мы сами раздумываем!

– Да, выбираем! А выбрать-то не с кого!

– Как это выбора нет? А вот, смотрите, какой молодец скучает, – сказал Отто, обнимая Сержа за плечи. – Только оцените, какой красавец!

– И правда, красавчик. Жаль, занят уже.

– И вообще, с ним опасно.

– Почему это?

– Поматросит, и бросит!

– Вы все такие!

– А нам любовь нужна!

– Ну, так любовь у нас всегда с собой... Поделимся, мы не жадные.

– Дурак! Пошли, девочки, тут становится пошло.

– Как соскучитесь, приходите!

– Щас!!!

– Ну, ты чего такой грустный? – проводив девушек осязаемым вполне взглядом, Отто повернулся к Сержу. – Скучаешь? Он был уже очень неплохо накачан спиртным. Зачесанные назад русые волосы его расползались по сторонам, наваливались на оттопыренные мясистые уши. Воткнув сигарету во влажные губы на всю длину фильтра, он поправлял прическу обеими руками. Лицо пламенело, шрам белел, в глазах играли огоньки затаенной мысли. Компенсируя раскачивания тела, он поигрывал бровями с той же амплитудой.

– Да не скучаю я, – соврал Серж. – Просто состояние такое, странное.

– Состояние нестояния?

– Вроде того. С понедельника рассчитываться начинаю, три дня – и все, меня здесь нет.

– Я понял. Отрезанный ломоть! Чемоданное настроение.

– Именно, настроение.

– Жаль, Серега, жаль, совершенно искренне говорю тебе. С тобой хорошо служить было вместе. Слушай, но это же повод жахнуть кого-нибудь напоследок. На посошок, так сказать. Ты видел, какая здесь форель водится?

– Да я как-то... Не до того, правда. И неудобно тут. Не мой стиль.

– Чего неудобного-то? Свадьба – самое оно. Ну, ты как хочешь, а вот я, пожалуй, кого-нибудь жахну.

– Думаешь? А если никто не захочет? Девчонки вон какие ретивые пошли.

– Уверен, все будет. Сережа, ты лучше меня знаешь, что у них, – он кивнул за спину, имея в виду ушедших девушек, – чешется еще сильней, чем у нас с тобой. Кроме того, мой друг, – существует специальное свадебное поверье. Так называемое, ССП.

– Какое еще поверье?

– А такое, что каждая, кто даст кому-то на свадьбе подруги хотя бы раз, выйдет замуж в течение месяца. Причем, не обязательно за того, кому даст.

– По-моему, чушь полная.

– Все так говорят, – Отто пожал плечами. – И все в эту чушь верят. И многие, между прочим, ей следуют.

– Но, Отто, твоя жена в зале. Ты что?

– Нормально, нормально. Как-нибудь устроится.

– А если твоя Оксанка тоже решит последовать поверью? На всякий случай. Возьмет, и даст кому-то, на свадьбе подруги. По-моему, это было бы справедливо. А, как думаешь? Дозволишь?

– Нет, невозможно, пресеку на корню.

– И ты не видишь здесь противоречия?

– Никакого. А я тебе объясню. С точки зрения семьи, как единого организма, если я е...у, значит – мы е...ем. А когда ее е...ут, значит, нас е...ут. Чуешь разницу? Я, как мужчина и самец, такого к себе отношения не приемлю. Нет, недопустимо, ни в каком виде. Поэтому...

Внизу, перед входом, завизжала тормозами, останавливаясь, машина.

– О, начальство пожаловало, с поздравлениями и подарками, – сказал Хостич, увидев высаживающегося из авто начальника штаба. – Пошли, посмотрим. Приобщимся.

Серж вздохнул, с тоской и обреченностью. Встречаться с Ольгой снова ему не хотелось Где там сейчас Тома, подумал он и, прикрыв на мгновенье глаза, вызвал в сознании образ любимой женщины, как оказалось – в последний раз этим вечером. До завтрашнего утра он больше о ней не вспоминал.

Побросав окурки, они вернулись в зал.

Мысли и мыслеформы Отто на сексуальные темы, оставили у Сержа тягостное впечатление. Нет, он и сам, конечно, не святоша, но зачем же вываливать свое исподнее, так сказать, на общий обеденный стол? Хм.

Едва лишь, кое-как пробравшись между танцующих, Серж занял свое место, музыка стихла. Поднялся легкий, но плотный шум, вызванный прибытием командования. Оглянувшись, Таганцев определил, что приехали Дахно со Стримковым, и примкнувший к ним штабс-подполковник Кротов. Видимо, после бани решили продлить вечерок. Веселым пирком, как говорится, да и за свадебку. Горынин, как и предупреждал, не сподобился, ну, оно и понятно, не по чину Андрею такая честь. Интересно, кого он вместо себя прислал, уж не Кротова ли? Тьфу ты, придет же в голову.

Кроме новобрачных встречать вновь прибывших поднялись и другие заинтересованные лица. Родителей Андрея Серж не знал, но Юрий Иванович Кунгуров был здесь, расплывался улыбчивым масляным пятном. Кроме него Серж видел Владимира Лукьяновича Раужева и, что почему-то неприятно зацепило, Дукшта-Дукшицу. Чего этот так суетится? Серж никак не мог вспомнить, был ли Львович здесь раньше, или объявился только что. Ладно, пусть его, какая, в сущности, разница? Ну и оформлял все словесной мишурой игравший роль тамады Марлинский, – он что-то пел самозабвенно, как соловей, и совершал зажатым в руке хрустальным кубком объединяющие жесты. Все были, похоже, взаиморасположены друг к другу, возбуждены и радостно смеялись, даже Кротов. Серж почувствовал неожиданный укол сожаления и грусти, вызванный взрывным осознанием своей отделенности и от происходящего, и от окружавших его людей. Ну а, с другой-то стороны... А с другой стороны, я рад, беря себя в руки, подумал он. Надо двигаться дальше. Шаг за шагом. И все тогда образуется.

Едва повернувшись к столу, он сразу же наткнулся на стальной штырь взгляда Ольги. Улыбнувшись ей, он мысленно потеребил эту железку кончиком пальца.