– Ты что это тут делаешь? – раздался голос позади, и подполковник Дукшта-Дукшица, выдвинувшись из-за спины, сунул нос в раскрытую книгу. – Что тут смотришь?

Вот, зараза, охотник хренов, снова подкрался сзади на мягких лапах, подумал зло Серж. От неожиданности, он вздрогнул и рывком, конвульсивно захлопнул книгу, которую тут же подхватил из его ослабевших рук Гера и быстро унес на место.

– Львович! – вскричал Серж в голос и вытер взмокревший лоб. – Ну тебя, с твоей манерой подкрадываться! Как пипец в ночи, ей-богу! Нельзя же так!

Дукшта-Дукшица, довольный произведенным эффектом, рассмеялся.

– Профессиональная, можно сказать, походка. Охотничья. Но тот, у кого совесть чиста, пугаться не будет, вот что я тебе скажу. Что ты тут, в секретке, делаешь?

– Да зашел посмотреть, не числится ли за мной что? Вдруг я чего-то не помню? А мне рассчитываться, сам знаешь. Так хочу заранее проверить, чтобы не было потом мучительно.

– А мне показалось...

– Показалось, Захарий Львович, показалось. Ладно, я посмотрел, что хотел, пойду... Разрешите идти? Есть!

Он посторонился, пропуская Дукшта-Дукшицу к окошку, и одновременно сунул руку, сжимавшую злополучный шильдик, в карман. Но то ли рука от напряжения занемела, то ли шильд прилип к потной ладони, но он вдруг каким-то образом выскочил из кармана и со звонким дребезжанием упал на пол, прямо к ногам Захария Львовича

– Ух ты! – удивился тот и, быстро подняв жестяную бляшку, с интересом стал разглядывать, поворачивая ее в пальцах. – Это что такое?

– Да так, сувенир один...

– Н-да?.. – голос Львовича сочился липким недоверием.

– Точно, – заверил его Серж. – С училища в кармане с собой таскаю.

Он выхватил шильдик у пораженного сомнением подполковника и, ощущая спиной его жгучий недоверчивый взгляд, немедленно ретировался из секретной части.

Боже, какой дурак, ругал он себя на ходу. Это же надо так облажаться! И с кем? С Львовичем! Сто процентов, он все понял, узнал и номер, и маркировку. И что теперь делать? Ведь это трибунал, а не академия! Вот на хера я его с собой таскал? Этот шильд гребанный? И так ведь помню и номер, и индекс! Мудак, бля... Как бы то ни было, от улики надо срочно избавиться. Дукшта, конечно, не заложит, но и рисковать нельзя. Да кто его знает! Еще подумает, что я его подставить захотел, решит подстраховаться. Странный он какой-то в последнее время, дерганный. Нет, немедленно спрятать бляху-муху!

Он по боковой лестнице спустился с третьего, где располагалась секретка, на первый этаж штаба. Здесь, проносясь мимо площадки второго этажа, он стал свидетелем забавного эпизода, сыгравшего в дальнейшем, как ни удивительно, существенную роль в развитии всей этой истории.

Стеклянные двери на второй этаж стояли, по обыкновению, распахнутые настежь, точно призрачные часовые по бокам проема, и из пустого коридора отчетливо доносился хриплый голос полковника Дахно. Серж не удержался, заглянул узнать, что происходит.

Начальник штаба учил уму-разуму подчиненных. Перед ним во фрунт с одинаковыми швейковскими лицами стояли два старослужащих из комендантского взвода, один со шваброй, второй со щеткой, точно с пиками. Между ними барьером располагалось ведро с надписью масляной синей «Штаб», тряпка наполовину вываливалась из него на пол, и под ней растеклась лужа воды. У бойца со щеткой в другой руке имелся ржавый железный совок, он держал его, как саблю, в положении на плечо. В полумраке желтели латунные бляхи ремней, и багровел загривок полковника. Начальник штаба капитана позади себя не видел, рубя пальцем воздух, он давал строгую оценку ратному труду воинов:

– Архихерово! Архихерово!

Бойцы, как завороженные, двигали головами, следя за перемещением в пространстве бликующего отполированного ногтя полковника.

Серж почел за благо, не мешкая продолжить путь. Ох-хо-хо, почему-то вздохнул он, и подумал: а ведь скоро дембель...

В подтверждение его мыслей из оставшегося позади коридора догнало Дахновское:

– Будете дальше так служить, как сейчас служите, демобилизуетесь в последнюю очередь. В Новый год у меня домой поедете. Вот посмотрите!

Аха, Новый год, подумал Серж, какое далекое будущее, дожить бы... Он предполагал припрятать шильдик в том кабинете на первом этаже, где несколько дней назад вместе с другими, застигнутыми, как и он, врасплох, пережидал первое утро нашествия черных полковников. Вообще же, комната использовалась для инструктажа дежурной смены и, по его прикидкам, сейчас пустовала, поэтому ничто не должно было помешать ему осуществить тайную миссию. Но он ошибся, в коридоре почему-то толпился народ, поэтому, уклоняясь от встреч, он по той же лестнице спустился еще ниже, в подвал, в котором как раз-то никого не было, и там спрятал шильд, засунув за хомут огнетушителя рядом с командирской баней. Пусть пока здесь полежит, на сохранении, оправдал он мысленно свой поступок. Уверенность, что поступил правильно, в него вселило то чувство облегчения, которое он испытал, едва расстался с уликой. Как странно, снова подумал он, еще ничего не совершил, и даже не замысливал, а уже все повадки преступника налицо. Тайные мысли, тайные действия. Романтика, да...

– Ты где пропадал? – накинулся на Сержа Дукшта-Дукшица, едва тот переступил порог КП, и, прищурившись, опутал с ног до головы долгим подозревающим взглядом. Просканировал. Вылитый Тукст, вылитый, глаз рыбий, слюдяной. Серж ответил ему жестом, приличным. Прикладывая к губам и отнимая от них два пальца, синхронно причмокивая, он дал понять начальнику, что все контрольное время занимался табакокурением. Да, несанкционированным, и что с того? Я чист уже, подумал он почти злорадно, чист.

Оперативная обстановка за время его отсутствия существенно не изменилась. Самолеты продолжали свой необъяснимый полет по кругу над Брешью, и все замерло в ожидании дальнейшего развития событий. Члены экипажей, покинувшие борта, даже те, что первыми прыгали над Литоралью, и судьба которых долгое время оставалась неизвестной, все были найдены и подобраны поисково-спасательными отрядами, кого-то уже и доставили домой, и они теперь делились воспоминаниями и наблюдениями с компетентными товарищами. Расчеты зенитных дивизионов пребывали в состоянии повышенной готовности, пальцы операторов лежали на кнопках Пуск, а сами они ждали одного – команды. Но те, кто был уполномочен команду отдать, вплоть до самого верхнего, до уровня Бога, выжидали, надеясь, очевидно, что самолеты либо сядут, либо упадут сами собой. Это тоскливое ожидание неведомого и неминуемого ощущалось на КП почти физически, как звенящая над головами струна, что вот-вот должна порваться. Ожидание срыва, или взрыва, становилось невыносимым, что странным образом проявлялось на физическом уровне в поголовном, тотальном, мучительном зевании присутствовавших и причастных. Когда хруст выворачиваемых челюстей стал похож на беглую ружейную пальбу, внезапно раскрылась дверь, и в проем верхней частью тулова проник Виктор Скубишевский, капитан и оперативный работник. Безусловно игнорируя обращенные к нему недовольные, а частью попросту враждебные взгляды, в том числе полковников-комиссионеров, Смерш выделил среди людской наличности Сержа Таганцева и поманил того пальцем.

– Я его забираю, – объяснил он происходящее привставшему со стула Дукшту-Дукшице. – Думаю, что ненадолго. Но, в общем, как получится.

Львович что-то с трудом сглотнул, какой-то комок в горле, получилось – кивнул согласно.

– Ты чего? – спросил Серж опера в коридоре. В груди распускалась, раскручиваясь, и чертила по нервам острыми лучами звезда тревоги.

Но Виктор был обескураживающе спокоен, точней – безэмоционален, точно устал удивляться событиям в одиночку и теперь желал одного – предоставить кому-то возможность тоже ими насладиться.

– Пошли, покажу кое-что, – объяснил свой интерес Скубишевский.

– Знаю я твое покажу...

– Да не-е...

Повернувшись на каблуках, он направился к лестнице, по обыкновению не оглядываясь, однозначно уверенный, что означенное лицо последует за ним непременно. Серж, конечно, последовал. А куда деться-то?

Они спустились этажом ниже и прошли в конец коридора, до кабинета у лестницы, в котором Серж недавно провел такую памятную ночь, подвергаясь беспощадно щедрому Витькиному допросу.

– Входи! – опер открыл дверь ключом, пропустил Таганцева вперед, сам зашел следом и зажег свет, хотя было еще светло.

Серж остановился перед верстаком и огляделся, не понимая совершенно, зачем его снова сюда привели.

– Ну, что? – спросил Скубишевский. – Ничего не замечаешь?

Серж пожал плечами:

– Ничего. А что, должен?

– Его нет! – воскликнул Виктор. – Утащили, прикинь! И он, пройдя мимо Сержа вперед, похлопал ладонью по пустому полю верстака. – Машинку эту долбанную, гробину, вынесли, тяжесть такую, из закрытого кабинета. Никто не видел, как! Никто, ни единая душа, ничего не видел. Уж поверь мне, я провел расследование, профессионально, по горячим следам. За пять минут вытащили, средь бела дня. Я только в туалет вышел на пять – пять с половиной минут, прихожу, а ее и нет. Только что была, и вот уже нет. И никто ничего, представляешь?

– Да, дела... Вещдок пропал.

– Объект дознания!

– Тем более. Что теперь будет?

– А, что будет... Не обо мне речь! Но предмет надо вернуть на место!

– Ну, надо, наверное. А я при чем?

– А вот теперь о тебе. Ты, помнится, намекал мне, что машинку унести могут отсюда. Да даже не намекал, а прямо так и говорил: унесут, мол. Ты это откуда знал?

– Ты чего это, дело мне шьешь? Ничего я не знал! Я только спросил, не боишься ли ты оставлять дверь незапертой? Что через открытую дверь могут что-нибудь, того. Вынести. Вот и вынесли.