Глава 2 РОМЭН

Отчасти я до сих пор в шоке от того, что нахожусь здесь. Не только в США, потому, как провел последние два месяца в Азии, чтобы пройти заключительную часть обучения. А здесь, в Колорадо.

Я сижу на чертовой кровати в квартире Рейна, как будто четырех лет тишины и не было. Притворяясь, что Киран не выбросил меня из своей жизни в ночь перед моим переездом в Орегон.

В ту ночь, когда я поставил на карту свое сердце и фактически разрушил единственное хорошее в своей жизни. То, что не было связано с родственными связями или обязательствами.

Так что, да, возможно, поцелуй стал не самым умным шагом в моей жизни, учитывая то, что я уезжал. Особенно когда знал, что Киран... будет смущен, если не сказать больше. После всего, что с ним случилось, я не винил парня за то, что он не понимал, чего хочет. И как лучший друг, делал все возможное, чтобы ему помочь.

Даже если замечал его взгляды. С искоркой в глазах, говорящей гораздо больше о похоти, чем о дружбе.

И все же я ничего не стал бы предпринимать. Не тронул бы его. Не осмеливался переступить черту нашей дружбы, потому что неверное прочтение сигналов могло стать ее концом. И теперь я знаю, что это правда.

Но в свою последнюю ночь в Филадельфии я решил, что мне надоело ждать, и сделал шаг, которого отчаянно желал много лет. Меня уже тошнило от того, что я постоянно путаюсь в своих чувствах к Рейну, чувствах, которые испытываю к нему с тех пор как... В общем, целую вечность.

С тех пор, как мы были детьми.

Мне нужно было знать. Убедиться наверняка, прежде чем меня отправят выполнять свой долг как члена наследия, которое копилось сотни лет. До того, как я переехал в ту проклятую страну, где моя жизнь превратилась в сплошную череду монотонных тренировок, исторического образования и всей той хрени, которая приходит вместе с членством в тайном обществе. Не то чтобы я когда-нибудь об этом просил.

Но, именно это и происходит, когда тебя заставляют быть членом Анклава только из-за родословной и первородства.

В ту ночь, четыре года назад, я знал, куда приведет меня жизнь. Мне не хотелось уезжать, и я сходил с ума, пытаясь придумать, как остаться.

А еще лучше, чтобы Рейн уехал со мной. Хотя я и знал, что такое возможно лишь в теории, как бы ни старался убедить себя в обратном.

Поэтому, поступив как эгоист, я поцеловал Кирана.

Черт, не просто поцеловал. Я скользнул рукой под его плавки, сжал его член и... Рейну это понравилось. Он ощущал то же, что и я. Чувствовал все, что делал. Похоть, желание, неконтролируемое влечение.

И на долю секунды мне показалось, что Киран наконец-то мой, хотя бы на одну ночь.

Пока все не рухнуло.

— Тебе придется спать на диване, — говорит мне Рейн, вырывая из мыслей, прежде чем те утопят меня в сожалении и тоске. Я поднимаю взгляд, замечая, что он стоит в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку.

Киран хорошо выглядит — действительно хорошо — после всех этих лет. Другой, но все тот же.

Все еще мускулистый, атлетично сложенный и прямо-таки источающий сексуальную привлекательность, благодаря замысловатым тату на теле.

И все же каким-то образом Рейн стал другим. Не знаю, как и почему, но что-то в нем изменилось.

Он стал более спокойным. Более уверенным в себе.

Больше самим собой.

Что бы там ни было, и чем бы это ни было вызвано, я надеюсь, что Киран будет продолжать в том же духе. Тот уровень уверенности, который излучает Рейн, очень ему подходит. Даже если его самообладание слегка пошатнулось, когда он увидел своего товарища по команде в аэропорту.

Я не знаю, что там у них за история — а она явно есть — но в данный момент мне все равно. Я здесь, и это главное. Вопреки всему.

— Подойдет любой вариант. Ты уверен, что не против, если я останусь здесь? — спрашиваю я, выгибая бровь.

Затем перевожу взгляд на его правое запястье — одно из немногих мест, где нет кельтских татуировок, и под прозрачным пластырем замечаю единственное слово, которое Рейн набил сегодня днем.

Abhainn.

Наблюдая, как тату-мастер вбивает чернила под кожу, я погуглил значение слова, любопытствуя, почему тату была важнее, чем обдумывание плана против Теда, только чтобы узнать, что оно на гэльском и означает «река».

Зачем Рейну захотелось сделать татуировку именно с этим словом, особенно на гэльском, я без понятия. Скорее всего, оно связано с его отцом. Но, зная Рейна достаточно долго, я научился тому, когда нужно надавить, а когда отпустить. И указание на то, что у нас есть более неотложные дела, было определенно последним жестом в списке.

— Да, это не проблема. Я могу купить надувной матрас, если так будет лучше, — говорит мне Рейн, все еще прислоняясь к проему двери.

Я ухмыляюсь:

— Что, даже не разрешишь спать с тобой в одной постели, как в детстве? Одетыми с головы до ног, потому что не геи?

Я ожидаю, что Рейн рассмеется, но то, как он морщится от моих слов, вызывает у меня неловкость.

Черт.

Я морщусь в ответ, отмечая, что Киран, возможно, и принял мои извинения, но между нами все еще гудит напряжение.

— Плохая шутка или не то окружение?

В глазах Рейна горит опасный огонь, когда он качает головой и улыбается, хотя улыбка снова кажется вынужденной.

— Не-а, мужик. Просто мне нужна секунда, чтобы привыкнуть к... стебу.

То, как Киран произносит слова, не должно причинять боли. Конечно между нами все равно будет присутствовать неловкость, даже после разговора в джипе по пути из аэропорта. Но это как лезвие бритвы по коже — слышать, что Рейн все еще чувствует себя со мной неловко, хотя подростками мы были неразлучны.

Думаю, это просто еще одно доказательство: существует кое-что, что не может выдержать фундамент дружбы, не давая трещину.

Я пожимаю плечами и фальшиво улыбаюсь, хотя думаю, что моя улыбка гораздо более убедительна, чем у Кирана, потому что он, похоже, расслабляется.

— Не переживай. Между нами все хорошо?

Пожалуйста, скажи «да», чтобы я не ощущал себя дураком, который ради тебя меньше чем за сутки пролетел полмира.

А еще лучше, скажи «да», чтобы я не чувствовал себя идиотом из-за того, что питал чувства, которые должен был отпустить еще с той далекой ночи в бассейне.

— Да, — тихо смеется Киран, поворачиваясь, чтобы уйти. — Клянусь, все хорошо. Честно говоря, я не могу отблагодарить тебя достаточно за то, что ты приехал.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, когда он выходит из комнаты, чтобы не выдать какой-нибудь ерунды вроде: я жаждал оказаться рядом. Потому что, если не буду осторожен, Киран наверняка вышвырнет меня на хрен так же быстро, как и позвал.

Черт.

Я до сих пор не могу поверить, что он мне позвонил.

Из всех людей в этом мире Киран позвонил мне.

Даже не так. Я был ему нужен. Он со всхлипом произнес эти три слова в ту же секунду, как я снял трубку. Прежде чем успел что-то произнести.

Через четыре года.

Как, черт возьми, я мог ему отказать?

— Что случилось? — спрашиваю я, вытирая пот со лба и присаживаясь на спарринг-мат.

Давая тренеру сигнал рукой «минутку», я подтягиваю ноги к груди и жду ответа.

— Ро... — выдыхает Рейн мое имя, и я слышу боль в его голосе. Судорожно сглотнув, я шепчу его имя в ответ. — Мне... нужна твоя помощь. Тед... он...

Мое зрение тут же затмевает черный, когда Киран рассказывает подробности, которыми поделились СМИ о деле ФБР против сенатора Андерса.

Налет на психотерапевта. Кассеты, спрятанные в течение многих лет только для того, чтобы быть найденными его матерью.

А потом ФБР обнародовало имя Кирана для прессы в подтверждение того, что пленки попали в руки Бюро.

К концу разговора Рейн тяжело дышит, изо всех сил пытаясь держать себя в руках, пока на заднем плане не раздается тихий женский голос.

— С тобой сейчас кто-нибудь есть? — Слова выходят с большей язвительностью, чем мне бы хотелось. Во мне вспыхивает ревность, но, к счастью, не думаю, что Киран это замечает.

— Мой психотерапевт, — хрипло отвечает он. — Это она показала мне новостной ролик.

У меня голова идет кругом от мысли, что Рейн снова решился пойти к психотерапевту, учитывая, что произошло с предыдущим, но это вопрос для другого раза.

— Что от меня требуется, Рейн? Что я могу для тебя сделать?

Черт, неужели я действительно брошу все, чтобы поехать к нему? Свою подготовку, преданность семье и стране?

Но в ту секунду, как Рейн просит меня приехать в Колорадо и помочь ему спланировать следующий шаг, я понимаю, что бороться бесполезно. Потому что он имеет надо мной власть. С тех пор, как мы были мальчишками, слишком молодыми, чтобы знать хоть что-то о любви.

— Буду там завтра, — без колебаний отвечаю я.

Потому что так и будет. Я сделаю все для тех, кто мне дорог и кого люблю.

Даже когда не должен... Как, например, сейчас.

— Ты уверен? — Тревога в голосе Рейна осязаема, я чувствую, как она проникает мне под кожу, как только слышу ее. — Потому что ты наверняка занят... чем бы ни занимался. Но твои связи могли бы…

— Абсолютно уверен, — настаиваю я, чувствуя что угодно, только не уверенность.

Я мог бы попасть в серьезные неприятности, отказавшись от обучения, когда мне осталось всего несколько месяцев до его окончания.

Но... Я должен поехать к Рейну. У меня нет другого выбора.

Я поднимаюсь на ноги и хватаю свою сумку, стоящую у стены. Взглянув на своего тренера, я машу ему рукой, давая понять, что на сегодня закончили.

Привилегия быть его боссом.

Я молча бегу к своему Ламборгини — единственному кусочку дома, который я привез с собой за время пребывания в Азии. Когда я бросаю сумку на сидение, все еще оставаясь на линии с Рейном, то, наконец, продолжаю:

— Напишу тебе, когда самолет будет в часе полета от Боулдера. Просто встретимся в аэропорту, и поедем оттуда к тебе, — говорю я ему, выезжая на дорогу.

На другом конце линии раздается вздох облегчения:

— Спасибо, Ро…

От этой благодарности у меня в горле появляется ком, потому что отчасти я виноват в том, что Рейну пришлось звонить мне первым. Потому что не мог постоять ни за него, ни за себя, когда мы были подростками, и бороться за то, чего, по моему мнению, мы оба хотели.