Глава сорок третья. Джим

Переходы внутри станции были разными. Одни, такие огромные, что там мог поместиться корабль, больше походили на сухой док, чем на коридор. Некоторые — как на «Роси» и «Соколе», более привычны человеческому восприятию. Некоторые едва проходимы, а некоторые — узкие, как соломинки для питья. Вероятно, были другие, слишком мелкие, чтобы увидеть невооруженным глазом. Станция повторялась во всех размерах, как фрактал.

Температура у Джима была стабильной, но начали неметь ступни и пальцы рук. Сначала ощущалось покалывание, а потом стала ухудшаться чувствительность. Если он крепко стискивал руки вместе, то еще мог почувствовать в глубине что-то вроде боли, но легкие прикосновения совершенно не ощущались. Появилась трепещущая и резкая колющая боль в животе, что ему совсем не нравилось. Но Танака больше не требовала от него новых данных о состоянии, а он сам не предлагал.

Переход, который они преодолевали сейчас, резко поворачивал туда-сюда, и Джим утратил чувство направления. Может быть, они поворачивали к центру станции, или наоборот, к поверхности. Наверняка он знал только то, что Танака выглядела уверенной, выбирая каждый раз новый путь, и что время у них заканчивается. Джим с Терезой проследовали за Танакой за угол, а потом к расширению, где этот коридор пересекался с другим. Танака остановилась на перекрестке, нажимая кнопки управления на запястьях скафандра. Хмурый взгляд был суров, хоть ножи об него точи.

— Ищешь что-то конкретное? — спросил Джим по открытому каналу. — Станция слишком велика для того, чтобы рассчитывать просто наткнуться здесь на Дуарте.

В голосе Танаки слышалось раздражение.

— У меня есть полная физическая карта, построенная «Соколом», с разметкой его предполагаемого местонахождения, основанной на структуре и потоке энергии. Но она оказалась более приблизительной и неточной, чем ожидалось...

— Или место вокруг нас постоянно меняется, — вставил Миллер, пожимая плечами.

— ...Кроме этого, у меня имеются и химические маркеры. Они были бы более полезны, если бы на мне был другой скафандр, но уверена, они приведут нас к цели. Есть некоторые помехи, но я продвигаюсь вперед.

Миллер почесал нос, и Джим тоже почувствовал зуд.

— Сомневаюсь, что у нее есть реальный прогресс. Но такая злость, недовольство и тяжелое вооружение — не та комбинация, при которой я стал бы сопротивляться.

Тереза плыла рядом с Джимом. Лицо у нее побледнело, вокруг глаз проступили круги, как будто слишком долго не спала.

Джим положил руку ей на плечо, и прошло несколько секунд прежде, чем она обернулась.

— Я все время слышу мальчика, он рассказывает, как скучает по сестре. Думаю, он говорит по-корейски. Я совсем не знаю корейский и все-таки его понимаю. Это как Вавилонская башня наоборот.

— Не позволяй этому отвлекать тебя, — сказала Танака.

Джим ждал, что Тереза огрызнется в ответ, но она только покачала головой.

— Я просто хочу найти отца.

— Сюда. — Танака указала на ответвление поперечного коридора. — Здесь следы более заметны.

Она двинулась в ту сторону, Тереза за ней. Джим подумал, как они отреагируют, если он пойдет своей дорогой, потом вздохнул и направился вслед за ними.

— Так вот ловишь рецидивистов, — сказал Миллер, — и со временем начинаешь их узнавать.

Коридор впереди стал светлее и, как артерия, разделился на две части поменьше. Танака в сопровождении Терезы выбрала один коридор, поплыла вперед и наткнулась на стену, не успев даже выпрямиться.

— Я и забыл, как меня доставали твои назидательные полицейские истории, — сказал Джим Миллеру.

— А я все равно здесь. Я пытаюсь мыслить логически. Когда смотришь, как кто-то работает, начинаешь понимать его образ мыслей. Джоуи полдюжины раз прорезал на складах дыры и забирался внутрь. Когда в следующий раз ты увидишь склад с прорезанной в нем дырой, то захочешь проверить, где той ночью был Джои. Люди не меняются, уж поверь. Они используют те стратегии, которые приводят к результату.

— Я тебя услышал.

— А теперь я смотрю на твоего приятеля Дуарте, да? И мне кажется, это опять тот же «Эрос». Может быть, не цель, но метод такой же. «Эрос», где та дрянь овладела человеческими телами и творила с ними то, что хотела.

— И Дуарте делает то же самое. Он использует людей как кирпичики, чтобы выстроить желаемое.

— Может быть.

Джим оглянулся. Миллер был рядом, но при этом он точно знал, что это иллюзия. Идеальная.

Миллер устало поднял брови.

— Задай себе вопрос, считаешь ли ты Дуарте преступником или первой жертвой. Ты же знаешь, эта штука способна зацепиться за дофаминовые рецепторы. И заставить тебя любить то, что она желает. Может быть, она ухватилась за его чувства к ребенку и использовала их как привязь. Твари, выстроившие все это дерьмо, из своих могил могли пользоваться им, как когда-то пользовались Жюли. И кое-что доступно только если ты сам внутри. Помни это.

— Это неприятно, — заметил Джим. — Но согласен. Я примерно так же и думал.

— Ну конечно, думал. Я же использую твой мозг. Вряд ли я добавил своих нейронов в это партнерство.

— Значит, я сейчас говорю сам с собой? Это разочаровывает.

— Вовсе нет, — сказал Миллер. — Это то, что осталось от моих попыток тебе подсказывать. Это дело только твое, старик. И ты знаешь больше, чем тебе кажется.

В животе Джима что-то дернулось. На секунду стало больно, потом боль сменил холод, наводящий на мысли о повреждении нерва. Но Джим не был сосредоточен на собственном теле. Он сейчас был на станции «Эрос», где протомолекула в первый раз вырвалась на свободу. На мгновение он увидел труп Жюли Мао в обшарпанном гостиничном номере. Черные спирали, тянущиеся по стене вверх от тела. Голубые мотыльки, порхающие в воздухе. Что-то в этой картине царапало его сознание. О Жюли, но и не о Жюли. И об «Эросе», но не только об «Эросе».

— Ага, — сказал он. — Вот оно. Мы использовали тепло как ориентир. — Танака не обернулась и не ответила. Джим проверил, включен ли его микрофон. — Танака! Там, на «Эросе», мы использовали тепло!

Танака отключила двигатели скафандра, на секунду зависла в воздухе, а потом обернулась. Тереза зацепилась за выступ стены пальцами, как за поручень. Джим замедлился и тоже остановился. Миллер, невидимый для остальных, парил рядом с Танакой, пока Джим не глянул назад — а он уже там.

— Когда «Эрос» двигался, он нагревался, — пояснил Джим. — Миллер вошел внутрь, искал способ остановить его. Он искал горячие точки. Если Дуарте оказался в центре всего этого, если он управляет всем, как Жюли Мао «Эросом», значит, он тратит много энергии. Выделяет много отработанного тепла. Если карта неверная, может быть, это поможет?

Он не мог оценить молчание Танаки, но она, по крайней мере, остановилась. Нос у Джима зачесался сильнее, словно что-то крошечное кусало где-то рядом с правой ноздрей. Вихрь голубых точек вырвался из одной стены и исчез в другой.

— Хорошо, — сказала Танака и переключилась на панель управления у себя на запястье. И сейчас же покачала головой. — У меня нет связи с «Соколом».

Джим проверил свою систему. Абоненты в ней были только местные — Танака и Тереза. По мнению его скафандра, во вселенной больше никого не было.

— Мы зашли слишком далеко вглубь, — сказал он. — Или это место работает как клетка Фарадея для всего остального мира.

Танака опустила голову. В отсутствие гравитации это был единственный способ выражения чувств. Джим впервые подумал о ней не как об угрозе или враге, но как о человеке, попавшем в ту же мясорубку, что и он сам. Изможденное лицо, искаженное раной, плотно сжатые губы, усталость в глазах.

— Это ничего, — сказал он. — Мы справимся.

Она подняла взгляд. На него смотрела женщина, прострелившая позвоночник Амосу. Ощущение ее уязвимости или сострадание утонули в едва сдерживаемых ненависти и гневе. Джим был уверен — не будь на ней шлема, она бы плюнула.

— За мной, — приказала она. — Держаться рядом.

Он подчинился.

— Хорошая была попытка, — заметил Миллер.

Джим выключил микрофон.

— Знаешь, я начинаю думать, что, возможно, это был неудачный план.

Миллер разразился хохотом, и Джим улыбнулся. Только холод в животе да онемение рук и ног напоминали, что детектив сжирает его изнутри. Танака дошла до следующего пересечения, на сей раз с шахтой, очень напоминавшей металлические составляющие внешней части станции. Джим впервые видел такое с тех пор, как они попали внутрь. Танака молчала, и ему показалось, что он видит тепловое сканирование в слабом отблеске дисплея ее шлема.

— И что тогда происходит? — спросил он.

— Происходит когда?

— Когда она тебя захватывает. Протомолекула. Когда полностью овладеет тобой — что тогда?

Детектив прищурил несуществующие глаза, и на миг Джиму показалось, что он видит в них неземные голубоватые отблески.

— Ты о том, что сам в себя впустил, да?

— Да.

— Поворачивать назад уже поздно.

— Да, я знаю. Просто паршиво себя чувствую.

— Хочешь успокаивающий радостный треп или правду?

— Успокаивающий радостный треп.

— Это круто, — ответил Миллер, ни секунды не медля. — Это долгое, спокойное забытье, полное интересных и живых снов.

Живот Джима сжала судорога, острая, как отвертка.

— Да, ты прав. Звучит круто, — сказал он, стиснув зубы. — Я уверен, мне это понравится.

— Сюда, — сказала Танака, входя в металлическую шахту. — Постарайтесь не отставать.

Они падали. Джим не мог воспринимать это иначе, только как падение. Когда он пытался представить их полет как движение вперед или вверх, переосмысление длилось пару секунд, а потом они снова падали. Либо тонкие струны силовых линий исчезли, либо он потерял способность их видеть. Стайки голубых светлячков становились гуще, огоньки плясали и кружили в водоворотах, не имевших ничего общего с местным воздухом. Джим поймал себя на воспоминаниях о стаях птиц на рассвете и о косяках серебристо-чешуйчатых рыб. Тысячи отдельных животных объединяются в нечто большее, нечто обширное и способное на то, что в отдельности ни одному из них не под силу. Это казалось важным.