Глава двадцать шестая. Джим

Джим не мог уснуть. Он лежал в кресле-амортизаторе, погруженный в гель, с мягкой гравитацией в одну треть g, и старался заставить себя ощутить умиротворение и покой, но они не шли. Рядом, спиной к нему, свернулась Наоми. Когда-то он спал, совсем отключив освещение, но то было еще до Лаконии. Теперь он оставлял слабый свет — не больше одной свечи, но достаточно, чтобы, очнувшись от ночного кошмара, убедиться — его окружают знакомые стены каюты. Однако кошмар ему не приснился. Джим вообще не спал.

Наоми что-то пробормотала во сне, подвинулась, устраиваясь поудобнее. За долгие годы он уже знал, что так она погружается в самый глубокий сон. Что-то снова пробормотав, она вздрогнула, как будто удерживаясь от падения, и засопела.

Он мечтал о такой жизни во время тюремного заключения. Он думал, что лишился этого навсегда — мучений от легкой бессонницы, со спящей рядом возлюбленной. То, что вселенная возвратила ему все это, когда он уже потерял надежду, переполняло глубокой признательностью — когда не пугало. Ведь все это было таким тонким, таким хрупким и драгоценным.

Они оба смертны. И наверняка он знал лишь одно — это не будет длиться вечно. Когда-нибудь они с Наоми в последний раз поужинают. Когда-нибудь для него настанет последняя бессонная ночь. И последний момент, когда он будет слышать вокруг гул двигателей «Роси». Может быть, он будет осознавать, что время пришло, может, все поймет, только оглянувшись назад, или это может так быстро закончиться, что не будет времени замечать короткие потерянные мгновения.

Наоми дернулась, снова затихла, а потом засопела, тихо и мягко. Несмотря на усталость, Джим улыбнулся, досчитал до двухсот ее вздохов, чтобы дать ей время полностью погрузиться в сон, а потом выбрался из своего кресла и в полумраке оделся. Когда он открыл дверь в коридор, Наоми обернулась и посмотрела на него. Несмотря на широко распахнутые глаза, она толком не проснулась.

— Не тревожься, — сказал он ей. — Спи.

Она улыбнулась. Она была так красива, когда улыбалась. Она красива всегда. Джим закрыл дверь.

Они проделали уже три четверти пути к «Соколу» и скоро должны были начинать торможение. А сообщение, которое прислала им Элви — о том, что они могут пристыковаться, и она проследит, чтобы не было проблем, и что их уже ждут — оставляло ощущение нормальной жизни, которое совсем не соответствовало ситуации. И даже после того, как в ответ Наоми передала траекторию их полета и координаты ожидаемого пересечения, Джим был смущен абсурдностью отношения как к простому визиту в гости на ужин, в то время как на самом деле эти действия больше походили на заговор и государственную измену. Однако «Деречо» не пошел за ними через врата, а здесь спрятать корабль негде. Когда-то на системе Адро могла существовать жизнь. Сейчас осталась лишь звезда, зеленый алмаз размером с газовый гигант, плюс «Сокол» и «Росинант».

Пробравшись к лифту, Джим медленно проехался на нем вверх сквозь сонный корабль, на командную палубу. Алекс стоял возле кресла-амортизатора, держал в руке грушу с напитком, а на экране перед ним сияли врата. Теперь они остались достаточно далеко позади, и, выйдя наружу, Джим не различил бы их среди миллиардов звезд. А телескоп показывал исходящие от них волны энергии, подобные северному сиянию.

— Привет, — сказал Джим.

Алекс оглянулся через плечо.

— Ты что не спишь?

— Не мог уснуть. Решил посмотреть, не хочешь ли ты, чтобы я постоял на вахте.

— Я в отличной форме, — ответил Алекс. — Ритм сбился, и кажется, сейчас послеобеденное время. Не хочешь пива?

— Послеобеденного?

— Не утреннего же.

Алекс извлек из своего кресла еще одну грушу. Джим подхватил ее на лету, отломил пробку и сделал большой глоток.

— Никогда не понимал тех, кто любит пить пиво без гравитации, — сказал Алекс. — Это же не напиток, а просто какая-то слабоалкогольная пена.

— Не спорю, — ответил Джим и кивнул на экран. — Что там?

— Ничего нового, вот только... — Алекс указал на сияющее кольцо. — Не знаю. Все смотрю на него. И гадаю, что за чертовщина там происходит.

— Ну, оно все же нас не убило. Для начала неплохо.

— Это точно, могло быть хуже. Но... Вот ты думаешь, будто что-нибудь понимаешь, да? А потом оказывается, что ты просто привык. Оно раз за разом что-то делает, и через некоторое время ты думаешь, что так оно и работает. А потом раз – и оказывается, что это нечто совершенно другое

— Как использовать микроволновку вместо светильника, потому что внутри у нее есть свет, — сказал Джим.

Он пытался вспомнить, где услышал этот пример.

— Ага, точно, — ответил Алекс. — Думаешь, что понимаешь суть, а оказывается, это просто поверхностное знакомство.

Джим глотнул еще пива. По понятным причинам хмель отдавал грибами.

— Я надеюсь, Элви что-то об этом знает. То есть, я имею в виду, понимает лучше, чем мы.

— Будем надеяться, — согласился Алекс, выжал из груши остатки пива и забросил ее в утилизатор. И рыгнул, удовлетворенно и громко.

— Сколько ты уже выпил? — спросил Джим.

— Так, чуток.

— Ты что, напился?

Алекс подумал.

— Немного есть. — Он тяжело опустился в кресло-амортизатор. — В детстве у меня была реально дерьмовая нянька. Мне было девять, а ей шестнадцать. Мы смотрели ужастик. Под землей жил здоровый котяра-монстр, и его разозлили какие-то сейсмические исследования. Он вылез на поверхность, стал раздирать города и рушить туннели. Напугал меня до смерти.

— В детстве что только ни пугает, — заметил Джим.

— Да я знал, что это не по-настоящему. Я был мелкий, но не дурак же. Но я все равно боялся его, и кое-какие слова отца помогли с этим справиться. Знаешь какие? Он доказал, что кот настолько не масштабируется.

— Не масштабируется?

— Объем исчисляется кубометрами. Такой здоровенный кот, способный раздербанить город, не поднимется на лапы, даже при марсианской гравитации. Его кости сломаются под собственным весом. И мне этого оказалось достаточно. Я перестал бояться, потому что понял — так не выйдет. И сейчас прямо как тот кот — это не масштабируется.

Джим на секунду задумался.

— Либо ты перепил, либо я недопил. Я не понимаю.

— Все врата. Все системы. Это слишком много для нас. Больше, чем мы вообще можем объять. Я хочу сказать — ты когда-нибудь думал, каково наблюдать за всеми системами, сколько их там сейчас? Даже просто увидеть, где мы? Тысяча триста семьдесят три штуки врат...

— Семьдесят одна. Танджавур и Текома пропали.

— Тысяча триста семьдесят одни врата, — согласился Алекс. — А теперь допустим, ты планируешь лететь так, чтобы не тормозить, входя во врата. Разгоняешься до самых врат, а потом тормозишь всю дорогу до планеты. Тебе может понадобиться целый месяц.

— И реакторной массы не хватит.

Алекс отмахнулся от этого возражения.

— Ну, допустим, ты запасся перед полетом. И реакторной массой, и топливом, и едой, всем. И еще жидким гелием для избавления от избыточного тепла.

— Значит, игнорируем все возможные ограничения?

— Да. Пять миллиардов километров за месяц, и так каждый месяц. Совсем без дрейфа. Не останавливаясь на планетах. Только...

Он выбросил вперед руку, изобразив скорость.

— Ладно.

— Сто пятнадцать лет. Начинаешь с рождения и заканчиваешь стариком, не увидев в жизни ничего, кроме корабля изнутри. Пусть ещё по неделе на каждой планете — не в каждом городе, не на каждой станции, просто как турист, на планете. Добавляем ещё двадцать восемь лет. Итого тебе уже около ста сорока. Это целая жизнь, только чтобы взглянуть. Получить общее представление. И ни разу не увидеть то же место во второй раз.

Джим об этом думал. Между работой на Транспортный профсоюз в давние времена и полетами для подполья он успел побывать в бо́льшем количестве систем, чем почти все знакомые ему люди, тем не менее, таких систем было меньше трех десятков. Джим знал, сколько их ещё, сколько он никогда не увидит, сколько систем пыталась скоординировать Наоми. Алекс прав, это очень трудно. Может быть, нереально.

— И это еще не самое худшее, — продолжил Алекс. — К тому времени, как закончишь миссию, там, откуда ты начал, за столетие все изменится. Прежним там ничто уже не останется. Все места, где бываешь, начинают изменяться в ту минуту, как ты покидаешь их.

На экране мерцали и переливались врата. Условными цветами на карте отображались исходящие радиоволны и рентгеновские лучи. Джим никак не мог избавиться от представления о вратах как о глядящем на них огромном глазе.

— Это все тоже чересчур велико для людей, — сказал Алекс. — А насчет того, кто это построил... Может, им и под силу справиться, но мы созданы не для таких масштабов. Мы стараемся стать достаточно крупными, но ломаем ноги, едва попытавшись подняться.

— Хм-м... — протянул Джим и спустя секунду добавил: — У тебя пиво еще осталось?

— Не-а.

— А ты хочешь?

— Ага.

«Сокол» с выключенным движком поначалу казался просто маленьким астероидом странной формы. Он находился чуть менее чем в трехстах тысячах километров от алмаза Адро и вращался по орбите вокруг него как крошечная луна. Артефакт выглядел устрашающе — необъятно огромный, зеленый, то и дело мерцающий мрачным внутренним светом, словно глубоко в недра объекта проникла буря. И планета, и хранилище информации.

Джим достаточно знал о работе, предварительно проделанной Элви, и поэтому мог оценить в высшей степени неестественные свойства объекта: он не разрушился от собственной массы, был связан с теми же принципами нарушений пространства, что и врата и он обладал способностью хранить много больше информации, чем произвело человечество за тысячелетия своего развития. «Сокол» — тускло-белый, наполовину органический, как и все лаконийские корабли, вызывал бы раздражение в любой другой обстановке. Здесь же Джим ощущал странное родство с ним. Может быть, технологии корабля и чуждые, но конструкция в основном человеческая.