Глава восьмая. Элви

Фаиз парил у ее стола, просматривая записи. Каждый раз, когда его что-то озадачивало или вызывало сомнения, между бровей появлялась складка.

— И что, ты что-то понимаешь в этой хрени? Я совершенно сбит с толку.

В записях имелись сканы мозга и тела Кары и сканы БИМа, но для Элви самым важным было интервью с Карой. На него ушло несколько часов, она задавала вопросы, а Кара отвечала устно или записывала ответ. И хотя это была наименее объективная часть данных, именно она взволновала Элви больше всего.

— Да. То есть, кажется да, — ответила Элви и помолчала. — Есть пара идей.

Фаиз закрыл окно с отчетом и повернулся к ней.

— Может, поделишься со мной? Я вообще не понимаю, что это.

Элви собралась с мыслями. Экзобиология была не первой ее специализацией. В полузабытые древние времена, от которых сейчас ее отделяло всего лишь несколько бурных, полных перемен десятилетий, она поступила в Мировой колледж Седжона, поскольку у них была лучшая из доступных программ по медицинской генетике. Если быть честной, не так уж она любила медицинскую генетику. В пятнадцать лет она увидела Амали уд-Даулу в роли медицинского генетика в фильме «Пригоршня дождя» и весь следующий год пыталась сделать себе такую же прическу. Безуспешно. Странная алхимия подростковой впечатлительности превратила ее неосознанную идентификацию с актрисой из развлекательной программы в интерес к тому, как нити ДНК превращаются в патологии.

Мысль о том, что такая мелочь, как отсутствие одного спаренного основания, становится протекающим сердечным клапаном или слепым глазом, была интригующей и жуткой в равной степени. Элви решила, что это ее страсть, и следовала ей с преданностью человека, верившего, что идет по пути, назначенному судьбой.

Она записалась на курс по внеземным полевым исследованиям, поскольку ее куратор однажды упомянул, что на Марсе или спутниках Юпитера и Сатурна гораздо больше вакансий для новоиспеченных генетиков. Элви поняла намек.

Лекции проходили в маленькой комнате с желтым ковром в пятнах от воды. На настенном экране выгорел пиксель, отчего казалось, что на нем сидит муха. Профессор Ли уже три года как вышел на пенсию и вел занятия лишь потому, что они ему нравились. Либо его энтузиазм оказался заразным, либо таким способом судьба определила ее в нужное место в нужное время. Независимо от причины — или ее отсутствия, — как только профессор Ли рассказал о первых исследованиях внеземной жизни в океанах Европы, мозг Элви вспыхнул, будто ей что-то подсыпали в хлопья, которые она съела на завтрак.

К ужасу матери и куратора, она сменила специализацию на экзобиологию, в то время чисто гипотетическую. По словам куратора, с точки зрения карьерных перспектив, уж лучше бы она училась настраивать рояли.

И так оно и было, пока не сдвинулся «Эрос». С тех пор каждый на ее программе был обеспечен работой пожизненно.

Сейчас Элви была старше, чем профессор Ли, когда рассказывал о Европе и первых робких попытках доказать, что древо жизни на Земле не единственное во всей вселенной. Она видела то, о чем не могла и мечтать, побывала в таких местах, о существовании которых и не подозревала, и оказалась — благодаря случайности и Джеймсу Холдену, будь он неладен, — на острие самых важных исследовательских проектов в истории человечества.

Как странно, что все это вернулось к лекции профессора Ли о Европе. Холодной, мертвой Европе, где, как выяснилось, никогда не было жизни, но она все равно открыла для Элви вселенную.

Элви зацепилась за поручень. Она давно привыкла к невесомости, но все же ей не хватало возможности ходить туда-сюда.

— Ладно. Что ты знаешь о модели медленной жизни?

— Теперь я знаю о ее существовании.

— Ясно. Основы. Ладно. Итак, существует диапазон скорости метаболизма, что можно увидеть на примере животных. С одной стороны, мы имеем нечто быстрое, с высокими темпами размножения, вроде крыс или кур, а с другой — черепах с очень длинной продолжительностью жизни и гораздо более медленным метаболизмом. Все древо жизни находится в этом диапазоне. Оно предсказывает, что в низкоэнергетической среде эволюционируют организмы, которым требуется очень мало энергии. Низкий метаболизм, низкое размножение. Долгая жизнь. Медленная жизнь.

— Космические черепахи.

— Ледяные черепахи. На самом деле, очень холодные морские слизни. Или медузы. Скорее всего, нечто близкое к нейтральной плавучести. Дело не в этом. Теоретически, что-то могло бы эволюционировать в среде с очень малым количеством доступной энергии и с очень... назовем это «неторопливым» ощущением времени. Вот его и искали «Терешковы».

— Потрясающе, просто огонь, — безучастно произнес Фаиз.

— «Терешкова-1» и «Терешкова-2» были первыми долгосрочными экспедициями на Европу. Они искали внеземную жизнь.

— И не нашли.

— Нашли кое-какие прекурсоры аминокислот, но не жизнь.

— То есть, космические черепахи не с Европы.

Раздражение вспыхнуло и погасло. Они оба устали. Оба находились на единственном корабле в незаселенной системе, и любую помощь можно было ждать в лучшем случае несколько недель. И Элви не слишком-то хорошо все объяснила. Она вздохнула, расправила плечи и продолжила:

— Не с Европы. Но, может быть, они похожи на тех, кого мы искали. И есть еще кое-что. «Терешковы» искали и другую форму жизни — организмы, которые живут в глубоких кратерах.

— А, этих я знаю. Черви и всякие штуки, живущие рядом с вулканическими жерлами. Они используют энергию оттуда вместо солнечного света.

— Да, а также получают кучу биологически интересных минералов.

— Стоит заговорить о вулканизме, и я сразу понимаю, что к чему, — сказал Фаиз.

— Вот что описывает Кара. Такой биом. Смотри, она говорит о холоде вверху и жаре внизу. Похоже на ледяную оболочку влажного планетарного спутника с горячим ядром. А между ними — свободная вода. А когда она говорит, что чувствует, как оно начинает создавать больше себя, это... Не знаю. Какой-то вид размножения. Митоз или почкование.

— И то, что она чувствовала вкус камней, — вмешался Фаиз. — Минералы и нутриенты всплывают снизу. Ты думаешь, там и те, и другие. Эти медленные черепахи...

— Медузы.

— ... и организмы из кратеров, только они ниже.

— Как то, что мы искали на Европе.

Складка на лбу Фаиза разгладилась. Элви хотелось продолжать, но она знала своего мужа. Он что-то обдумывает, и если она заговорит, просто ее не услышит. Раздавались лишь гул корабля и щелканье очистителя воздуха, пока Фаиз не издал похожий на кашель смешок.

— Ладно, я знаю, о чем думал, — сказал он. — Насчет этой штуки в воде.

— Поручня?

— Да, именно. Это произошло после... черт... вкушения камней? Серьезно, надо было взять с собой и аспиранта по поэзии. Дерьмо какое-то, а не данные.

— Ты о чем-то там думал.

— Да, прости. Может, этот поручень в воде — какое-то импрессионистское, эмпирическое описание поглощения железа, ведущего к магнитной навигации.

— И вот это, в конце, — сказала Элви. — Когда нечто опускается вниз, в жару, и возвращается со шрамами, но и с этим... откровением, что бы это ни было. Что если это медленная жизнь впервые ищет богатую нутриентами среду? Намеренно ищет пищу вместо того, чтобы просто натыкаться на нее. Думаю, Кара переживает эволюционную историю этого организма. Алмаз...

— Спасибо, что не называешь его изумрудом.

— ... показывает ей, как они появились на свет. Так же как мы стали бы объяснять, что такое жизнь, существу, которое никогда не видело ничего подобного, начав историю с органической химии, чтобы у нас был общий контекст.

Фаиз замер, складка на лбу вернулась. Элви оттолкнулась от стены, повернулась, чтобы ухватиться за край стола, и остановилась. Фаиз увидел выражение ее лица и покачал головой.

— Нет, в этом есть смысл. Некоторый. Я понимаю, что это могло бы быть самой лучшей стратегией обмена информацией и все такое. Просто... Ладно, предположим, создатели протомолекулы довели нас до момента, где они в виде хомячков прячутся от динозавров. Не хочу быть сволочью, но... и что?

Элви не знала, что ожидала от него услышать, но точно не это.

— А то, что мы узнаем кое-что о том, кто они такие. О происхождении вида, который распространился по всей галактике и преодолел кучу всякой ерунды, которую мы считали законами физики. Это немало.

— Немало. Я понимаю. Но, милая, это же так далеко в прошлом. Если бы Кара могла спросить у алмаза пять наилучших способов не дать чудовищам вне пространства и времени уничтожить все живое, такое начало было бы куда лучше.

— Только если она сможет понять ответ.

— И если они знали. А факты намекают, что вряд ли. Та хитромудрая ловушка с гамма-лучами в системе Текома больше похожа на дробовик, привязанный к дверной ручке. Даже если мы узнаем всё о космических медузах, хватит ли нам этого?

Они замолчали. Элви знала эту тяжесть в центре живота. Теперь она всегда была там. Менялось только то, насколько Элви ее замечала. Она ожидала, что муж спросит «Что мы здесь делаем?» и собиралась ответить «Все, что можем», но он удивил ее.

— Все будет хорошо.

Она рассмеялась, не потому что поверила, а потому что это была очевидная неправда. И потому что он хотел утешить ее, а она нуждалась в утешении. Он взял ее за руку и притянул к себе. Обхватил ее, и она позволила себе прижаться к мужу, пока они не поплыли вместе, его голова на ее плече, его бедра под ее бедрами, будто близнецы в одном плодном пузыре. Вряд ли этот образ мог понравиться другим людям, но он нравился ей. А когда Элви была наедине с Фаизом, другие люди не имели значения. Его дыхание пахло дымным чаем.

— Прости, — прошептала она. — Малыш, прости меня.

— За что?

— За все это.

— Это не твоя вина.

Она прижалась щекой к его голове, почувствовала, как волосы царапают кожу. По глазам текли слезы, и кабинет плыл, будто она находилась под водой.