Навигатор утверждает, что я нахожусь около Понте-ди-Леньо и мне нужно повернуть налево, что я и делаю, но не без заноса. Сугробы вдоль дороги начинают сильно раздражать.
Видимо, это были лишь цветочки, потому что внезапно дорога снова идёт вверх, после того как заставила меня поверить, что я почти на месте. Вместо этого, мне нужно пробираться ещё выше, где каждый поворот хуже предыдущего. Я буквально обливаюсь потом, когда в противоположном направлении появляется автобус с лыжниками на борту и усложняет мне жизнь. Неужели они все не могли просто остаться дома в Рождество, вместо того чтобы делать такой сомнительный выбор, как занятия спортом в холод и мороз?
К счастью для меня, водитель автобуса гораздо опытнее и оснащён цепями (теперь я обращаю на это внимание). Он успевает проехать до того, как я впадаю в полуистерику.
— Ты сможешь это сделать, — подбадриваю себя вслух, в надежде успокоить. — Худшее позади. Спокойно продолжай движение…
Старт на подъёме никогда не был моей сильной стороной, и уж точно не по снегу, но, к счастью, после длительного заноса автомобиль снова смог тронуться.
Если верить навигатору, осталось преодолеть ещё один крутой поворот, и я на месте (где намерена как следует напиться, чтобы снять напряжение от поездки, это уж точно).
— Молодец, у тебя хорошо получается, — продолжаю мотивировать себя. Понимаю, что выгляжу немного жалко, но в конце концов, рядом со мной нет никого, кто мог бы шпионить. — Ты почти добралась. Теперь просто поверни направо и ты на месте… К счастью для меня, ворота к дому Радиче оставлены открытыми, но поворот на самом деле узкий, и перед желанной наградой есть что-то вроде небольшого финального подъёма. И тут я совершаю ошибку: испугавшись, я торможу на полпути вверх, так что вынуждена повернуть назад, чтобы совершить разгон. Но если в начале подъёма я чувствовала себя в серьёзном затруднении, то дорога в двадцати метрах от пункта назначения мне кажется почти непреодолимым препятствием. Колёса крутятся и крутятся, а машина никак не может продвинуться вперёд. На мгновение у меня возникает серьёзное искушение выйти из машины и оставить ту, где застряла. Спокойно, если она перекроет всю дорогу....
Неожиданно из ворот Радиче выходит мужчина. Думаю жестом он призывает меня въехать.
Я не знаю, кто он (точно не мой отец и не хозяин дома), и будь всё так просто, я бы уже была внутри, правда?
Опустив окно, я немного выпускаю накопившееся разочарование.
— У меня не получается! Колёса продолжают скользить по снегу! И что, чёрт возьми, случилось с солью или очисткой дорог? — спрашиваю я в раздражении. Я поздравляю себя с тем, что помню эти детали, чтобы переложить часть своей абсолютной беспомощности на других.
С невероятным спокойствием мужчина подходит к моей машине. Благословен тот, кто так расслаблен.
— Снег ещё не перестал идти, и потом — канун Рождества. Алессандра, у тебя нет зимней резины?
И его голос, и лицо сильно изменились с тех пор, как мы виделись в последний раз, но узнавание происходит мгновенно. Я широко раскрываю глаза, как человек, только что увидевший привидение, и начинаю взволнованно дышать. Если бы только можно было развернуться и вернуться туда, откуда приехала, я бы уже задумалась об этом.
— Разве ты не должен быть в Индонезии? — спрашиваю я с интересом.
Томмазо не может сдержать смех.
— В Мьянме. Да, это так.
— И вместо этого ты здесь.., — подчёркиваю я, чтобы дать себе время как-то обработать информацию.
— И вместо этого я здесь... смотрю, как ты буксуешь, — ублюдок добавляет с ухмылкой, которая, как я помню, была его фирменным жестом.
Я уже собираюсь открыть рот, чтобы высказать ему всё, что думаю, когда машина позади меня останавливается в ожидании. Томмазо делает знак немного сдать назад; водитель выполняет, не говоря ни слова. Если бы я сама предложила это, огребла бы по полной.
— Тебе лучше отъехать и попробовать ещё раз. Хочешь, чтобы это сделал я? — Он имеет наглость спросить меня.
— Что? Нет! Без проблем, я справлюсь! — обиженно восклицаю я. Само собой разумеется, предложи мне помощь кто-то другой, я бы освободила руль со скоростью света. Но когда перед глазами маячит ненавистная улыбка Томмазо, вызов берёт верх над всем остальным.
Я переключаю на заднюю передачу и осторожно сдаю по склону вниз на приличное расстояние. Затем решительно вдыхаю и нажимаю на газ, сначала осторожно, а затем более энергично. В первый момент колеса просто заносит, но на этом участке дорога становится менее крутой, и машина наконец-то может двигаться вперёд. Должно быть, энтузиазм нового старта захлестнул меня с головой, потому как я забываю снизить скорость на повороте к въезду в ворота Радиче. Томмазо остался позади меня на обочине и, кажется, он что-то кричит мне, но шум двигателя полностью заглушает его голос.
Машина снова уходит в занос, прежде чем я успеваю войти в поворот, но я не обращаю на это особого внимания. Моя цель — добраться до финиша, чего бы это ни стоило, и хоть как-то реабилитироваться в этой ужасной ситуации. Поэтому въезд во двор резкий, слишком быстрый и не очень хорошо продуманный. В результате правое зеркало машины оказывается ползущим вдоль низкой стены. Но главное, что я внутри. Рождественское чудо!
Я выхожу из машины, всё ещё находясь под воздействием адреналина, улыбаясь, как идиотка, несмотря на то, что технически машина помята.
— Ты в порядке? — спрашивает Томмазо, который, к сожалению, нашёл дорогу домой и догнал меня. — Я слышал странный шум...
— Шум? Какой шум? — делаю вид, что не понимаю.
Томмазо бросает на меня предостерегающий взгляд, как бы говоря, что всё видел и я могу перестать рассказывать сказки; правда он не настаивает и сворачивает тему. Невероятно, но факт.
— Кстати, с Рождеством, Алессандра.
Годы, что я знаю его, это годы, в которые всегда чувствую себя в чём-то виноватой. Вижу, что в этом смысле ничего не изменилось.
— Тебе тоже счастливого Рождества, — не могу не ответить взаимностью.
Кажется, ни один из нас не собирается приближаться для объятий и более искреннего поздравления.
— Итак… почему ты здесь? — спрашиваю его, доставая чемодан из багажника.
Его поражает объёмный размер моего багажа.
— Ты надолго? — язвительно спрашивает он, полностью игнорируя мой вопрос.
— Нет, план был вернуться завтра вечером. — Я не умею путешествовать налегке, и это не его дело.
— А ты? — Не знаю, это лишь моё впечатление или нет, но Томмазо, кажется, не спешит делиться со мной. Будто это государственная тайна.
— Все мои проекты в стадии разработки. Планы сорвались, — загадочно отвечает он.
Между прочим, у него иногда бывает очень сомнительная манера выражаться.
— Когда? — Моя мать потратила годы, пытаясь привить мне манеры, которые, по её мнению, «более уместные и подходящие» для цивилизованного общества. Но потом она сдалась из-за возрастных ограничений. Так что да, я нахальный человек.
Поднимаясь по ступенькам, ведущим к входной двери, Томмазо поворачивается, чтобы посмотреть на меня. И меня осенило, что он даже не предложил мне помочь с чемоданом.
— Когда? Ты хочешь знать точный день и время, когда я решил приехать сюда? — спрашивает он с сарказмом.
По правде говоря — да, это помогло бы мне, но ясно, что я вынуждена сформулировать вопрос по-другому. Просто мгновенно я ничего не могу придумать.
— Ну…
— Давай проясним: мы не виделись лет десять, и первое, что ты делаешь, это допрашиваешь меня?
Томмазо не выглядит оскорблённым, скорее ситуация его забавляет. И в его взгляде появляется неподдельное удивление оттого, что его заставляю улыбаться я.
— Нет, я просто пытаюсь понять: мама сказала мне, что ты с подругой собираешься за границу...
Выражение его лица мгновенно становится мрачным. Я сказала что-то не так?
Но я не успеваю спросить Томмазо ни о чём другом, открывается входная дверь и синьора Радиче вместе с мамой машут нам, призывая войти побыстрее.
— Входите! Почему вы стоите перед входом и теряете время на холоде? — торопит нас хозяйка. — Томми, сейчас же забери у Аллесандры чемодан! — приказывает она, как только понимает, что я в одиночку тащу по лестнице тяжесть.
От этого скрытого упрёка сын, кажется, краснеет.
— Дай мне.., — говорит он, приближаясь ко мне.
После того как всё сделала сама? Ах нет, спасибо.
— Так я уже справилась, — отвечаю я, натянуто улыбаясь.
— Алессандра, дай я тебя обниму! Счастливого Рождества, дорогая! — восклицает синьора Радиче после того, как мы все укрылись в тепле и повесили куртки в холле. — Выглядишь великолепно! — замечает она, отстраняясь от меня, чтобы рассмотреть получше. — И какие у тебя прекрасные волосы!
— Счастливого Рождества! — отвечаю я с гораздо большим энтузиазмом, чем только желала её сыну. Клаудия и Антонио Радиче — очень милые и приятные люди, что трудно объяснить, как их единственный сын мог получиться таким колючим и самовлюблённым.
— К счастью, она перестала красить их в розовый цвет, — вмешивается мама. — В последнее время.
Я провожу рукой по своей гриве пепельно-русых волос, почти защищаясь.
— Розовый цвет очень модный, мама.
Удивительно, как семейные праздники в одно мгновение уничтожают всю завоёванную тобой независимость. Родители внезапно превращают тебя из самостоятельной женщины в девушку, которая заслуживает бесконечной критики за один неверный выбор.
— Розовый цвет в моде у малолеток, моя дорогая. Но ты уже давно не в их числе... — Поражение в яблочко одним махом ещё до того, как я добралась до стола, от которого ожидаю полного уничтожения чувств из-за слишком большого количества еды и алкоголя. В противном случае не думаю, что справлюсь.
Я поднимаю взгляд к небу, чтобы избежать бесполезного язвительного ответа, и когда опускаю обратно, замечаю, что на меня внимательно смотрит Томмазо. Мы обмениваемся неожиданными взглядами взаимопонимания. Да, жизнь непростая у всех...