— Ты выглядишь счастливее, — говорю я, когда мы возвращаемся к нашему кради.
— Моя мать сумела передать послание одному из часовых Дексара, а тот отправил его Зариксу. С ней все в порядке. Она остановилась у своей подруги и попросила Зарикса охранять меня.
Это объясняет постоянную ухмылку Джавира. Мало того, что его мама жива, она еще и разрешила ему тусоваться со своим героем. Это должно быть похоже на Рождество для ребенка.
Моя улыбка исчезает, когда я понимаю, что все еще не рассказала Зариксу о его отце. Я снова прикусываю губу, когда плюхаюсь на свои меха, стараясь не слушать сплетни Джавира.
— Что случилось? — спрашивает он, и я бросаю на него быстрый взгляд.
— Ничего, — вздыхаю я. — Мне просто нужно кое-что сказать Зариксу, и это причинит ему боль.
Джавир хмурится, явно сбитый с толку.
— Тогда зачем тебе нужно ему это говорить?
— Иногда мы должны знать правду, даже когда правда причиняет боль.
— Как тогда, когда я думал, что моя мать умерла?
Я киваю.
— Даже если это было больно, тебе нужно было знать, что произошло, верно?
Он наклоняет голову.
— Кто-то из семьи Зарикса мертв?
Я качаю головой.
— Нет, — вздыхаю я. — Но думаю, что Зариксу было бы легче воспринять именно такую новость.
ЗАРИКС
После нескольких часов разработки стратегии с Текаром я нахожу Бэт спящей в наших мехах. Я пробегаю взглядом по ее изящному, длинноногому телу и мгновенно напрягаюсь. Что-то в этой женщине заставляет меня потерять рассудок.
Она ничего не делала, кроме как стреляла из своего арбалета, снова и снова, по нескольку часов каждый день. Я не упустил из виду, что Веркас был тем, кто учил ее. Тем, кому она улыбалась.
Веркас — идеальный мужчина для такой женщины, как Бэт. Быстрый на поддразнивания, он всегда кажется на грани того, чтобы ухмыльнуться или рассмеяться над какой-нибудь личной шуткой. Он популярен среди женщин этого лагеря, добродушно флиртует со многими из них, которые краснеют и хихикают в ответ.
Я скриплю зубами от этой мысли.
Я же, напротив, известен своей задумчивостью и тем, что отказываюсь заводить пару. Женщины относятся ко мне настороженно. Но Бэт относится к моим редким улыбкам так, словно я сделал ей подарок.
Если с ней что-нибудь случится…
Она открывает глаза, и я падаю на колени, завладевая ее губами. Она мгновенно обвивает руками мою шею, и я погружаюсь в нее, желая, чтобы мы могли остаться в этом кради и отгородиться от мира.
Я со вздохом отстраняюсь.
— Нам нужно снять швы, — говорю я, указывая на ее ногу. Она уже прочнее держится на ногах, с каждым днем перенося все больший вес на ногу.
Она надувает губы, и я наклоняюсь, прикусывая ее нижнюю губу.
— У тебя есть два варианта, — говорю я грубым голосом.
— Какой вариант номер один? — ее голос звучит застенчиво, когда она притягивает меня ближе, проводя руками по моей спине.
— Я отведу тебя к целителям.
Она морщит нос.
— А второй вариант?
— Я приведу целителей сюда.
Она хмурится.
— Эти варианты отстой. Я думала, ты сам можешь это сделать?
— Мог бы, но раз уж мы в лагере, я оставлю это тем, у кого больше опыта.
— Думаю, мне стоит немного потренироваться.
Я помогаю ей встать, и она смотрит на костыли.
— Посмотрим, как я обойдусь без них, — говорит она. Потом она улыбается мне, хлопая ресницами. — Ты подхватишь меня, если я упаду, ковбой?
Я не знаю, что такое ковбой, но что-то в ее кокетливом тоне и веселье на ее лице поражает меня до глубины души. Не успеваю я опомниться, как уже улыбаюсь ей в ответ.
Ее улыбка исчезает, но глаза светятся смехом, когда она протягивает руку и проводит ногтями по моему подбородку.
— Тебе следует делать это почаще.
Я опускаю голову и зарываюсь лицом в ее шею.
— Ты заставляешь меня хотеть чего-то, — признаюсь я, слова почти застревают у меня в горле. — Того, чего я не должен хотеть.
Она гладит меня по голове, и низкий смех вырывается из ее горла.
— Думаю, тебе самое время начать чего-то хотеть, — говорит она мне.
Я отстраняюсь, запоминая ее лицо. Затем я внимательно наблюдаю, как она, прихрамывая, выходит из кради.
До кради целителей недалеко, особенно теперь, когда его перенесли, но Бэт тихо дышит, время от времени морщась. Я хмурюсь, открываю рот, чтобы предложить ей понести ее, и она посылает мне взгляд.
— Иногда приходится делать что-то через боль, — говорит она, и я хмурюсь, но киваю, открывая вход кради.
Здесь тепло и тесно, и я делаю мысленную пометку проверить, что Текар установил кради других целителей по всему лагерю. Вполне вероятно, что у нас будет приток раненых воинов, и хотя мое племя привезло целителей и припасы, они почти гарантированно будут захвачены.
Один из целительниц выходит вперед, заговаривая с Бэт, и жестом приглашает ее сесть. Я отключаюсь от разговора, но присаживаюсь на корточки, осматривая раны на ее ноге, пока целительница снимает повязку.
Я выдыхаю, потрясенный силой облегчения, которое охватывает меня. Рана не опухла и не покраснела, и нет никаких признаков инфекции. Целительница промывает область, нанося что-то, что заставляет Бет морщиться, но, скорее всего, стерилизует рану.
Затем она начинает резать нити и вытаскивать их из кожи. Закончив, она кивает, явно довольная, и наносит густой бальзам на раны, прежде чем перевязать их снова.
— Держи повязку в чистоте и сухости, — говорит она. — Возвращайся, если заметишь какую-либо боль, припухлость или красные полосы.
Бэт кивает.
— Спасибо.
Несмотря на ее протесты, я несу ее обратно к кради. Она тянется ко мне, когда я укладываю ее обратно в меха.
— У тебя есть время на секс по-быстрому?
— По-быстрому? — я в замешательстве хмурюсь, и Бэт подмигивает мне, ее быстрые руки ясно дают понять, что она имеет в виду.
Я издаю стон, каждый мускул в моем теле напрягается. Уйти от соблазна ее тела — самое трудное, что я когда-либо делал.
— Я обещал Текару, что сегодня буду тренироваться с его воинами, — говорю я. — А чем будешь заниматься ты?
Она пожимает плечами.
— Как обычно. Немного потренируюсь ходить, потренируюсь с моим арбалетом.
Я киваю, довольный тем, что она работает над совершенствованием своего мастерства. У нас не так много времени, но у нее, по крайней мере, будет это оружие, если оборона лагеря падет.
Мое настроение становится мрачным, когда я иду через лагерь к небольшой площадке, которая служит тренировочной ареной лагеря.
Если лагерь падет, вуальди с удовольствием убьют Бэт. Если они не убьют ее, воины Лафы, скорее всего, заберут ее себе. Эта мысль сводит меня с ума, и я провожу следующие несколько часов в спаррингах с воинами.
— Подними свой меч! — рычу я, когда один из них падает на землю. — Как ты будешь защищать этот лагерь, если не можете защитить даже себя?
Воин стискивает зубы и тянется за мечом. Он бросается вперед, и я отступаю в сторону, из моего горла вырывается рычание.
— Слишком медленно, — выдавливаю я. — Иди тренируйся, пока твой враг не перестанет видеть твой меч, приближающийся с расстояния в несколько ярдов.
Я разворачиваюсь, чтобы сразиться со следующим воином, но их больше не осталось. Они либо закончили свою тренировку, либо улизнули, не желая встречаться со мной в таком настроении.
— Ты пытаешься подорвать моральный дух этого лагеря? — спрашивает глубокий голос, и я поворачиваюсь, встречаясь взглядом с Тазо.
— Ты хочешь что-то сказать?
— Да, — просто отвечает он. — Какими бы ни были твои разочарования, сейчас вымещать их на воинах Текара — плохой ход.
— Они чертовски медлительны, — выдавливаю я, и он пожимает плечами.
— Возможно. Но они будут жить или умрут благодаря своим навыкам в течение нескольких дней. Они не станут достаточно быстрыми, чтобы доставить тебе удовольствие в течение следующих нескольких часов. Почему бы тебе не рассказать мне, почему ты сражаешься с такой яростью?
Я скрежещу зубами до боли в челюсти.
— Это не твое дело.
Тазо пожимает плечами, покачиваясь в такт движению.
— Прекрасно. — Он подходит ближе, выхватывает меч и бросает его на землю. — Если ты хочешь подраться, тогда дерись со мной.
Я даже не останавливаюсь, чтобы подумать, а просто бросаю свой меч рядом с его, кивая.
Тазо легко держится на ногах для человека его роста, и он бьет сильно и быстро. Но он предсказуем и атакует тем же правым хуком, который так любил, когда мы были детьми.
Я блокирую удар, ударяя его кулаком в живот. Он слегка отступает назад, но это все равно выталкивает воздух из его легких.
— Ты совсем не изменился, — говорю я с отвращением.
— О, — отвечает он, сжимая мою руку в замок и используя ее, чтобы ударить меня коленом по яйцам. — Кажется, у меня есть для тебя несколько сюрпризов.
Я выдыхаю проклятие, и он смеется, поднимая локоть, чтобы ударить меня по затылку, когда я складываюсь пополам. Я превращаю движение в перекат, подхожу к нему сзади и пинаю его сзади под колено.
Нога подгибается, но держится. Однако он потерял равновесие, чтобы сопротивляться, когда я вонзаю апперкот ему в ребра.
— Ты стал быстрее, — выдыхает он, поворачиваясь ко мне. — Ты был силен, но медлителен, когда покидал лагерь.
Я хмуро смотрю на него.
— Я никогда не был медлительным.
Он ухмыляется, явно довольный тем, что я ответил на его насмешку. Собирается толпа, и я скриплю зубами, когда он снова тянется вперед с правым хуком.
На этот раз я не поддаюсь, и он ухмыляется, поворачиваясь и бьет наотмашь, от чего я едва уворачиваюсь.
— Почему бы нам не поговорить о том, что тебя действительно беспокоит? — говорит он, и я набрасываюсь на него, ударяясь лбом о его нос.
— О, боги! — ругается он, когда кровь стекает по его лицу, и он оскаливает на меня зубы. — Это тебе помогает? Сражаться с воинами, с одним за одним, и все это для того, чтобы попытаться забыть, что ты действительно можешь заботиться о людях? И что эти люди могут погибнуть?
Я рычу, и он смеется, делая шаг вперед с неожиданной скоростью. Ему удается сбить меня, и он набрасывается на меня прежде, чем я успеваю вскочить на ноги. Он бьет меня кулаком в лицо, и я поднимаю одно колено, ударяя его в живот. Он рычит, но бьет меня снова, и мне удается изменить наши позиции, отплатив ему ударом, от которого он стонет.