Изменить стиль страницы

Глава 5

В течение пяти минут моя икра опухла и стала в пять раз больше обычного размера. Очевидно, у меня аллергия на медуз. Но серьёзно, как бы я узнала об этом раньше? Будучи в Канзасе, я никогда не планировала получить данный жизненный опыт.

И теперь я выгляжу так, будто у меня странная версия слоновой болезни (Прим. пер.: это стойкое увеличение объемов отдельной части тела, вызванное патологическим разрастанием кожи и подкожной клетчатки).

И самый красивый парень в мире несёт меня обратно к скамейке.

И я глубоко унижена. Абсолютно унижена.

Боже мой. Просто убейте меня прямо сейчас.

Прямо. Сейчас.

— Ты в порядке? — спрашивает Данте, и его дыхание лишь немного затруднено, хотя он несёт меня уже минут пять. Я вешу 124 фунта (Прим. пер.: около 56 кг). Я вовсе не пёрышко. Но он даже не вспотел. Впечатляюще.

— Всё хорошо. За исключением моей ноги. Почему ты спрашиваешь?

Но едва слова слетают с моих губ, я чувствую, как надвигаются волны тошноты. Меня мгновенно переполняет тошнота, неконтролируемая тошнота. Слюна заполняет мой рот, и я знаю, что будет после этого.

— Опусти меня. О, Боже. Опусти меня.

Я практически цепляюсь за его руки, и он быстро меня опускает. Я падаю на руки и колени, и, прежде чем я это осознаю, меня рвёт у него в ногах. Не на них, к счастью, но совсем рядом.

Меня рвёт, пока в животе не остаётся ничего. Ужасная, яркая рвота цвета фуксии. Даже когда мой желудок пуст, рвотные позывы продолжаются снова и снова, пока я, обессиленная, не падаю на песок.

И вот теперь я по-настоящему хочу умереть.

Прямо здесь.

Прямо сейчас.

Я даже не могу заставить себя взглянуть на Данте, но по мере того, как моё сознание медленно возвращается ко мне, я понимаю, что он держит мои волосы.

О, мой Бог.

Просто дай мне умереть.

— Я хочу умереть, — стону я, не поднимая глаз на парня. — Я сожалею об этом.

— Сожалеешь о чём? — недоумевая, спрашивает Данте. — Сожалеешь о том, что чувствуешь себя плохо после того, как тебя ужалила медуза? Хм, это нормальная реакция. Поэтому я и спросил тебя о том, как ты себя чувствуешь. Не беспокойся. Я знаю, что медузы причиняют адскую боль. Давай, — он поднял меня на ноги. — Нам действительно нужно, чтобы врач осмотрел тебя, просто чтобы убедиться, что ты в порядке. Тебе не тяжело дышать?

И, конечно же, в следующую секунду после того, как он сказал это вслух, я представляю, как моё горло сжимается, и я хватаюсь за него, всасывая воздух как сумасшедшая.

Глаза Данте сверкают прямо надо мной с беспокойством, и он слегка поглаживает мою спину.

— Успокойся, — мягко наставляет он. — Расслабься. Я думаю, ты в порядке. Тебе просто нужно отдохнуть.

Я понимаю, что он прав, когда я делаю глубокий, медленный вдох. Я могу дышать. Я просто слишком остро реагирую, как обычно. Моё горло не отекло. В конце концов, я не умираю.

Я делаю еще четыре вздоха, а затем киваю.

— Я в порядке, — шепчу я.

Если только человек не может умереть от стыда. А если это так, то я стою на пороге смерти.

— Это так неловко, — стону я.

Данте улыбается:

— Хм. Возможно, это Карма мстит тебе за то, что ты посчитала весёлым, если бы я потерял панталоны перед премьер-министром Великобритании. Просто так, к слову.

Я чувствую себя слишком слабой, чтобы улыбнуться, но он забавный. Действительно забавный.

— И на заметку, я не считаю смешным то, что у тебя аллергия на медуз.

А ещё он очень милый.

Данте обхватывает меня за плечи рукой и притягивает к себе, так что я тяжело опираюсь на него во время ходьбы. Этот защитный жест мгновенно заставляет моё сердце биться сильнее.

Но моя нога по-прежнему болит и выглядит как давно потерянная сестра человека-слона.

И, вероятно, я пахну рвотой.

Мы медленно движемся обратно на пляж, пока не возвращаемся к тем причудливым магазинам. Люди всё ещё пялятся на нас, особенно сейчас, когда Данте шагает с таким уродом. Я стараюсь не смотреть никому в глаза. Может, если я их не увижу, они тоже не заметят меня. Щелчки камер, однако, говорят об обратном. Они не только видят меня, но и документируют мой раздутый внешний вид для потомков. Чудесно.

И в тот момент, когда я думаю, что это утро не может стать ещё хуже, я слышу фальшивый голос, настолько слащаво-сладкий, что его практически можно использовать для выпечки печенья.

— Данте Гилиберти! Ты должен был позвонить мне, как только вернёшься в город.

Ещё до того, как повернусь посмотреть, я знаю, что обладательница голоса великолепна. Только красивый человек может говорить с такой самоуверенностью в голосе. Данте ухмыляется, как будто он только что выиграл в лотерею, поэтому я неохотно поворачиваюсь, чтобы увидеть, с кем мы имеем дело.

Это просто Мисс Америка.

Ну, или Мисс Кабрера. Я в этом уверена. Она должна быть ею.

Идеальные рыжеватые волосы (не рыжие, но и не совсем коричневые), красиво струящиеся по спине. Её ноги длиной две мили, её кожа слегка загорелая до золотистого блеска, её зубы блестяще белые и её лицо. О, её лицо. Сам Микеланджело мог бы использовать её в качестве своей модели. Она воплощение совершенства, в этом нет никаких сомнений.

Её глубокие изумрудно-зелёные глаза на мгновение оценивают меня, тщательно и проницательно, определяя любую угрозу, которую я могла бы представлять для неё. В конце концов, я хватаюсь за руку Данте. Её глаза опускаются вниз, к моей опухшей, гротескной ноге, а затем снова возвращаются к моему лицу. Я вижу усмешку на её лице прямо перед тем, как она, игнорируя меня, поворачивается к Данте.

Стерва.

Полнейшая стерва. Я могу сказать ей это прямо сейчас.

Но Данте, кажется, не обращает на это никакого внимания.

— Элена, — улыбается он и отпускает мою руку, чтобы обнять Мисс Совершенство. Она целует его в обе щеки по европейской традиции. Я стараюсь не кипеть от ревности. Он поворачивается ко мне.

— Риз, это Элена Конту. Мы знаем друг друга с самого детства. Её отец — лучший друг моего отца. Они живут в поместье к югу от Гилиберти Оливок.

Мой желудок падает вниз. Это даже хуже, чем я думала.

Мисс Совершенство давно претендует на Данте. И я вижу по её глазам, что она не откажется от него в ближайшее время. Она протягивает ко мне тонкую, благородную руку. Её кольца врезаются мне в ладонь, когда она сжимает пальцы.

— Я очень рада познакомиться с тобой, Риз. Ты здесь для продолжительного визита? Данте не сказал мне, что ждёт гостей.

Она поворачивает свои красивые зелёные глаза к Данте, ожидая объяснений, что заставляет меня задуматься, как много всего они на самом деле пережили друг с другом. Они разговаривают обо всем на свете?

Данте быстро рассказывает ей короткую версию того, что произошло в Амстердаме, и я замечаю тот момент, когда она решает, что я не угроза для неё. Её лицо становится светлее.

— О, — восклицает она. — Так ты стала свидетелем героических наклонностей Данте. Однажды он спас мне жизнь. Я упала с яхты его отца и не умела плавать. Данте нырнул и вытащил меня из океана.

— Она должна была надеть спасательный жилет, — вставляет Данте, — но она не хотела испортить свой загар.

Он добродушно закатывает глаза, и Элена толкает его.

— Кому нужен этот спасательный жилет, когда у меня есть ты? — улыбается она ему, хлопая ресницами, и меня тошнит. И на этот раз моя тошнота не имеет ничего общего с медузой, которая только что пыталась меня убить.

Элена поворачивается ко мне:

— Как долго ты пробудешь здесь? — невинно спрашивает она. — Я покажу тебе Валес. И что случилось с твоей ногой?

— Оказывается, у меня аллергия на медуз, — отвечаю я. — И я бы хотела потусоваться с тобой, пока я здесь. Я останусь, пока аэропорты не откроются. Сейчас они закрыты из-за вулканического пепла.

— Знаю! — восклицает она, возвращая своё внимание к Данте. — Ты знал, что Майкл остался в Лондоне? Он в ярости, потому что, вероятно, пропустит Регату. У него новая лодка в этом году и всё такое.

Они с Данте говорят об этом несколько минут, об этой важной ежегодной гонке на лодках, которая, по-видимому, имеет большое значение здесь, в Кабрере, забыв про меня. Я стою рядом, чувствуя себя неловко с моей причудливой пульсирующей ногой, пока, наконец, Данте не смотрит на меня так, будто внезапно вспоминает о моём присутствии.

— О боже. Прости, Риз. Я забыл о своих манерах. Нам, действительно, нужно вернуть тебя во дворец. Я хочу, чтобы ты немного полежала, и я попрошу доктора осмотреть тебя, — он поворачивается к Элене. — Мы скоро наверстаем упущенное, Лени.

Он зовёт её Лени. Я мгновенно и нелепо обижаюсь на это.

— Сегодня вечером будет костёр, — говорит ему Лени, наблюдая, как он берёт меня за руку. — Ты придёшь?

Он смотрит на меня, потом снова на Лени:

— Может быть. Мы посмотрим, как пойдет.

— Не заставляй меня ждать, Ди, — игриво предупреждает она. — Ты знаешь, как я это ненавижу.

И я ненавижу, что ты зовёшь его Ди.

Я знаю её всего пять минут и уже ненавижу эту девушку, потому что она знает Данте дольше. Он — Ди, а она — Лени. К тому же, она идеальна. Я ненавижу и это. И ненависть к этому делает меня мелочной, что, конечно, я тоже ненавижу. Очевидно, я просто ненавижу сегодня всё.

Данте улыбается Элене, и мы уходим. Я знаю, что если обернусь, то увижу, как она будет смотреть нам вслед. Я буквально чувствую, как её изумрудно-зелёные глаза прожигают наши спины. Она не та, с кем стоит связываться. Я знаю это.