Глава 1

В свете тусклых флуоресцентных ламп туалета аэропорта просто невозможно выглядеть сексуальной. Или, как бы выразилась моя подруга Бекка, «горячей».

Прямо сейчас я не выгляжу сексуальной или «горячей». Именно такое «открытие» я делаю, энергично умывая лицо и руки, а затем протирая подмышки влажным бумажным полотенцем. И почему посещение туалета в аэропорту должно быть сопряжено с чувством отвращения? Я оглядываюсь по сторонам, останавливая взгляд на смятых бумажных полотенцах, валяющихся на зашарканном полу и на грязных унитазах, выглядывающих из-за полуприкрытых дверей кабинок. Меня передёргивает. Что ж, ответ прост: всё дело в микробах. Фу.

Стараясь не думать об этом, я спешу закончить все процедуры как можно скорее. Проведя расчёской по волосам, я закидываю в рот жвачку, наношу на губы блеск и теперь могу характеризовать свой внешний вид как «хороший». Бросив последний взгляд в зеркало, я поёживаюсь. Этого недостаточно, чтобы выглядеть «хорошо». Но очень скоро эта ужасная четырёхчасовая пересадка в Амстердаме останется позади, и я глазом не успею моргнуть, как окажусь в Лондоне.

С моим отцом.

На целое лето.

Это будет пытка.

Просто застрелите меня сейчас же.

И это не потому, что я не люблю его, наоборот. Моё нежелание никак не связано с отсутствием любви. Оно вытекает из того факта, что Александр Эллис не понимает меня. Никогда не понимал и никогда не поймёт. Но я смирилась с этим и не сержусь на него.

Я его единственный ребёнок, и он проработал всю свою жизнь в качестве секретного агента АНБ (Прим. пер.: Агентство Национальной Безопасности США). Его работа была настолько секретной, что даже я не знаю, чем он занимался. В своей голове я представляла его прыгающим с вертолёта и спасающим голодных детей в «горячих точках». Но в реальной жизни он, вероятнее всего, сидел за столом и анализировал информацию со спутников или записи телефонных разговоров. Я почти уверена, что это то, чем занимается АНБ. Они не крутые шпионы.

Кроме того, он не совсем понимает, что делать с дочерью. Я должна была бы родиться мальчиком. Семнадцать лет назад сонограммы, по-видимому, не были такими точными как сейчас, так как врач сообщила моим родителям, что на 99,9% я буду мальчиком. Они выкрасили мою детскую в голубой цвет, придумали мне имя и всё такое прочее. Я могу лишь представить тот ужас на лице моего отца, когда родилась я, вся из себя такая девочка.

Несмотря ни на что, я знаю, он любит меня. Хотя он и передал моей матери полную опеку надо мной, когда они развелись много лет назад, я уверена, что он сделал это только потому, что много работает за границей и мало представляет, как воспитывать девочку. И он делает это хорошо. Но опять же, у меня есть основания полагать, что он всё ещё притворяется, что я мальчик. Просто, чтобы облегчить себе задачу. Это сделать довольно легко, потому что я ношу то самое мальчишеское имя, которое они мне изначально выбрали.

Опустив голову, я тащусь обратно в переполненный зал аэропорта Схипхол (Прим. пер.: главный аэропорт Амстердама). Утомлённые путешественники суетятся вокруг меня, и я перекидываю сумки на другое плечо, чтобы поправить лямку майки. Отвлёкшись, я врезаюсь в кого-то с такой силой, что мои сумки вылетают из рук и разлетаются по полу под ногами людей.

— Вот… — выпаливаю я прежде, чем подумать.

— Чёрт? — услужливо подсказывает мужской голос.

Подняв взгляд, я вижу самый уникальный и прекрасный оттенок синего, которым только может обладать пара глаз. Я уверена в этом. Это просто противозаконно, чтобы синий цвет был таким многогранным и мерцающим. Или он хотя бы должен иметь предупредительную табличку: «Осторожно, эти глаза могут вызвать дрожь в женских коленях».

Прежде, чем я могу остановиться, я сканирую его взглядом с головы до ног. Святая Мария! Этому парню определённо повезло с генами. Высокий, стройный, красивый. Волосы медового цвета, которые естественно блестят даже в дерьмовом свете аэропорта. Широкие плечи, стройные бёдра, длинные ноги. С золотистым загаром и блестящей белоснежной улыбкой.

Я, несомненно, смотрю на Аполлона, бога солнца. Вероятно, с открытым ртом, что заставляет меня осознать, какой идиоткой я выгляжу. Собственно, олицетворением американца в глазах иностранцев.

— Прошу прощения, — быстро говорю я, пытаясь успокоить моё бешено бьющееся сердце. — Я врезалась в тебя?

— Совсем немного, — вежливо отвечает Аполлон, пожав плечами. Даже сквозь ткань рубашки я могу видеть его сильные бицепсы. Святые обезьянки!

— Как кто-либо может врезаться в кого-то совсем немного? — спрашиваю я с нервной улыбкой, вставая на колени, чтобы собрать свои вещи.

«Пожалуйста, не дай ему почувствовать мой запах сейчас», — молча молюсь я любому богу, который меня услышит. «Уверена, что в данный момент путешествия я, вероятно, пахну как грязная подстилка хомячка».

Он опускается рядом со мной и помогает собирать содержимое моей упавшей сумки. Он пахнет как солнце. И дождь. И всё самое прекрасное, о чём я могу подумать. Я стараюсь не сжиматься, когда его пальцы подхватывают тампон и закидывают его обратно в мою сумку. Он даже не вздрагивает, а просто небрежно продолжает собирать мои вещи, будто всю жизнь имел дело со средствами женской гигиены.

— О, это довольно легко, — отвечает он. В его речи присутствует экзотический акцент, который я пока не могу идентифицировать. — По крайней мере, когда ты не смотришь, куда идёшь.

Я вскидываю голову, и он смеётся.

— Я шучу, — уверяет он, протягивая мне руку. Даже его рука изящна. Я сглатываю, когда его пальцы обвиваются вокруг моих. — Ты можешь врезаться в меня в любое время, когда захочешь.

— Спасибо, я думаю, — бормочу я.

— Я — Данте, — говорит он мне. Его глаза по-прежнему мерцают.

— Я — Риз, — со вздохом отвечаю я, уже ожидая его реакции. — Да, я знаю, что это мальчишеское имя.

— Ты не мальчик, — замечает Данте. — Скорее всего, не мальчик.

Были ли это нотки восхищения в его голосе? Наверняка нет. Я выгляжу, как потрёпанный Ши Тцу (Прим. пер.: одна из пород собак, отличающихся длинной шерстью).

— Нет, я не мальчик, — соглашаюсь я. — Я просто не уверена, знает ли об этом мой папа.

Я смотрю за спину Данте и понимаю, что он один. Он, должен быть, моего возраста, поэтому в таких обстоятельствах это немного необычно. Мои родители отправляли меня в полёт через океан как «несовершеннолетнего без сопровождения» на протяжении многих лет, но остальные родители обычно немного щепетильны в этом отношении.

— Уверен, этот факт не ускользнул от него, — усмехнувшись, говорит Данте.

Почему его глаза так сверкают? Я всегда предпочитала кареглазых. Но этот парень, безусловно, заставляет меня переосмыслить эту позицию.

— Это спорно, — вздыхаю я. Понимая, что мы мешаем плотному движению, как дамба на реке, я улыбаюсь. — Большое спасибо за помощь в сборе моих вещей. Счастливого пути!

Я поворачиваюсь на пятках и быстро шагаю, надеюсь, в другом направлении. Подтягивая мою тяжёлую сумку на плече, я борюсь с желанием обернуться и посмотреть на него. Что-то в нём меня почти завораживает.

Но я не смотрю. Я продолжаю идти, переставляя ноги. Когда я добираюсь до движущейся дорожки, то ступаю на неё и фокусирую взгляд на предметах впереди себя.

Не оглядывайся.

Не оглядывайся.

Не оглядывайся.

Вопреки моему внутреннему голосу, едва сойдя с дорожки, я осторожно смотрю назад. Аполлона нигде не видно. Со вздохом я продолжаю движение до терминала British Airways. Осталось только три коротких часа до взлёта. Вставляя наушники в уши, я опускаюсь на одно из сидений и закрываю глаза.

***

— Прости, Риз?

Даже прежде, чем открыть глаза, я уже знаю, что этот сексуальный акцент принадлежит Аполлону. Я чувствую волну жара от него даже с закрытыми глазами. Лишь надеюсь, что я не пускала слюни во сне.

— Да? — беззаботно спрашиваю я, открывая глаза. Я стараюсь осторожно пригладить волосы. Мне кажется, я выгляжу как Чубакка из «Звёздных войн».

Данте протягивает мне мой мобильник, который, по-видимому, упал с моих коленей, пока я спала.

— Ты летишь в Лондон? — усмехается он. — Сейчас начинается посадка в первый класс. Просто подумал, что ты должна знать.

Я спала три часа? В шумном аэропорте? Должно быть, я очень устала.

— Спасибо, — быстро отвечаю я, в спешке собирая вещи. — Я не планировала спать. Я не путешествую первым классом, но, вероятно, проспала бы всю посадку. Спасибо, что разбудил меня.

Поднимаясь с сидения, я не могу не разглядывать его. Нелегко привыкнуть к его сексуальной внешности. Он уверенный, красивый и небрежный, — вот она, формула разрушительной силы. Нет ни единого шанса, что он не знает об этом. Он выглядит утончённым и элегантным без малейших усилий с его стороны.

— Ну, теперь ты проснулась, и это самое важное. Хорошего полёта, Риз, — снова улыбается Данте, прежде чем присоединиться к группе людей, которые, видимо, ожидают его. Наверное, я ошиблась ранее. В конце концов, он не летит в одиночку. Люди смыкают узкий круг вокруг него, и они проходят на борт вместе с другими пассажирами первого класса.

Он в моём самолёте.

Сглотнув, я встаю в очередь с остальными пассажирами, ожидающими посадку.

Наблюдая за проходящими мимо богатыми, одетыми с иголочки пассажирами, я чувствую себя деревенщиной в мятой одёжке. Хоть я и летаю каждое лето в Лондон, чтобы навестить отца, оставшуюся часть года я провожу в провинциальной Америке. И внезапно я буквально чувствую у себя над головой мигающий неоновый знак, провозглашающий этот факт. Моя одежда, которую ещё утром я считала идеальной для путешествия, сейчас кажется какой-то самоделкой, сшитой в соседском сарае.

Вполне разумно, что Аполлон летит первым классом. Он пахнет как прекрасное солнце на лесной поляне. О, чёрт возьми! Что со мной не так? Откуда такие мысли? Я думаю так же банально, как составители рекламных роликов об эректильной дисфункции.