Мысленно закатив глаза по поводу своей абсурдности, я протягиваю билет чересчур накрашенной стюардессе, которая ожидает его. Она смотрит на него, затем на меня, прежде чем проштамповать мой паспорт и вернуть его мне.

— Хорошего пути, мисс Эллис, — говорит она, прежде чем обратить своё внимание на следующего пассажира.

Ага, конечно.

Я люблю летать почти так же, как посещать стоматолога. Или если бы кто-то выдёргивал мои ногти один за другим. Или если бы мои ноги исцарапали острым тонким краем бумаги, а затем полили лимонным соком. Ну и всё в таком духе.

Следуя по узкому проходу через первый класс, я не могу не искать глазами Аполлона. И мне не требуется много времени, чтобы найти его. Он расположился у окна в широком кожаном сидении, уже накрывшись тёплым пледом, и выглядит так, будто подготовился к часовому перелёту. Когда я приближаюсь к нему, его глаза открываются и встречаются с моими. Насыщенная синева его глаз практически заставляет меня ахнуть вслух.

Он слегка улыбается, когда я прохожу мимо него, и не разрывает со мной зрительного контакта.

Как бы я хотела сидеть рядом с ним. Не только из-за роскошных мест первого класса, хотя и это было бы отлично.

Но скорее потому, что есть что-то в воздухе между мной и Данте. Словно мгновенная связь. Я буквально могу протянуть руку и почувствовать её. Я никогда в жизни не испытывала такой химии. Это что-то, что кажется банальным, когда читаешь об этом в книгах, но в реальной жизни — всё что угодно, но не банальность. Как электричество между нами. Отведя взгляд, я продолжаю идти по проходу и нахожу своё место.

Глубоко вздохнув, я запихиваю ручную кладь в верхний ящик и падаю на сидение у окна, стараясь не дышать слишком часто, так как мой страх перед полётами внезапно переполняет меня, в то время как тесный самолёт сжимается вокруг меня.

Глубокий вдох.

Выдох.

Повторить.

Я наблюдаю, как работники аэропорта загружают багаж в брюхо самолёта. Что если они выбьют шасси, пока возятся там? Что если они недостаточно хорошо проверят системы, и мы умрём в огненном крушении? Что если металлическая облицовка самолёта сорвётся в воздухе как салфетка?

Глубокий вдох.

Выдох.

И снова.

Я могу умереть.

Шутки в сторону.

Я нетерпеливо слушаю, как стюардессы рассказывают о правилах безопасности и направлениях движения к выходам, словно они немые арбитры Национальной Футбольной Лиги с крошечными шарфиками на шее. Мне просто необходимо это, чтобы свыкнуться с тем, что я на борту. Давайте уже просто вырулим на взлётно-посадочную полосу и взлетим, и я буду в порядке, когда мы окажемся в воздухе. Мои руки становятся липкими, и я начинаю слышать гудение в ушах. Почему я такая ненормальная?

Глубокий вдох.

Выдох.

Повторить.

Чёртовы.

Стюардессы.

Поторопитесь!

Я уже собираюсь надеть наушники, чтобы отвлечься, когда рядом со мной появляется Данте, словно спаситель или ангел, или кто-то равный им по красоте и важности.

— Это место занято? — улыбается он, и я замечаю ямочку на его правой щеке, на которую не обратила внимания раньше. Как я могла пропустить ямочку?

— Эм, понятия не имею, — слабо говорю я, пытаясь не умереть от сердечного приступа. — Но горит знак «пристегните ремни». Ты не должен был вставать со своего места.

Потрясающе. Теперь я звучу как надзиратель с сердечными проблемами.

Данте пожимает плечами, ничуть не волнуясь.

— Я думаю, всё будет хорошо, — отвечает он. — Мы ещё даже не вырулили на взлётно-посадочную полосу.

— Логично.

— Могу я присесть здесь? Мне скучно впереди.

Я киваю, и мои ладони немедленно потеют.

— Я надеюсь, ты захватил своё одеяло. Мне нечего предложить тебе, кроме как пакетик арахиса.

Теперь я звучу как бедный надзиратель с сердечными проблемами. Да, я представляю себя всё в лучшем и лучшем свете!

Данте снова улыбается и присаживается рядом со мной. Он приносит с собой свой чарующий акцент и удивительный запах одеколона. Я глубоко вздыхаю. Он пахнет намного лучше, чем спёртый воздух самолёта. Гораздо лучше. Я борюсь с желанием запрыгнуть ему на колени и уткнуться в его шею, чтобы вздохнуть, — манёвр, выполнив который я точно буду выглядеть сумасшедшей.

— Ты выглядишь немного бледной, — замечает он, пристёгиваясь. — Ты боишься летать?

— Это настолько очевидно? — тихо спрашиваю я. — Я много раз летала в своей жизни и должна была привыкнуть. Но боюсь, что это никогда не произойдёт. Как только мы наберём высоту, я буду в порядке, но до этого момента… ну, признаться, я в ужасе.

— Не волнуйся, — тихо говорит Данте, его голос успокаивает и обнадёживает. — Здесь нечего бояться. Ты скорее попадёшь в…

— В автомобильную аварию, чем погибну в авиакатастрофе, — перебиваю его я. — Да, я знаю. Слышала об этом. Откуда ты? — спрашиваю я, отчасти из любопытства и отчасти из-за необходимости отвлечься. — У тебя интересный акцент.

Он улыбается, сверкая белоснежными зубами. Я бы могла смотреть на его улыбку весь день напролёт.

— Кабрера, — отвечает он, заодно напоминая мне о том, что я вообще-то задавала вопрос. — Это остров недалеко от Греции. А как насчёт тебя?

— Как будто ты ещё не понял, что я американка, — усмехаюсь я. — Знаю, это написано у меня на лбу. Уверена, ты фанат, не так ли?

— Американцев? — он приподнимает одну из своих золотистых бровей. — Конечно, я люблю их. Не вижу причин для обратного. Они приносят кучу долларов Кабрере в плане туризма.

— Ну, мы — страна крайностей, — признаюсь я. — Но, как правило, иностранцы недолюбливают нас.

Взгляд Данте замирает на мне на мгновение, а затем он улыбается.

— Ну, не могу сказать за всех иностранцев, но я не ненавижу американцев. Да и ты сейчас не в Америке, не так ли?

Я качаю головой.

— Нет, определённо нет.

— Ну, теперь ты — иностранец, — усмехается он, и я не могу не улыбнуться в ответ. Он прав.

Из динамиков доносится гнусавый голос пилота, но я отключаю его в своей голове, так как я разговариваю с парнем, который определённо является потомком богов. Иначе я никак не могу объяснить его привлекательность и обаяние. Я едва слышу слова, слетающие с губ Данте, настолько я загипнотизирована их движением. Это жалко, я знаю, зато, правда.

Одна из моих черт — я никогда не лгу себе. Иногда, когда это необходимо, я могу утаивать правду от своих родителей, но никогда от себя. И я отчаянно увлечена этим парнем.

Наконец, самолёт слегка вздрагивает и начинает двигаться вперёд. Напуганная, я вжимаюсь в сидение. Мои пальцы белеют, и я уверена, что оставлю следы в потрескавшихся виниловых подлокотниках.

— Не волнуйся, — тихо говорит Данте, отрывая одну из моих ладоней и заключает её в свои. — Всё будет хорошо.

Ощущение его рук отвлекает меня. Сильные и тёплые, они, образуя чашевидную форму, бережно держат мою ладонь, словно это что-то очень хрупкое. Я закрываю глаза и наслаждаюсь этими ощущениями. У меня есть всего лишь несколько минут, чтобы впитать это чувство.

Когда самолёт выкатывается на взлётно-посадочную полосу, что-то происходит. Что-то не так.

Наш самолёт немного покачивается, а затем дрожит, словно движимый сильным порывом ветра. Я чувствую это короткое мгновение прежде, чем Данте усиливает хватку на моей руке, за секунду до того, как свет врывается сквозь мои опущенные веки. Я открываю глаза, чтобы обнаружить рвущийся огонь на взлётно-посадочной полосе за моим окном. Прежде чем я могу отреагировать или закричать, весь ад вырывается на свободу.