Глава 4

На следующее утро я оцениваю свои возможности, прежде чем встать с постели. И эту кровать, которая неожиданно оказалась неудобной, учитывая тот факт, что сам Наполеон когда-то спал на ней во время своего визита в Валес. Я лежу неподвижно, и моя рука свешивается сбоку.

Кровать просто гигантская, и я задаюсь вопросом, как вообще маленький Наполеон забирался на неё. Это на самом деле гигантское резное чудовище из красного дерева. Но мысли о Наполеоне и его росте, недостатках или даже уродстве этой кровати не помогают мне решить, чем мне сегодня заняться.

Судя по яркому солнечному свету снаружи очень красиво. Хотя, я думаю, в Кабрере красиво всегда. Поэтому мне стоит провести день на свежем воздухе, осматривая достопримечательности, например.

Может быть.

Но проблема в том, что мне делать с Данте? Я гость в его доме. Должна ли я ждать, пока меня позовут, прежде чем покидать свою спальню? Или я могу просто встать и поискать его? Это здание Капитолия, поэтому я почти уверена, что мне не разрешается просто так здесь бродить.

Звонящий у моей кровати телефон прерывает мои раздумья.

— Риз?

Хриплый и красивый голос Данте заполняет мой слух. Да, красивый. Он — парень, и он красивый (Прим. пер.: здесь идёт игра слов: Риз употребляет слово beautiful в значении «красивый», хотя оно обычно применяется только по отношению к женщинам, животным и предметам; к мужчинам применяется слово «handsome», имеющее то же значение). Это факт, с которым я постоянно мирюсь.

— Доброе утро, — говорю я. Почему мой язык мгновенно завязывается в узел?

— Доброе утро.

Я слышу, как он улыбается, когда говорит по телефону, и моё сердце ускоряется.

— Я тебя разбудил?

— Нет, — отвечаю я. — Я просто лежу, пытаясь решить, чем сегодня заняться.

— Значит, ты всё ещё в постели?

Я смотрю на часы. Ещё только 9:00. Мне не нужно лгать, чтобы не выглядеть ленивой

— Ага. Но я собираюсь вставать.

— Отлично, — снова улыбается он, я просто знаю это. — Хочешь провести день на пляже? Сегодня будет прекрасный день.

— Не все ли дни здесь прекрасны? — спрашиваю я.

Он смеется:

— Да. Ты больше не в Канзасе, Тото.

Я съёживаюсь.

— Знаешь, я уже слышала это раньше.

— Я уверен. Итак, как насчёт этого? Ты хочешь провести день со мной?

Больше всего на свете!

— Звучит неплохо, — говорю я вслух.

— Тогда, это свидание, — отвечает он. — Надень шорты, и я заберу тебя через тридцать минут.

Свидание.

Я слышу в телефоне короткие гудки и просто сижу в течение секунды, прежде чем, спрыгнув с кровати, мчусь на гиперскорости. Я должна успеть сделать кучу всего за эти короткие тридцать минут. Мне нужно превратиться из взъерошенной девчонки с фермы, каковой я только что проснулась, в ультрагламурную, сексуальную сирену.

Но этого не происходит.

На самом деле, это невозможно.

Я понимаю это двадцать восемь минут спустя, когда смотрю на себя в зеркале.

Что бы я ни делала, я всегда буду выглядеть как девушка по соседству. Это моё проклятие. Моя вечная судьба. Вероятно, это будет выточено на моём надгробном камне:

«Здесь лежит Риз Эллис, милая маленькая девочка по соседству».

Я ничего не могу с этим поделать. Я пробовала тысячу раз быть красоткой, но это просто не срабатывает со мной.

Мои светлые волосы имеют довольно красивый цвет, но они не выглядят гладкими и утончёнными, и у них даже нет сексуальных круглых завитушек. Они волнистые. Просто волнистые. Как будто они так и не смогли решить, как им лежать. И из-за отсутствия идеи получше, я просто собираю их сзади заколкой. Мой выпрямитель для волос лежит в моем чемодане, который все еще находится в аэропорту Схипхол. Из вещей у меня есть лишь те, что были в ручной клади.

И это правда, что мои глаза имеют симпатичный оттенок голубого. Но они всегда блестят, из-за чего я выгляжу юной. Плюс несколько светлых веснушек на носу, и теперь я навсегда буду страшной девочкой по соседству, а не гламурной девушкой как Мэрилин Монро. Я вздыхаю. Ну что ж. Я просто должна смириться с тем, что больше похожа на Дорис Дэй (Прим. пер.: американская певица и актриса). Всё в порядке. Вероятно, в мире есть вещи и похуже этого. И почему я вообще сравниваю себя с классическими кинозвездами?

Стук в дверь прерывает мои смешные размышления.

Он здесь. Вовремя. Стоит прямо за моей дверью. Моё сердце снова ускоряется, когда я открываю дверь, а затем глубоко вздыхаю, стараясь не задохнуться.

Данте выглядит ещё прекраснее, чем раньше, и он практически заполняет собой весь дверной проём. Он и вчера был таким высоким? На нём шорты цвета хаки, белая футболка и белая рубашка с закатанными рукавами.

Он небрежный, привлекательный и утончённый, — все те качества, которыми я хотела бы обладать, но не обладаю. Я родилась и выросла на ферме, и никогда ранее не осознавала это настолько сильно, как прямо сейчас. Я борюсь с желанием засунуть руки в карманы, чтобы скрыть свой потрескавшийся фиолетовый лак для ногтей.

— Доброе утро, — снова говорит мне Данте. Его улыбка сияет и ослепляет, а мои колени буквально слабеют от взгляда на него.

Дрожащие колени, серьёзно?

— Доброе утро, — улыбаюсь я, надеюсь, что уверенной улыбкой.

— Ты выглядишь прекрасно, — заявляет он, его голубые глаза согревают. — Ты хорошо спала?

— Как младенец, — вру я.

Он взмахивает головой, и его волосы отливают золотом на свету.

— Знаешь ли ты, что это высказывание на самом деле означает, что ты спала ужасно? Младенцы просыпаются миллион раз за ночь. Это то же самое, что говорить, что ты ешь как птичка, когда хочешь сказать, что ты мало ешь. Это не точное выражение. Птицы на самом деле съедают до половины веса своего тела каждый день. У них такой быстрый метаболизм, что им просто необходимы все эти калории.

Я пристально смотрю на него.

— Спасибо, Энциклопедия Браун (Прим. пер.: «Энциклопедия Браун» — это серия книг о приключениях мальчика-детектива Лероя Брауна, получившего прозвище «Энциклопедия» за свой ум и широкий кругозор), — говорю я ему с улыбкой. Он как глоток свежего воздуха. Там, откуда я родом, парни не считают, что быть умным, — это круто.

— Кто?

Удивлённая, я замираю на секунду, а потом вспоминаю, что дети в Кабрере могли не читать те же книги, что и я.

— Вымышленный персонаж, — отвечаю я. — Он был суперумным ребенком, который решал загадки. Неважно.

Данте выглядит удивлённым.

— Ты думаешь, я суперумный, или только смеёшься надо мной? Я не всегда понимаю американский юмор.

— Я и не думала смеяться над тобой, — преувеличиваю я, хватая свою сумочку. — По крайней мере, пока ты не сделаешь что-то действительно забавное.

Он снова выглядит удивлённым.

— Я возьму это на заметку, — уголки его губ дергаются. — Только для справки, как ты определишь, что я сделал что-то «действительно забавное»?

Я задумываюсь.

— Хм. Возможно, если бы твои панталоны упали прямо во время разговора с премьер-министром Великобритании. Это было бы довольно забавно, особенно если бы это транслировалось по телевидению. Или, если ты случайно отправил своей маме сообщение, предназначенное для твоей девушки. Это тоже было бы очень забавно.

Отлично. Я прощупаю, есть ли у него девушка, а он даже не поймёт этого. Я хороший комбинатор.

Он закатывает глаза.

— Ну, здесь имеется парочка проблем. Во-первых, я не ношу панталоны. Я ношу нижнее бельё, брюки, кальсоны. Но панталоны? Ох уж эти американцы с их сумасшедшими речами, — он делает паузу, чтобы улыбнуться. — Во-вторых, у меня нет мамы. Больше нет, я имею в виду. Она умерла, когда я был младенцем. Но даже так. Ты серьёзно считаешь, что это смешно? Ты маленькая подлая девчонка.

Он улыбается и подталкивает меня, но я в ужасе. Его мать умерла, а я пошутила о том, что он случайно секстил с ней? (Прим. пер.: секстинг — пересылка личных фотографий, сообщений интимного содержания посредством современных средств связи: сотовых телефонов, электронной почты, социальных сетей) Я, кажется, говорила, что я хороший комбинатор? Вряд ли. Я больше похоже на долбанного идиота мирового класса.

Прежде чем я успеваю извиниться или сказать что-либо вообще, он продолжает:

— Итак, готова ли ты провести день на самом красивом пляже в мире?

Он улыбается своей великолепной улыбкой, и я молча киваю, как долбаный идиот мирового класса, кем я, собственно, и являюсь.

Данте протягивает мне локоть, и я снова понимаю, что мальчики здесь другие. У них есть манеры. Настоящие манеры. Не только «я придержу для тебя дверь, чтобы потом залезть к тебе в штаны», а домашние манеры. Я слегка сжимаю его локоть, и мы прокладываем себе путь через Старый Дворец. Сегодня я стараюсь не показывать, что поражена его ростом и крутостью.

Стараюсь быть небрежно равнодушной.

Ну, я так думаю.

Когда мы выходим на мощёный тротуар перед дворцом, я оглядываюсь по сторонам в поисках машины.

— Ты что-то потеряла? — заботливо спрашивает Данте.

Я качаю головой:

— Мне просто интересно, где твоя машина.

Он смотрит на меня секунду, а затем улыбается:

— Она нам сегодня не понадобится. Пляж находится неподалёку. Но сначала, я подумал, что мы по дороге остановимся и возьмём джелато (Прим. пер.: джелато — сорт итальянского мороженого с пониженным содержанием молочного жира; однако, итальянцы считают его национальным блюдом и настаивают, что джелато и мороженое — это два разных десерта). Оно здесь самое лучшее в мире, даже лучше, чем в Италии. Ты просто умрёшь от наслаждения.

— Джелато на завтрак? — я начала быстро копаться в своей памяти, стараясь вспомнить, что же такое джелато. Очевидно, это что-то итальянское.

— Почему бы и нет? — пожимает плечами Данте. — Я думаю, что мы всегда должны есть десерт в первую очередь.

Значит, джелато — это десерт. Понятно. Я делаю мысленную заметку.

Мы непринуждённо бродим по оживленным тротуарам Валеса. Я не могу не заметить, что женщины буквально бросают все дела, чтобы поглазеть на Данте. Затем они с любопытством смотрят на меня, вероятно, задаваясь вопросом, кто я такая. Я слышу щелчки фотокамер, и я понимаю, что Данте здесь знаменитость.