— Если бы ты осталась со мной, Линн… — раздаётся над ухом голос Кенана.

Нет. Нет. Нет.

Быстро соображая, оглядываюсь назад, пока принц снова не бросился в атаку. Этот лес полон гнева и ужаса. Может быть, добрые слова здесь не помогут, но если попытаться разозлить принца ещё больше… — Да, так и есть! Да из кого угодно король получится лучше, чем из тебя! И к женщинам он будет относиться с уважением! — говорю первое, что приходит на ум, сама до конца не понимаю, что несу. — И он уж точно будет любим и узнаваем своим народом, не то что ты!

Мой противник издаёт грубый, почти животный рык и несётся на меня, движимый неконтролируемой яростью. Гнев ослепил его, он не замечает больше ничего вокруг.

Я успеваю уклониться в подходящий момент и чуть ли не улыбаюсь, когда лезвие его клинка застревает в стволе дерева, находившегося позади меня. Не теряю времени зря. Прыгаю на принца так резко, что валю его с ног. Мы катаемся по земле, размахивая руками, дёргая ногами, продолжая нашу борьбу. Когда я неосознанно попадаю ему кулаком прямо в лицо, он выглядит слишком обескураженным, чтобы защищаться. Я возвышаюсь над ним, выиграв этот бой, и встряхиваю его за плечи.

— Хватит! — командую я. — Ты же Артмаэль, принц Сильфоса! Единственный принц! Приди в себя.

— Отпусти меня! Отвали!

— Нет! — хватаю рукой его за подбородок, чтобы он перестал так вертеть головой. — Пока ты не станешь собой. Иначе ты никогда не будешь героем! Или ты уже решил сдаться? Этого ты хочешь? Отступить от задуманного?

Кажется, мне удалось до него достучаться. По крайней мере, он на мгновение прекращает борьбу и смотрит на меня прищуренными глазами. Он реально меня услышал? Или он совсем ничего не воспринимает, как я несколько минут назад?

Ответ на этот вопрос я не получаю, потому что в следующий момент мы оба слышим взрыв.

Поднимаю глаза и вижу, как пламя распространяется по одному из деревьев. С трудом сглатываю и ищу взглядом Хасана, упавшего на землю от отдачи собственного заклинания.

И снова голоса словно бы замолкают на секунду.

Опускаю взгляд. Принц зажмуривается, а затем, вновь открыв глаза, смотрит на меня. Выглядит испуганным. Мне тоже страшно.

— Надо убираться отсюда.

Я не жду от него ответа: срываюсь с места и тяну его за собой, давая время только на то, чтобы он вытащил свой меч из дерева, в котором тот застрял.

После чего мы бросаемся наутёк. Шёпот, поначалу совсем тихий, звучит снова, становясь всё громче и громче.

— Тебе не сбежать, Линн.

— Ты ни на что не способна, Линн.

— Твоё место здесь, Линн.

— Ты моя, Линн.

Нет. Нет. Нет. Нет.

Огни горят со всех сторон, и тогда я понимаю, как можно покинуть это проклятое место. Единственный способ.

— Мы должны бежать в противоположную сторону от огней! Всё время в другую сторону! Они заманивают нас туда, куда им надо!

Никто со мной не спорит. Мы бежим, пока хватает дыхания. Бежим, пока есть силы. Когда один из огоньков встаёт у нас на пути, мы разворачиваемся и убегаем прочь.

Мы всё бежим и бежим.

— Убийца.

— Шлюха.

— Ничтожество.

— Убийца.

— Шлюха.

— Ничтожество.

И смех, смех, смех… А затем мы замечаем его. Там, вдалеке. Солнечный свет. Настоящий свет. Деревья, освещённые им. Мы все ускоряемся, даже когда сил больше нет.

Ещё немного. Совсем близко. Уже рядом… Дневной свет кажется ещё более ярким и тёплым, чем он был вчера, перед тем как сменился тьмой.

Мы падаем.

Лежим так втроём без задних ног, тяжело дыша, не в силах дать своим лёгким достаточно воздуха, не в силах выкинуть из головы голоса, всё ещё терзающие нас, хоть и замолчавшие. Наступила тишина, прерываемая только пением птиц и нашим тяжёлым дыханием. А над нами чистое голубое небо.

Накрываю лицо рукой, продолжая лежать на земле. С трудом нахожу в себе силы заговорить: — Отдохнём немного… А потом продолжим путь. И на этот раз, куда я скажу.

Никто не решается возразить.

АРТМАЭЛЬ Марлонский лес остаётся позади, а мы продолжаем свой путь.

Само собой, до меня доходили слухи об этом зачарованном месте. Мол, тот, кто в него попадает, никогда больше не возвращается. Что там царит вечная ночь. И что ты будешь блуждать меж деревьев, как в лабиринте; видеть и слышать то, чему невозможно противостоять, и сходить с ума.

Разумеется, я не намеренно завёл нас в этот лес, но, видимо, нельзя быть таким идеальным, и при всех моих достоинствах всё же есть один маленький недостаток: Стихии не пожелали одарить меня хорошим ориентированием на местности. Но мы ведь всё равно справились, да? Это самое главное.

Однако какой ценой?

Мы идём молча. Не знаю, что видели остальные, но я прекрасно помню, что привиделось мне. Это был Жак с моей короной. Он восседал на моём троне и рассказывал, как хорошо смотреть на меня сверху вниз. Мой отец, стоя рядом с ним, без остановки повторял, как гордится своим первенцем. Каким хорошим человеком он вырос, каким щедрым, как его любит народ, как мудры его решения… Встряхиваюсь. Хотя над головой палящее солнце и вообще день довольно жаркий, я чувствую, как холод пробирает меня до костей, и начинаю дрожать. Закутываюсь в плащ.

Вокруг Жака собрались придворные и простолюдины, рассказывающие, как они довольны своим новым королём. Поджимаю губы. Ноги тяжелеют, каждый шаг становится пыткой. Моё тело всё в каких-то порезах, одежда превратилась в лохмотья. Я весь грязный, измученный. Голова, кажется, вот-вот взорвётся от боли.

Бросаю украдкой взгляд на девушку, идущую на пару шагов впереди меня, с маленьким волшебником, держащим её за руку.

Эти двое спасли меня.

Несмотря на то, что они мне ничего не должны.

Несмотря на то, что мы знакомы меньше суток.

Это делает нас друзьями? Наверное, я должен их поблагодарить… Но не делаю этого. Сохраняю молчание, которое на поверку оказывается довольно неудобным, но это всё равно проще, чем поделиться всем, что творится в моей голове. Или признать, что я благодарен. Что я обязан им жизнью. — Так, значит, кто-то хочет забрать у тебя корону.

Вздрагиваю. Девчонка заговорила. Она не смотрит на меня, даже не оглядывается, но, очевидно, обращается ко мне. Опускаю глаза, разглядывая свои перепачканные сапоги, пока мы все продолжаем идти. Должен ли я рассказать им всё? Стоит ли… не знаю… попросить их о помощи? Герои из легенд обычно совершают подвиги в одиночку, но порой у них есть оруженосцы или товарищи, выполняющие менее важную работу — например, разбивают лагерь, разжигают костёр или постоянно попадают в неприятности, чтобы настоящий герой имел возможность показать своё величие и отвагу. Иногда даже есть сюжетное ответвление, в которой благородный рыцарь проявляет смекалку, помогая спутникам найти суженых или впечатлить родителей.

— Не хочу об этом говорить, — в итоге отвечаю ей, решив, что это моё личное дело, и я не обязан ничего им рассказывать. Хотя оно уже не будет личным, когда об этом узнает весь Сильфос… — В этом всё дело? — настаивает она, обводя рукой окружающее пространство. Она что, не знает, когда лучше держать свой длиннющий язык за зубами? Нужно найти ей кляп. — Ты пытаешься доказать, что достоин трона больше, чем… — она запинается, — кто бы то ни было?

Скрещиваю руки. Может, если я соглашусь, она оставит меня в покое.

— Да, в этом всё дело.

Она замолкает. И это, признаться, сильно меня удивляет. Никаких претензий. Никаких вопросов. Спустя тридцать-сорок благословенных шагов я снова начинаю слышать свои мысли. Безрадостные, ввиду всего произошедшего, но, по крайней мере, тишина немного притупляет головную боль.

— Мне кажется… нам стоит поговорить об этом.

Мы оба смотрим на мага, внезапно нарушившего спокойствие.

— И ты туда же? Что непонятного в словах «не хочу об этом говорить»?

Мальчик оглядывается на меня. При свете дня он кажется ещё младше с румянцем на щеках и по-детски круглыми чертами лица. И несмотря на ясный, пронзительный взгляд настоящего волшебника, его нежно-голубая рубашка под цвет глаз не позволяет воспринимать мальчишку всерьёз. К его одежде прилипли листья, но он, похоже, даже не замечает этого.

— Я говорю не только о твоей истории, а… вообще обо всём случившемся, в целом. Это было… очень странно. Даже мне показалось, я слышал голос своей сестры, зовущей на помощь, — он нервно потирает руку. Полагаю, ему так же неловко, как и всем нам. — Мы мало знаем друг о друге, но, думаю, после всего увиденного в такой непростой ситуации, мы могли бы укрепить наши отношения.

О, великолепно. Теперь мы от совместного путешествия перешли к укреплению отношений. Следующим шагом, видимо, сядем вокруг костра и будем делиться своими переживаниями.

Что ж, на меня пусть не рассчитывают.

— Есть кое-что, о чём я умолчал, — признаётся волшебник.

— Умолчал? — удивлённо повторяет простолюдинка.

— Я… возможно, что я… — он заминается, словно ему сложно подобрать слова, — несколько преувеличил, говоря про волшебника.

Не знал, что своё ремесло можно преувеличить. Неловко дёргаю плечом. На самом деле, если так подумать, то я и сам несколько преувеличил, назвавшись наследником престола. Но то, что у отца появился другой кандидат, не означает, что всё решено. Это временное преувеличение.

Я верну всё на свои места, как только смогу.

— И что это значит?

— Что я не волшебник.

— Но у тебя же есть палочка… И ты колдовал ею.

Он достаёт палочку и показывает нам. Она кажется обычной веткой, поднятой с земли. Хасан взмахивает ей, но ничего не происходит.

— Я только учусь… Вернее, учился.

— Учился? — мне не нравится эта оговорка. Как и не нравится откуда-то взявшаяся во мне жалость к нему, потому что он выглядит очень грустным. Я бы не хотел сочувствовать ему. Ещё два дня назад я был первенцем, а теперь… уже нет.

Мальчик краснеет до кончиков волос и весь как будто съёживается. С этим у него проблем не возникает. Рубашка на нём слегка великовата, и я опасаюсь, что он может затеряться в её складках.