Четырнадцать. Мне было четырнадцать лет, когда он привёл меня в это злачное место.

В такие ночи, как эта, я сама удивляюсь, как смогла выдержать так долго.

— Мне не очень удобно в этой позе, лорд Кенан… — слегка прикусываю его губу с нарочитой нежностью. В этом деле сплошь и рядом одно притворство. Играй роль, которая нравится клиенту. Кенану вот по вкусу милые, слабые и покорные, чьё внимание сосредоточено только на нём одном. Я уже давно перестала быть милой, хотя, наверное, навсегда останусь слабой. Может, поэтому я до сих пор не сбежала.

Потому что боюсь, что мир снаружи окажется хуже, чем здесь. Но здесь я больше не останусь.

Лорд Кенан ещё немного двигает бёдрами, прежде чем, наконец-то, отступить, продолжая руками касаться везде и всюду. Хватает меня за задницу, крепко сжимая, а затем я чувствую шлепок. Он усмехается. Сжимаю кулаки, но разворачиваюсь и сажусь на кровати. Лорд Кенан уже застёгивает ширинку. Он никогда не раздевается полностью, не больше необходимого. Иногда даже рубашку не снимает, хотя сегодня сверкает обнажённым торсом. Я же предпочитаю, когда одежду не снимают до конца. Чем меньше телесного контакта, тем лучше.

Его серьёзный взгляд заставляет меня напрячься, пока я сижу на месте, а он приводит себя в порядок. Его голубые глаза всегда были ледяными, хотя он частенько пытается изобразить в них фальшивую теплоту, с которой обращается со всеми проститутками, чтобы мы поверили, будто находимся в весьма хорошем месте, а не живём в аду.

— Надеюсь, ты не будешь нагонять скуку на наших клиентов, цветочек. Ты же знаешь, как многие тебя здесь ценят… Мы тобой дорожим. Ты одна из наших самых драгоценных жемчужин. Моя самая драгоценная жемчужина, — его пальцы ловят мой подбородок, сжимая, и заставляют посмотреть ему в лицо. Я сдерживаю желание плюнуть в него, но он, похоже, замечает вызов в моих глазах, потому как ухмыляется и снова целует меня. Жёстко. Насильно. Заявляя свои права.

Но я никому не принадлежу.

Я терплю, пока ему не надоест. И когда он отстраняется, не жду ни секундой больше. Пришло время прояснить ситуацию раз и навсегда.

— Я собираюсь уйти, лорд Кенан.

Он пристально разглядывает меня, задумчиво проводя пальцами по щетине на подбородке. Никак не могу перестать думать о том, сколько мне лет. Явно больше пятнадцати. Двадцать, может быть. Столько же, сколько мне было, когда он подобрал меня на улице, чтобы отвести в это место и лишить того немногого, что у меня было.

— Другие клиенты? — бормочет он, словно неправильно понял мои слова. — Я владею этим местом, никто не смеет приближаться к тебе, если я не… — Я ухожу из борделя. Покидаю это место. Сегодня. Сейчас. Лорд Кенан кажется удивлённым тем, что я посмела прервать его на полуслове. Поднимая голову, я уже почти верю, что этого будет достаточно: может, он, наконец, поймёт, что больше не может удерживать меня, и даст мне уйти.

Но его губы расплываются в улыбке, и я понимаю, что всё будет не так просто.

Его рука снова обхватывает моё лицо, прежде чем я успеваю что-либо предпринять. Только на этот раз он действует не так грубо. Напротив — нежно, ласково. И это чуть ли не хуже его частой жестокости. Когда он так делает — целует меня, ласкает, будто бы по-настоящему дорожит мной, — это ещё опаснее. Он всегда кажется таким уверенным в себе. Он действительно уверен в себе. Он мягко касается моей щеки, поглаживая красную отметину, оставшуюся от пощёчины, которой наградил меня первый клиент за сегодняшнюю ночь. Затем Кенан проводит по моей губе, и я чувствую свежую царапину, доставшуюся от слишком сильного укуса от третьего клиента. Если лизнуть языком, там наверняка будет привкус крови.

И так каждый раз, ночь за ночью. Я сыта по горло. Достало. Мне надоели все эти незнакомые тела, надоело быть марионеткой, надоело, что меня разрывают, что меня используют. Я устала, что не могу просыпаться с первыми лучами солнца, что каждый день я не вижу ничего, кроме этой постели. Меня достало растирать кожу с мылом в попытке почувствовать себя менее грязной. В попытке стереть с себя прикосновения всех этих мужчин, запах их тел.

Не хочу оставаться здесь.

Не могу оставаться здесь.

И не стану.

— Уйдёшь, говоришь… — спокойно повторяет Кенан. На его губах всё ещё играет та же улыбка, разжигающая во мне ярость. Она выводит меня из себя, потому что он смеётся надо мной и моими желаниями. Над моим стремлением к лучшей жизни, чем… вот это вот всё. — Готов поклясться, мы уже говорили об этом, не правда ли, мой цветочек?

Ненавижу, когда он так меня называет. Никакой я не цветочек. И уж точно не его цветочек. Я женщина. Я человек. Я не его игрушка, не растение, за которым нужно ухаживать и вовремя поливать, чтобы иметь возможность созерцать в любое время, а затем вырвать с корнем по прихоти. Хотя у меня и так уже не осталось лепестков.

— И куда ты пойдёшь, малышка? Здесь мы о тебе заботимся. Даём крышу над головой, кормим, спасаем от нищеты, от холода… Какая жизнь может ждать там такую девчушку, как ты? Без вещей, без семьи, без денег… Ты будешь заниматься тем же самым, только зарабатывая меньше и в первом попавшемся переулке. Не говоря уже о том, какая это чёрная неблагодарность с твоей стороны, Линн… Кто вытащил тебя из нищеты, когда ты была голодным, потерянным ребёнком — воришкой, которой за день не перепадало ни единой крошки хлеба? Кто превратил тебя в настоящую красавицу? И что я получил взамен? Всего несколько часов наслаждения твоей красотой?

На этот раз я твёрдо намерена не отступать. Это правда: мы уже говорили об этом. Я хотела уйти отсюда раньше. Но эти его слова всегда вынуждали меня остаться. Мне безумно страшно вернуться к той жизни, которая у меня была. Голод, холод, темнота, истощение. Много раз я была на грани жизни и смерти, бродя по улицам в одиночку.

Но больше всего я боюсь узнать, что не могу стать ничем большим, чем парой раздвинутых ног.

Но сегодня я не позволю этим страхам взять надо мной верх. Нет. Я способна на нечто большее. Если постараюсь, то стану хозяйкой своей жизни. Смогу начать собственное дело, какое было у моего отца, перед тем как он умер. Возможно, не в Сильфосе, где у женщин в принципе мало возможностей, а тем более у меня, бывшей проститутки. Но Маравилья — большой континент: я отправлюсь в другие страны, а если и там не найду себе места, то доберусь до других материков, если потребуется. Я читала, что по ту сторону моря женщина может стать кем захочет.

Я буду бороться. Я должна. — Я хочу жить своей жизнью, лорд Кенан, — отворачиваю лицо от его руки. Он сощуривает глаза. — Спасибо, что подобрали меня с улицы, но я не хочу гнить в этом месяце до конца своих дней.

— Девчуля, на что ты рассчитываешь? На что надеешься? Что какой-нибудь рыцарь влюбится в тебя без памяти и создаст с тобой прекрасную семью? — он издевательски хохочет, как будто в жизни не слышал ничего более нелепого. — Ты разве недостаточно изучила мужчин в этих стенах, чтобы знать, что тебя ожидает? — закрываю рот, но он снова хватает моё лицо и уже совсем не осторожно. Он сжимает пальцы с такой силой, что мне становится больно. — Никто не любит шлюх, Линн. Ты никогда и ни для кого не станешь чем-то большим.

Мне трудно дышать. Это неправда. Я не хочу никакой семьи ни с каким мужчиной. Тут Кенан прав: я видела, какие они. Сюда приходили самые разные: одинокие, женатые, с дюжиной детей… Все они одинаковы. Я не жду, что кто-то меня полюбит. И не стремлюсь влюбиться сама. Возможно, не смогла бы, даже если бы захотела, потому что давно уже забыла, каково это — испытывать привязанность к кому-то.

Для меня любовь — это сказочка из далёких земель. Я не хочу её и не жду, какой бы красивой она ни казалась в историях других людей. Я хочу просто жить своей жизнью. Быть независимой. Самой зарабатывать деньги приличным делом. И увидеть, что мне может предложить этот мир.

— Не хочу я никакого мужчину. Обойдусь без него.

Смех Кенана разносится по комнате.

— Ой, не могу, цветочек. Ты так мало знаешь о мире? Тебя совсем ничему не учили? Ты, правда, питаешь такие иллюзии? Боюсь, ты слишком много читаешь историй из далёких стран по ту сторону океана. Здесь вы, женщины, не королевы. У вас нет никаких прав, кроме как давать жизнь нашим детям. Вы не стоите ничего без мужчины, который вас защищает. А кто тебя защитит, если не я?

Я не могу больше это слушать. Мне невыносима мысль, что в его глазах — и в глазах многих других — мы не больше, чем скот, который нужно клеймить. Для таких мужчин, как он, женщины — всего лишь инструмент: мы нужны только для того, чтобы нас использовали, чтобы мы рожали детей, увековечивая порядок, который они создавали на протяжении многих поколений.

Моя жизнь не будет такой. Иметь или не иметь детей будет моим решением. И, конечно же, они не будут зачаты от какого-нибудь урода, пришедшего в это злачное место.

Я резко отталкиваю Кенана и встаю, гордо выпрямляясь, даже будучи без одежды. Приподнимаю подбородок, как будто стараясь оказаться на одном уровне с Кенаном, хотя он намного выше меня.

— Я ухожу, — повторяю, не говоря ни слова больше.

Обхожу его, чтобы поднять своё платье.

Но не успеваю сделать и шага, как он хватает меня за запястье. С такой силой вонзившись ногтями в мою кожу, что из меня вырывается стон боли. Но это ничто по сравнению с той грубостью, с которой он снова швыряет меня на кровать. Моя спина сильно ударяется о матрас, выбивая весь воздух из лёгких. Пытаюсь сесть, но он уже оказывается надо мной, прижимая своим телом к кровати и сдавливая ноги так, чтобы я не могла пнуть. Он снова хватает рукой моё лицо и, когда я пытаюсь стряхнуть её, даёт пощёчину: удар оказывается таким сильным, что у меня кружится голова.

Страх. Ужас.

И хотя я ещё не отошла от удара, он вынуждает меня посмотреть на себя.