— Что происходит?
— Бабушка умерла. — Лили подавила рыдания.
Встав с места, я бросился к ней. Несмотря на все дерьмо, через которое она заставила меня пройти, мне было больно видеть, как кто-то проходит через потерю кого-то важного. Я глубоко заботился о Маделин, и мне не удалось с ней попрощаться. Женщина даже не знала, что я приходил к ней.
Скрывался от всей семьи Дэвисов, потому что ненавидел их дочь и был слишком занят зализыванием своих ран.
Притянул Лили в объятия, и она, уткнувшись лицом мне в грудь, безудержно зарыдала. Я притянул её ближе и стал раскачивать из стороны в сторону.
— Черт, мне так жаль, — прошептал я, имея это в виду. И это заставило меня почувствовать себя странным образом человеком.
— Я не знаю, что делать, — всхлипнула она, и проблески старой Лили — той, что мне действительно нравилась — просочились сквозь трещины ее покрытой ботоксом кожи. — Ты придешь на похороны?
— Конечно.
Ее бедро прижималось к моему, и я ненавидел это, но не мог остановить, и ненавидел еще больше. Потому что, если это движение было не намеренным, то я бы никогда не простил себя за то, что оттолкнул ее в такой ситуации.
— Все, что нужно твоей семье, я всегда рядом.
— Ты придешь сегодня? Поговоришь с папой? Он реально вне себя. И мама тоже. Мы чувствуем, что ты часть нашей семьи. Потому что в течение очень долгого времени так и было. Бабушка так тебя любила…
— Не очень хорошая идея, учитывая все обстоятельства.
Лили посмотрела на меня и непонимающе моргнула.
— Статья в газете, — отрезал я.
Я не стал добавлять: «та, которую ты слила». Если заговорю об этом, мне придется сказать ей, что думаю о ее версии нашей истории, а сейчас не место и, конечно, не время.
— О, я говорила с ними. Они готовы простить тебя. — Лили отстранилась от меня, быстро вытирая слезы.
«И эта сука с ботоксом возвращается».
— Как мило с их стороны. — Мой сарказм буквально капал на пол.
Я взглянул на часы за ее спиной. Мне нужно было донести эти отчеты до боссов. В то же время я не мог заниматься своими обычными делами.
Может быть, потому, что пытался сделать это, когда умерла Камилла.
После ее похорон я вернулся в офис.
Погрузился в работу.
Ни с кем об этом не говорил.
Построил более высокую, прочную, толстую стену между собой и миром, убедившись, что никто не сможет пройти через нее.
Камилла этого не заслужила. Черт, и Маделин тоже. В конце концов, она была той, кто дала мне самый лучший совет, которому я не потрудился следовать.
Это было после того, как мы рука об руку вышли с «Призрака Оперы». Мы зашли в наш любимый итальянский ресторан, и Маделин спросила, собираюсь ли я жениться на ее внучке.
— Наверное. Именно этого от меня и ждут.
— Но чего хочешь ты сам?
— Сделать Лили счастливой.
«И отца, который, возможно, наконец, примет меня за то, что я принял правильное решение. И мать, которой обычно было все равно».
— А ты сам? Будешь ли ты счастлив?
— Не думаю, что смогу. — И реально так думал. И тогда, и сейчас.
Лицо Маделин вытянулось, она сжала мой бицепс своими хрупкими пальцами и сказала: — Тогда тебе нужно продолжать поиски, потому что моя внучка не та самая.
— Я приду, — сказал я Лили, отступая на шаг.
К черту воротил и к черту сеть. Мне нужно отдать дань уважения женщине, которая поставила мое счастье выше счастья своей семьи.
Лили впилась в мою кожу красными когтями и притянула меня в объятия осьминога.
— Спасибо.
По дороге на работу Леонард Коэн пропел мне в наушниках, что мы растрачиваем сокровище, которое любовь не может себе позволить, и я кивала не только ритму, но и чувству. Мои конверсы сегодня были кроваво-красными, и я провела поездку в поезде, окрашивая их шнурки в черный цвет с помощью маркера.
Войдя в редакцию, я не знала, чего ожидать. Профессиональная сторона, очевидно, будет особенно удручающей. Но прошлой ночью мы с Селианом демонстрировали наши сердца, словно они были выставлены на витрине, когда касались друг друга — вползали и просачивались в души друг друга. А потом я ушла, не оставив ни сообщения, ни телефонного звонка. Не самый зрелый момент, но я была уверена, что ему тоже нужно время подумать.
Я шла по коридору, не обращая внимания на осуждающие взгляды и поднятые брови окружающих. Джессика прошла мимо меня и поморщилась. Она ничего не сказала, но один взгляд на ее лицо сказал мне, что меня ждет неприятный сюрприз.
«Хм. Странно».
Мой телефон дважды пискнул, прежде чем я добралась до своего рабочего места. Бросив рюкзак под сиденье, провела пальцем по сенсорному экрану.
Грейсон: Девочка. Мы любим тебя. Мы здесь для тебя. И просто помни — он может забрать твою радость (временно), но никогда не сможет забрать твои хорошие волосы.
Эйва: Я слышала, что у него слишком большой член. Шутки в сторону, эти штуки хорошо смотрятся только в порно.
«Что, черт возьми, происходит?»
Я решила обсудить это с Селианом, который, очевидно, был причиной этого странного поведения по отношению ко мне. Вылетев из редакции, остановилась, когда подошла к его открытой двери. Мужчина стоял ко мне спиной и обнимал Лили, которая выглянула из-за его руки. Она улыбнулась мне, торжествующе сверкая глазами, вцепившись в ткань его рубашки и уткнувшись носом в его руку.
Селиан взял ее лицо обеими руками и наклонился, спрашивая о чем-то интимном.
Она кивнула, шмыгнула носом и снова уткнулась ему в грудь.
Его руки на ней.
Ее руки на нем.
Красный. Мои конверсы красные. Мое сердце черное. Мой разум белый, густой туман.
Какая же я дура. Идиотка. Я была другой женщиной, которую только что очень публично бросили и, как обычно, без предупреждения.
Я отчетливо слышала их через открытую дверь.
— Теперь мы можем идти? Я не хочу ждать ни минуты, — захныкала Лили, разглаживая ладонями его рубашку.
Это выглядело так естественно. Как будто они делали это уже тысячу раз.
«Наверное, так оно и есть, Джуд».
— Да, — сказал Селиан. — Конечно.
Я прокралась в комнату рядом с его кабинетом, прежде чем Селиан успел меня заметить. Последнее, чего хотела — это публичное выяснение отношений с кошачьей дракой, достойной корейской драмы. У LBC уже были большие неприятности, и все смотрели на меня так, будто я вломилась в королевскую семью Лоранов. Нет причин давать еще больше патронов против меня. Кроме того, может быть, все не так плохо, как кажется. Разблокировав телефон, послала ему короткое сообщение.
Джуд: всё в порядке?
Подойдя к своему столу, включила монитор, не обращая внимания на тошноту, которая нахлынула из ниоткуда. В комнате, которая расплывалась в уголках моего зрения, было жутко тихо, и я знала, почему. Если Селиан и был прав в чем-то, так это в том, что он никогда ни к чему меня не принуждал. Я охотно переспала с ним. В своем отчаянном, печальном тумане сама затеяла этот роман. Я застелила постель, и то, что теперь она кишит слизистыми тварями, разъедающими мою репутацию и чувства, было моей виной, и только моей.
Он ответил в полдень, спустя много времени после того, как покинул офис.
Селиан: кое-что случилось.
Джуд: Подробности?
Селиан: Семья.
Конечно. Лили была его семьей.
И, конечно же, я была ошибкой, которую он оставил позади.
Селиан не пришел на работу ни на следующий день, ни через день.
Мельница слухов была в самом разгаре, Матиас высунул голову с верхнего этажа и болтался в редакции, как будто это был его второй дом. Он похлопывал Кейт по плечу и делал ей предложения, подходил к Элайдже, отдавал ему приказы и пытался уговорить Джессику пообедать с ним. Было ясно, что он пытается изо всех сил поиметь нас, прежде чем вернется Селиан, что заставило меня поверить, что он знал что-то, чего не знали мы — возможно, что его сын вернулся к своей бывшей невесте.
Это была настоящая катастрофа, и у меня были VIP-билеты. С другой стороны, Матиас игнорировал меня, как мог, и я старалась исчезнуть в своем мониторе и не поднимать головы от клавиатуры, пока не приходило время идти домой.
Когда у меня появилась секунда, чтобы перевести дух, я побежала на пятый этаж к столу Эйвы или Грейсона. Феникс, который был фрилансером, не должен был появляться на работе каждый день, но делал это, потому что я была в режиме срыва.
— Ты еще не знаешь, что происходит, — попытался он урезонить меня.
— А что тут знать? Лораны делают то, что хотят.
— Вот именно. И он не хочет Лили. Уже какое-то время нет.
— Ему нужна его сеть, и он ее получит. Я стану пятнышком в его истории. Всего лишь пятном.
— Пятно! — фыркнул Грейсон, хлопнув ладонью по столу. — Надеюсь, ты запятнала всю его жизнь.
По словам Грея, за последние сорок восемь часов Селиана дважды видели входящим и выходящим из дома Лили. В этот момент я перестала пытаться общаться с ним и получила общее представление. Сообщение, наконец, попало в цель.
Я была одноразовой. Может быть, не на одну ночь, но определенно на короткий период. Срок истек, и меня отбросили в сторону, чтобы освободить место для Лили. Селиан улаживал дела с ее семьей и проводил с ней время.
Феникс, как никто другой, оставался беспристрастным.
— Селиан Лоран — это воплощение всего плохого, что есть под солнцем, но он не слабак. Если бы он хотел вернуться к Лили, он бы так тебе и сказал.
Грейсон подпилил ногти и закатил глаза.
— Тогда как назвать то, что он промолчал о своей помолвке в тот вечер, когда они познакомились.
— Он ведь не думал, что увидит ее снова, — заметила Эйва.
— Но потом он узнал, что они работают вместе, — подчеркнул Грей, не желая давать Селиану слабину. Я не могла его винить. Он работал здесь уже четыре года, и Селиан до сих пор не знал его имени. — Достаточно времени, чтобы прояснить ситуацию.
— Это не имеет никакого значения. Они не были вместе, и он пытался установить границы с сотрудником, зная, что его отец — первоклассный придурок с размытыми линиями, когда дело доходит до женщин-коллег, — парировал Феникс, ковыряясь в своей еде на вынос набором очень коротких палочек.