Она надела толстые носки, которые все время были на ней, он их не заметил, пока не снял во время второго раза, а когда они спустились вниз, накинул ей на плечи шаль, в одних носках она пошла провожать его к пикапу.

Он остановил ее еще до того, как открыть дверь.

— Кэди, обувь, — сказал он.

Она посмотрела на свои ноги, потом на него.

— Все нормально.

— Там ниже минус двадцати.

— Я что, целый час там буду?

— Нет.

— Тогда все нормально.

— Кэди, идет снег. Надень сапоги.

— Курт, все слоняются без дела на «Рынке омаров» перекусывая пирожными. Они, вероятно, перестали слоняться без дела через две секунды после того, как я дала им добро вернуться домой. Они приедут с минуты на минуту.

— Сапоги, — приказал он.

— Эти носки толще сапог.

— Что я сказал?

— Курт! — огрызнулась она.

— Кэди.

Она не двинулась с места.

Затем склонила голову.

Он мгновенно встревожился.

Черт, ему не следовало наседать с сапогами.

Подняв голову, она подошла к нему. Запустив руки ему в волосы, она притянула его к себе и поцеловала влажным, сильным и глубоким поцелуем.

Он развернул ее, прижал к двери и с жадностью принялся за дело.

В конце концов, он оторвался от ее губ, сказав то, что должен был сказать, но не ради себя и не ради них.

Ради нее.

— Мне пора.

— Люблю тебя, — прошептала она.

Вот тогда-то Курт и затих.

— Я люблю тебя, Курт, — снова прошептала она.

— Я тоже тебя люблю, Кэди, — прошептал он в ответ, снова коснулся ее губ и сказал: — Оставайся в тепле. Завтра я позвоню.

— Ладно.

Еще одно прикосновение губ, будто он не мог существовать без этой связи, и, наконец, он оттащил ее от двери, оттеснил в сторону и напоследок быстро взъерошил шерсть Полночи. Он перевел взгляд на Кэди, улыбнулся, подождал и увидел, как ее лицо смягчилось.

А потом повернулся к двери, открыл ее и вышел.

Он был уже на полпути к пикапу, когда услышал, как позади него открылась дверь.

Он повернулся и, увидев в дверях Кэди, стал двигаться к пикапу спиной.

— Иди внутрь!

— Напиши мне, когда вернешься домой, — ответила она.

— Ладно.

— Поговорим завтра! — Теперь она уже кричала.

— Хорошо! — крикнул он в ответ.

— Пока!

— До скорого, детка!

Он чуть не врезался в пикап, поэтому повернулся, чтобы видеть, куда идет, сел в машину, завел мотор, чтобы он прогрелся, потому что было чертовски холодно, и посмотрел на дверь Кэди.

Она стояла, освещенная светом, льющимся из двери, рождественскими елками и огнями гирлянд, а Полночь сидела рядом с ней.

Она помахала рукой.

Курт помахал в ответ.

Кажется, Полночь гавкнула.

Улыбаясь, он дал задний ход и уехал.

Войдя в дом, он, все еще улыбаясь, зажег елку Джейни и достал телефон.

«Дома в безопасности. Спи крепко. Люблю тебя», — написал он.

Он сидел на кухне и наливал себе бурбон на два пальца, когда пришел ответ: «Семья вернулась. Спонтанное собрание. Хотя они видят, что я дышу, но Пэт в беде».

«Он производит впечатление человека, который может это выдержать».

«Слава Богу, да».

Сделав глоток бурбона, он написал: «До отъезда твоей семьи, мы включим в повестку дня встречу с ними».

«Сейчас я чувствую себя очень счастливой, а Майк может быть еще большим защитником, чем его отец. Так что, может, ты встретишься с ними по Скайпу, когда они будут в миллионе штатов отсюда».

Курт ухмыльнулся. «Сила духа, милая. Мы можем это сделать».

«Да, мы можем».

Продолжая ухмыляться и потягивать бурбон, Курт включил телевизор, но не смотрел на экран, сидя с телефоном в руке и все еще ощущая на себе запах Кэди.

«И просто к слову», — написал он, — «мне нравится, что ты очень счастлива».

Какое-то время она не писала, и Курту это не понравилось, пока не пришел ответ, где говорилось: «Дейли устроил мне допрос с пристрастием. Он чуть не замучил меня до полусмерти, а потом пришлось терпеть крики Кэт: "Ради Бога, Дейли, неужели ты не видишь, что убиваешь ее послевкусие!" Слава Богу, Дети сейчас у Элайджи, иначе было бы плохо».

Курт расхохотался.

Перестав, он попытался вспомнить, когда в последний раз так сильно смеялся, чувствуя себя свободным.

Это было даже не с Кэди, как бы она его ни смешила, а она всегда его смешила, потому ему мешало то, как он с ней поступал. «Сегодня вечером Элайджа был там?» — спросил он.

«Он был на свидании, но потом вернулся, свидание оказалось неудачным, и я расскажу тебе об этом, но, думаю, Вераити сильно влюбилась в него в ту же секунду, как только увидела».

«Кто родители Вераити?»

«Кэт и Пэт».

«Я общался с ним минут пять и все же, могу сказать, что он привлекает внимание, они должны считать, что им повезло».

«Да. ПОЛНОСТЬЮ согласна. Он ОЧЕНЬ хороший парень».

Курт снова улыбнулся. «Да».

«Мне пора. Кэт открывает еще одну бутылку вина и требует, чтобы мужчины ушли в студию, так что, думаю, скоро мне устроят очередной допрос».

Он улыбнулся шире. «Хорошо, Кэди. Не беспокойся о своем послевкусии, дорогая. Завтра мы его освежим».

Ее ответ пришел не так быстро, и, прочитав его, он понял почему, его пронзили чувства, когда он увидел: «Люблю тебя, Курт. Очень».

«Знаю, Кэди. Я тоже тебя люблю. Поговорим завтра и увидимся вечером».

«Не могу дождаться. До скорого».

«Не напивайся. Послевкусие не так хорошо переносит похмелье».

И тогда она прислала ему мультяшную картинку, очень похожую на нее, широко улыбающуюся, но в виде дракона с мечом в груди и словами сверху «Ты меня убиваешь!»

Он разразился хохотом и спросил: «Что это за хрень?»

Последовали быстрые сообщения.

«Смайлик.

Племянницы и племянники.

Осваиваю. Я могу вести целые беседы с помощью смайлов».

Курт усмехнулся и ответил: «Иди, напейся с девочками. Но не слишком».

«Хорошо. Спи крепко».

О, безусловно.

«Буду. Спокойной ночи, дорогая».

«Спокойной ночи, Курт».

Он не написал ей ответ, даже если и хотел продолжить общение, чтобы отпустить ее к семье.

Но он очень долго смотрел на картинку Кэди в образе дракона. Затем, не удержавшись, наклонился вперед, упершись локтями в колени, прижимая стакан с бурбоном к одному виску, телефон — к другому, и глубоко вдохнул.

Это случилось.

Они это сделали.

Они были полны решимости все обсудить и снова обрести друг друга. А это означало заново открыть друг друга.

Это означало, Кэди и ее смайлики.

Он перестал глубоко дышать и начал смеяться, потом дважды хрюкнул, сдерживая другие эмоции, и еще глубже ушел в себя, прижимая к вискам телефон и стакан.

— Она меня прощает, — пробормотал он коленям.

«Люблю тебя, Курт. Очень».

— Она прощает меня, — повторил он срывающимся голосом.

Он глубоко вздохнул, сел, откинулся на спинку дивана, отложил телефон и уставился на рождественскую елку.

Затем он сбросил ботинки, положил ноги в носках на кофейный столик и переключил внимание на телевизор.