Медленно она подняла на него глаза.

— Я взяла твой свитер, — прошептала она так, словно только что призналась в убийстве.

— Кэди, — осторожно произнес он.

— Я не должна была этого делать, — продолжала она шепотом.

— Чего? — тихо спросил он.

— Но сделала. Это. С тобой. Коснулась тебя. Заставила... заставила тебя... Я не должна была прикасаться к тебе.

Она что, сошла с ума?

— Кэди, милая, подумай. Все это время я был с тобой.

Ее глаза были устремлены на него, но он понимал, она видит не его, а что-то другое, что-то очень нехорошее, когда она прошептала:

— Я не должна была так поступать с тобой.

— Милая, посмотри на меня, — настаивал он.

Она на него даже не взглянула.

— Кэди, — сказал он, делая к ней шаг.

Ее взгляд остановился на нем.

И ее слова прозвучали с надрывом, когда она сказала:

— Мне так жаль.

Ладно.

Достаточно.

Ему пришлось пройти все два фута, но он подошел, подхватил ее на руки, повернулся и уселся задницей на край кровати, удерживая ее в крепких объятиях у себя на коленях и прижимая к груди.

— Прекрати, — прорычал он ей в волосы. — Я на каждом шагу был с тобой.

— Ты... ты... детектив. Его отчеты. Отчеты Патрика. Я прочла их. Я знаю, как родилась твоя дочь.

Неожиданно, но не удивительно.

— Это другое, — твердо сказал он. — Все было не так, как ты думаешь.

— Ты... ты... женщины поступали с тобой неправильно.

Он положил руки ей на голову и заставил посмотреть на себя.

— Прекрати, — отрезал он.

— Курт…

— Это все я.

Она пристально посмотрела ему в глаза.

— Я, Кэди. Я это сделал. Я сломал нас. Это был я.

— Нет…

Дерьмо.

Черт возьми.

Дерьмо!

Мать вашу!

Он чувствовал и больше не мог сдерживаться.

Он дернулся, его голос надломился, когда он выдавил:

— Все из-за меня.

И тут, не стало Кэди, вбившей себе в голову всякую чушь.

Внезапно у него на коленях оказалась Кэди, которая была вся его.

Он видел это по ее лицу.

И он не выдержал.

— Курт… — настойчиво повторила она.

— Я все испортил. Поимел тебя. С самого начала. Использовал. Понимал, что это неправильно. Понимал, что это нас сломает. Знал это. И все равно сделал.

— Курт, милый, посмотри на меня…

Он смотрел на нее, но не видел.

Она сидела у него на коленях, так близко, как только могла, а он пребывал в аду.

— После… после того, как ты узнала, после того, как поняла, что каждый раз, произнося имя Тони, все было ложью, я был ложью, мы были ложью, я был куском дерьма, я хотел пойти к тебе. Я знал тебя. Знал, что ты сделаешь. Малк и Том сказали мне возвращаться обратно. Не давать тебе времени. Немедленно возвращаться. Но Кэп, мой капитан, просил дать тебе время. Сказал, если оно у тебя будет, ты поймешь, что это моя работа. Ты поймешь. Все будет в порядке. Ты примешь меня, чтобы все исправить, начать все сначала. Если я приду слишком рано, то нарвусь на твою злость и боль, и еще больше напортачу. Малк и Том оказались правы. Мне следовало прислушаться к ним. Кэп ошибся. Ты нуждалась во мне, и я это знал, но послушал его и чертовски сглупил.

Оседлав, она устроилась у него на коленях. Он по-прежнему держал ее голову в своих ладонях, она ответила ему тем же и уткнулась лицом ему в лицо.

— Курт, милый, увидь меня, — взмолилась она.

Он ее не видел.

— Господи, каждый раз, когда я двигался внутри тебя, и ты называла меня Тони, часть меня умирала.

— Боже, Курт, — ее голос дрогнул, большие пальцы скользнули по его влажным щекам, — прошу, посмотри на меня.

Он смотрел прямо на нее, но не видел ничего, кроме черной пелены вины и стыда.

— Я винил тебя, потому что не мог этого вынести. Я свалил на тебя это дерьмо, потому что не мог жить с тем фактом, как я с тобой поступил. Она, мать ее, убила своего парня. Ты хотела уйти, а я заставил тебя остаться. Я сделал тебя частью этого. Заставил жить той жизнью. Во всем этом. Покрыть себя грязью. Дерьмом.

— Прекрати, пожалуйста, прекрати, — умоляла она, судорожно сжимая его лицо пальцами, всем телом прижимаясь к нему.

— Я возвращался домой, а ты мне улыбалась, бросалась в объятия и называла Тони. Ты наблюдала за мной и Ларсом, а когда я ловил тебя на этом, отводила взгляд. Боже, так чертовски печально. Каждый день я надеялся, что дам тебе основание понять, каждый день давал тебе повод уйти, а ты держалась за меня, а я тебя использовал.

Она покачала головой.

— Прекрати!

Наконец он посмотрел ей в глаза.

— Я любил тебя и заставил жить в аду.

— Я любила тебя и была счастлива оказаться в этом аду, если бы ты был там со мной.

Курт замолчал.

— Мне не следовало выходить замуж за Патрика, — заявила она.

Он скользнул руками к ее подбородку и сказал:

— Твой брат все мне объяснил.

Когда он произнес слово «брат», ее голова в его руках дернулась, но он продолжил:

— А потом я ничего тебе не объяснил, потому что мне нужен был предлог, чтобы отпустить тебя, позволить жить своей жизнью, не позволить тому дерьму, что я с тобой сотворил, отравлявшему каждую секунду, что мы провели вместе, отравить каждую секунду, что у нас будет. Я хотел освободить тебя.

— Я не хотела быть свободной, — прошептала она.

— Я считал, тебе без меня будет лучше.

— И я думала также, поэтому после того, как причинила тебе боль, выйдя за Патрика, я не вернулась к тебе и не заставила выслушать, потому что была молода и глупа. Мы оба были молоды, глупы и напуганы, и все произошедшее было сумасшедшим безумием, и мы так запутались, мы оба облажались, но теперь мы здесь.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Мы здесь, Курт. Так что же мы будем с этим делать?

Это было не так просто.

С ними всегда было непросто.

— Кэди, несколько дней назад я снова причинил тебе боль. Речь шла не о разговоре с тобой. А о том, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу после того, что я с тобой сделал. После всего, через что заставил пройти. Посмотреть себе в глаза и признать, что вел себя как кусок дерьма. Увидев Ларса, прошлое вернулось, он сказал мне прямо. Заставил увидеть. То, что я сделал с ним, — не имело значения. Он — мусор. За свои поступки он получил по заслугам. Но только не ты. И мне снова пришлось столкнуться с этим. И посмотреть правде в глаза, и прийти к выводу, что я своими руками отдал тебя Морленду.

— Он не был моим мужем, Курт, не по-настоящему.

— Об этом мне рассказал его сын, не ты, потому что я тебе не позволил, ты пыталась и тогда, и когда вернулась ко мне, но ни тогда, ни сейчас я не дал тебе и шанса.

— Видишь, насколько наша ситуация напряженная? — спросила она. – Речь не только о том, что мы были слишком молоды и еще не научились общаться, идти на компромисс, вступать в отношения. Вдобавок ко всему мы имели дело с убийствами и преступлениями, отсутствием всякой помощи от моей семьи, а Патрик внезапно оказался рядом и, справляясь с собственным горем, проявил чрезмерную заботу, когда все вокруг было просто сумасшедшим безумием. Так что, может, нам нужно понять и осознать, что все уже случилось. И не лучшим образом. Все пошло ужасно неправильно, опустошительно неправильно. Но теперь у нас есть выбор. Оставить все как есть плохо, либо сделать это правильным.

— Что правильно, Кэди?

— Думаю, правильно то, что произошло на моем диване.

Курт замер.

— И Ларс может идти нахрен, — продолжала она. — Не знаю, что он тебе сказал, но, Боже. Этот тупица пронесся по всей стране, как всадник возмездия. Ты серьезно? — Она устроилась попкой на его бедрах и скользнула ладонями вниз по его шее. — Больше и секунды не думай о том, что сказал Ларс. Он всегда был придурком.

Всадник возмездия.

Тупица.

Какая же она забавная и милая.

Но Курт был далек от того, чтобы смеяться.

— Кэди, милая, можешь ли ты честно сказать, что тебе удастся двигаться дальше и каждый раз, глядя на меня, не видеть, как я выбросил твою жизнь на помойку и сделал это умышленно?

— Курт, можешь ли ты честно сказать, что тебе удастся двигаться дальше и каждый раз, глядя на меня, не видеть, что я не поверила в тебя, когда знала. Я знала. Ты прав. Я знала, кто ты такой.

Она придвинулась ближе, прижимаясь теснее, и продолжила:

— Ты тоже меня знал, а я поступила так, как поступала всегда. В спешке. Безрассудно. Сделала все, чтобы боль ушла. Даже больше — чтобы избавиться от боли, нашла другого, и сделала это в тот же день, когда все пошло прахом. В то утро, когда ты ушел, Мария позвонила мне и стала кричать: «Что ты наделала! Что вы с этой свиньей натворили?» Я понятия не имела, о чем она говорит, и так перепугалась, что перед работой отправилась к ней, а там увидела тебя, разговаривающего с копами в том грязном дворе, со значком на джинсах, а также Ларса, Марию и Шэрон, стоящих на коленях со скованными за спиной руками, и испугалась еще больше. Потом, едва успев пройти через двери «Сип энд Сейф», дрожа, даже не понимая, зачем иду на работу, следом за мной явился Джейми, и с ходу заявил, что порежет меня. Сольет меня. И моего парня-копа. Он ушел, а я обезумела и направилась прочь из магазина. Я даже не могла стоять. Села на асфальт и зарыдала. Там Патрик меня и нашел. И что же сделала я?

— Кэди, — прошептал он.

— Я предала тебя. Прямо там. В тот вечер я не пошла в дом Кейси и не стала тебя ждать. Патрик отвез меня к моим родителям, они меня выгнали, сказав: «Кэди, на этот раз навсегда, не возвращайся никогда», — она сказала это голосом матери. — «Никогда. Если ты хоть немного нас любишь, не приноси в нашу жизнь ничего подобного. Никогда». Так что, я поехала домой к Патрику, вот и все. Я даже не вернулась в «Сип энд Сейф». Он обо всем позаботился. Он был со мной, когда я, в конце концов, вернулась в дом Кейси, чтобы забрать вещи, и тут появился ты, увидел его и кольцо, и разозлился на меня, имея на это полное право. — Она покачала головой. — Вот, как все было.

— Милая, — пробормотал Курт, прижимая ее к себе.

Но она еще не закончила.

— Видишь ли, мне гораздо легче знать, что ты выполнял свою работу, она была полна опасностей, которые нужно было преодолеть, но я поняла. Это заняло некоторое время, но я все поняла. Это была твоя работа, и работа нелегкая, и ты говорил мне, как только мог, что мне не нужно отпускать тебя, не сдаваться, держаться рядом с тобой, а я этого не сделала. Я просто была... — она тяжело вздохнула и закончила: — собой. Так что же ты думаешь, глядя на меня?