Когда освобождаю её ноги, она полностью и красиво обнажена. Больше всего я хочу перевернуть её на спину и погрузиться между её ног, трахая нас обоих до безпамятства, где бы я больше не думал о словах её отца.

Но не делаю этого.

Я тянусь за одеялом, чтобы укрыть её и медленно отступаю назад.

30

Индия

Из открытых занавесок струится свет, пробуждая меня от последнего и самого восхитительного сна за всю ночь.

Всё моё тело на мгновение напрягается от паники, когда я вспоминаю, что заснула на катере. Но больше ничего не раскачивается.

Тепло исходит от огромного источника жара рядом со мной. Тяжёлая рука лежит на моем боку, а утренний стояк давит на задницу.

Я оглядываюсь через плечо и прикусываю губу, когда вижу тёмные волосы в беспорядке, закрывающие лицо Форджа. Потом я вспоминаю игру на Майорке. Я привезла домой чуть меньше двух с половиной миллионов долларов. Неплохо для ночной работы.

Я сдвигаюсь, не уверенная, хочу ли прижаться к нему или отодвинуться. Эрекция Форджа прижимается к заднице. Моей голой заднице.

Как?.. Рука напрягается на моём животе и притягивает ближе.

Я уступаю дьяволу на плече и двигаюсь назад, сильнее прижимаясь к нему.

— Чёрт возьми, я надеюсь, что ты не спишь и знаешь, что, чёрт побери, делаешь. — Его голос звучит грубо ото сна, когда он сильнее притягивает меня, посылая мурашки по всему телу и напрягая соски.

— А если нет?

— Ты бы проснулась от совершенно другого типа будильника. — Его член отстраняется и проскальзывает через расстояние между моими бёдрами. — Чёрт, ты уже влажная.

С резким вдохом я сильнее прикусываю губу, чтобы не застонать. Это ощущается так чертовски хорошо. Я знаю, что не должна наклонять бёдра под нужным углом, подталкивая головку члена к отверстию, но не могу удержаться.

— Блядь, Туз…

— Да, трахни меня. Прямо сейчас.

Я не знаю, что имею ввиду прямо в этот момент. Но вдруг кажется, что это самая естественная вещь в мире — проснуться с ним, обнимающим меня, прямо перед тем, как его толстый ствол пронзает меня.

Я хочу этого. Я не буду за это извиняться. Я прижимаюсь к нему, и у меня перехватывает дыхание, когда его размер растягивает меня.

Руки Форджа двигаются: одна накрывает киску, а другая обхватывает грудь, чтобы прокрутить сосок между большим и указательным пальцами. Он стонет, когда входит глубже. Моя голова откидывается назад.

Его губы касаются моей шеи, и он целует меня.

— Просто охрененно, — бормочет он, прежде чем выйти.

Каждый удар возносит меня всё выше и выше, пробуждая каждую частичку тела самым изысканным образом. Он не похож ни на один предыдущий раз. Каким-то образом он более интимный, потому что мы оба стонем и охаем, уничтожая друг друга.

Мой оргазм неуклонно растёт, чему помогают его умелые пальцы, играющие с клитором. Это уже слишком. Я пытаюсь схватить его за запястье, чтобы оттолкнуть, но другая рука мужа удерживает меня на месте. Не могу избежать ослепительного удовольствия — я могу только лежать там, позволяя ему дать мне всё, что я и не знала, мне нужно.

Когда оргазм, наконец, накрыл меня, я простонала его имя:

— Джерико.

Как только последний слог сходит с губ, я словно щёлкнула выключателем, превратив его в ненасытного зверя.

Он крепче прижимает меня к себе и смыкает руки вокруг меня, трахая ещё сильнее, когда я снова падаю через край. Голова мечется из стороны в сторону, когда его зубы скользят по моей шее и впиваются в изгиб плеча.

— Джерико! — я снова выкрикиваю его имя, теряя всякое подобие контроля.

31

Фордж

Когда я выхожу из неё, понимаю, что только что сделал. Я не надел презерватив.

Я всегда надевал презерватив. Всегда. Никогда не хотел давать кому-то надо мной власть, от которой невозможно избавиться. Но с Инди я не раздумывал.

Я уже женился на ней без брачного договора. Какого чёрта я буду беспокоиться о том, что она забеременеет?

Не буду.

Смелая реальность этого шокирует меня до глубины души.

— Подожди. Я принесу тебе полотенце. Минутку, — говорю я ей, вылезая из постели. Как только попадаю в ванную, вспоминаю, что сказал русский перед отъездом:

«Выпьем за продолжение рода Фёдоровых, даже если он будет смешан с твоей американской кровью».

Разве это то, что я хочу? Прежде, я никогда не думал о том, чтобы иметь детей. Они никогда не были целью в масштабе моей дальнейшей жизни.

Внезапно вероятность того, что я мог сделать Инди беременной, кардинально и безповоротно меняет всю картину. Что, если я хочу оставить после себя наследие? Не было бы матери столь же сильной, как Инди. Она уничтожила бы любого, кто попытался бы навредить её ребёнку. Она никогда бы не бросила его.

Я смотрю в зеркало на человека, которым стал. Чёрные волосы, унаследованные от матери, слишком лохматые и нуждающиеся в стрижке, на которую я не могу найти время. Тёмно-серые глаза отца, которого я никогда не знал. Глаза, которые ставят всё под сомнение и пронизывают всех, кого встречаю. Нос, сломанный первым ударом кулака Рубена. Он так и не зажил ровно.

Сквозь жестокого человека, смотрящего на меня, я вижу ребёнка, которым был. Того, кто был готов рискнуть умереть, чтобы получить шанс на что-то лучшее. Так же, как я готов умереть, мстя за Исаака.

Но пламя мести, которое обычно горит так ярко, прямо сейчас ослабло перед перспективой будущего, которое я не мог представить до этого момента.

Могу ли я иметь всё сразу? Или мне придётся выбирать?

Я всем обязан Исааку за жизнь, которой живу. Это никогда не будет оспорено.

Я отбрасываю в сторону яркую картину будущего, о которой не могу позволить себе думать, и отвожу взгляд от зеркала. Я обтираю себя, стягиваю полотенце с вешалки, смачиваю его тёплой водой, затем возвращаюсь в комнату и предлагаю его женщине в моей постели.

Моей жене.

Нет никаких сомнений, что она все изменила. Она меняет меня. И я не знаю, что, чёрт возьми, с этим делать.

Щёки Инди вспыхивают ярко-красным цветом, как только я передаю ей полотенце.

— Хм, спасибо.

Она отводит взгляд, пока обтирается. Я знаю, что должен отвернуться, чтобы дать ей уединение. Но я этого не делаю. Я не отвожу взгляда с её лица.

Когда Инди заканчивает, то оборачивает простыню вокруг себя, передавая мне полотенце. Я беру его и продолжаю смотреть на неё в тишине.

— Я иду в душ.

— Ты принимаешь таблетки? — вопрос возникает из ниоткуда. Я даже не знал, что собирался его задать.

Лицо Инди бледнеет.

— Нет. Не принимаю. Блядь. Я даже не подумала…

— Всё хорошо. Независимо от того, чем всё закончится, мы разберёмся с этим.

Её голубые глаза расширяются.

— Что, чёрт возьми, это значит?

Я пожимаю плечами, как будто это ничего для меня не значит, когда внезапно принимаю идею, что Инди беременна моим ребёнком. Назовите это примитивным мышлением. Назовите это чёртовым безумием. Неважно как. Потому что это просто есть.

— Мы оба принимали участие в том, что только что произошло. Мы вместе разберёмся с последствиями, если они будут.

Когда лоб Инди хмурится, мне хочется заглянуть внутрь её головы и узнать, что, чёрт возьми, она думает, потому что это может изменить то видение, которое только что представил я о том, как может выглядеть моя оставшаяся жизнь. То, о котором я только что сказал себе, что не мог думать. Если она лишит меня этой возможности, то я останусь с тем, что сейчас кажется холодной, бессмысленной дорогой, где единственное, что меня удерживает — это месть.

Во всём виноват русский. Он должен был стать философом. Его слова сказываются на мне против моей воли.

— Я не собираюсь иметь дело с последствиями, Фордж. Если я беременна, я… я не попытаюсь это исправить.

Меня охватывает чувство облегчения.

— Хорошо, потому что это не то, что я предлагал.

Она хмурится от замешательства.

— Подожди. Что?

Я наклоняюсь к ней, пока наши носы почти не соприкоснулись.

— Не беспокойся об этом, пока не будет, о чём беспокоиться. Ладно?

— Тебе легко говорить. — Инди опускает взгляд на зажатую в её руке простыню.

— Единственная причина, по которой это легко — то, что это ты.

Её голова дёргается вверх, от удивления расширяются голубые глаза. Инди изучает моё лицо. Я понятия не имею, что она ищет, но она должна найти это.

— Всё будет в порядке. Спасибо, что не настаиваешь, что это будет моей проблемой, если…

— Конечно, нет. — Я выпрямляюсь и протягиваю руку. — Душ и завтрак?

Прошло несколько секунд, прежде чем Инди взяла её, как будто мы объявили перемирие.

— Было бы здорово. Спасибо. — Её слова тихие и сдержанные, как будто она не уверена, как продолжить наш разговор. Нас таких уже двое.

Я помогаю ей встать с постели. Она тянет с собой простыню, прижимая её к своему телу. Если она чувствует, что ей нужна броня, она может её забрать. На данный момент.

— Как прошла игра? — спрашиваю я, зная, что если и есть какая-то тема, чтобы заставить её говорить уверенно, то это должна быть она, учитывая сумку, которую я запер в своем сейфе.

Выражение лица Инди меняется с осторожности в нечто совершенно иное. В ослепительную радость.

— Я выиграла. Разгромила их. Никто не усомнится снова в том, что я противник, с которым большинство людей не посмеют столкнуться.

Её улыбка такая широкая. От неё в уголках рта и глаз Инди появляются маленькие морщинки. Я никогда не видел ничего более прекрасного в своей жизни.

— Никогда не было сомнений, что ты грозный противник.

Инди пожимает плечами. Её улыбка тускнеет на несколько ватт.

— Когда я играла с тобой, то выглядела как любитель.

— Нет. — Я не соглашаюсь, качая головой. — Ты была кем угодно, но не им. Просто так получилось… Мне повезло той ночью. Возможно, я был удачливее, чем когда-либо в своей жизни.

— Я хочу сыграть с тобой снова. Хочу исправить свои ошибки. Доказать, что я могу победить кого угодно. — Она поднимает подбородок. Её голос приобретает надменные нотки, которые посылают удар похоти в мой член.