Он отходит, и я замечаю прямо за ним знакомое лицо.

— Мистер Белевич. Не ожидала увидеть вас здесь.

Русский, против которого я играла той ночью, когда проиграла Форджу, смотрит на меня.

— Мисс Баптист. Надеюсь, ваша удача ещё не вернулась.

Я продолжаю улыбаться своей хорошо отрепетированной фальшивой улыбкой.

— Полагаю, мы узнаем это, сэр.

— Как будто у тебя есть шанс победить её даже в её худший день, Белевич.

Я замираю от насмешки за моей спиной. Бастиен. Я медленно поворачиваюсь к нему, отказываясь от желания дотронуться до шишки на голове от его дурацкого катера.

Какого хрена? У него синяк под глазом, и плечи сжаты, словно у него какая-то травма, которую я не вижу.

— Что, чёрт побери, с тобой случилось? — спрашиваю я.

— В дверь врезался, — с невозмутимым видом сказал Бастиен.

Была ли это дверь Форджа? Нет. Не могла быть. Может, Голиаф? Он был всего лишь в минуте позади нас, когда мы сели в вертолёт. Или я так думала.

— Надо быть аккуратнее, — говорю я ему. Мы оба знаем, что я имею в виду держаться от меня подальше.

Один уголок его рта изгибается.

— Может, тебе стоит прислушаться к собственному совету. — Его взгляд падает за мою спину. — Но опять же, полагаю, твои телохранители позаботятся о любых дверях на твоём пути.

Так, теперь этот разговор становится загадочным, а у меня нет времени на отвлечение. Сосредоточься на игре, Инди.

— Я не ожидала увидеть тебя за игрой сегодня вечером, — говорю я осторожно, мой тон уравновешенный и ровный.

— Я не играю. Я здесь просто для развлечения, — отвечает он с самодовольной улыбкой. И я задумываюсь, что чёрт возьми упускаю.

Здесь что-то… не так.

— Тогда наслаждайся развлечением. — Желая оставить побольше расстояния между мной и Бастиеном, я возвращаюсь к Галлардо и прошу представить другого игрока, которого ещё не встречала.

— Конечно, мисс Баптист, я с радостью познакомлю вас с…

— Теперь она миссис Фордж, Галлардо, — перебивает Бастиен. — Ты бы не хотел случайно обидеть своего любимого миллиардера, назвав его жену не тем именем, верно?

Тёмные брови Галлардо поднимаются к залысинам при этом заявлении.

— Мистер Джерико Фордж?

Чёртов Бастиен. Конечно же, он должен был сказать это.

— Да, Фордж женился. Шокирующе, не так ли? — Бастиен широко улыбается. Я надеюсь, что от этого заболит его синяк, потому что теперь Белевич также пристально смотрит на меня.

Потрясающе. Просто великолепно.

— Поздравляю, миссис Фордж. Я попрошу официанта принести бутылку шампанского, чтобы мы могли выпить за ваш брак, — говорит Галлардо. Я ему мило улыбаюсь.

— Вообще-то, я готова играть. — Я указываю в сторону стола. — Джентльмены, начнём?

Мы выбираем стулья, но прежде чем я занимаю свой, Бастиен останавливается рядом со мной. Бэтмен делает шаг ко мне через всю комнату, но я поднимаю палец, чтобы остановить его движение.

Я смотрю на Бастиена.

— На твоём месте, я бы держалась подальше от меня.

— Удачи, Инди, — произносит он загадочно. — Она тебе ещё понадобится. И я говорю не об игре.

24

Фордж

Судя по тому, как строчку за строчкой Фёдоров перечитывает контракт, вычёркивая и набрасывая записи на полях, можно подумать, что он никогда не видел его раньше. А это не так. Страница за страницей, он толкает их по моему столу. Каждая из них претерпела ряд изменений.

Я прочитываю изменения и делаю список встречных предложений в блокноте рядом со мной. Я не вёл так дела годами, может быть, никогда. Но иногда, когда ты достигаешь высшего уровня, миллиардеры могут себе позволить работать по старинке.

Чёрт, если бы я передал Индию Фёдорову, у меня были все шансы, что он согласился бы на мою сделку простым рукопожатием и больше ничем. Его раздражение и количество изменений, которые он вносит, прямо пропорциональны его гневу от того, что сегодня вечером ему не удалось увидеть свою дочь.

 Когда он доходит до конца, толкает последний лист бумаги через стол.

— Когда ты согласишься на все эти изменения, я подумаю о подписании твоей сделки.

Я пробегаюсь взглядом оставшийся лист на предмет его возражений, а потом добавляю его в стопку.

— Вы же понимаете, что полностью изменили несколько ранее вами же согласованных позиций.

Фёдоров расслабляется на стуле и скрещивает руки на груди, настолько напоминая мне о своей дочери, что просто поразительно.

— Потому что мы заключили сделку, а потом многое поменялось. Я не позволю тебе манипулировать мной, Фордж.

Я упёрся локтями о подлокотники кресла и сложил пальцы в замок на коленях.

— Сэр, при любых других обстоятельствах для достижения моих целей я бы без колебаний манипулировал вами всеми возможными способами.

Взгляд русского обостряется. Мне повезло, что он оставил своих телохранителей снаружи.

— Для чего ты говоришь мне это?

— Потому что сейчас ситуация совершенно отличается от обычной, и я стараюсь не манипулировать вами больше, чем это необходимо. На самом деле, ваша дочь не хочет ничего о вас знать. Насколько ей известно, вас не существует. Это именно то, что ей внушали с детства.

 Ноздри Фёдорова раздуваются, когда он дёргается вперёд и стукает рукой по столу.

— Это не моя вина!

— И не её грёбанная вина, — говорю я, мой голос напоминает рычание. — Я должен принять правильное решение и для неё тоже, потому что она… она… — я замолкаю, пытаясь придумать, как описать самую сложную и интригующую женщину, которую я когда-либо встречал.

Фёдоров поднимает подбородок и прищуривается.

— Почему ты женился на моей дочери, Фордж?

Я опускаю взгляд на бумаги перед собой и складываю их в аккуратную стопку, не зная, как, чёрт возьми, ответить на этот вопрос.

— Потому что это имело смысл.

Фёдоров качает головой, его рот открывается, как будто он только что осознал что-то важное. Он поднимает руку и указывает на меня через стол.

— Ты хотел получить преимущество надо мной и, возможно, даже защитить её, хотя она не нуждается в защите. Но теперь… теперь я думаю, что причина, по которой ты скрываешь её от меня, в другом. Речь уже не только о бизнесе. Теперь это личное.

Я сжал губы, не готовый к этому разговору с Григорием Фёдоровым сейчас… или желательно никогда.

— Что вы хотите услышать, Фёдоров? Что я привязался к ней, и это не имеет ничего общего с бизнесом? Это как-то изменит ваше мнение?

Его бледно-голубые глаза мерцают. Предполагаю, что вероятно такого цвета будут глаза Инди через пятьдесят лет.

Фёдеров выпрямляет руки и откидывается назад, его поза меняется с агрессивной на расслабленную.

— Мне не следовало ожидать чего-то меньшего от дочери — плода чрева моего. Только такая женщина могла испортить могучему Джерико Форджу его хладнокровные переговоры.

Сначала я думаю, что его слова несут нотку насмешки, но это не так. Это гордость.

— Она необыкновенная женщина.

— Конечно, она такая. Она потомок дворянского рода… один из которых был так очарован своей служанкой, что женился на ней. Моя Ульяна могла очаровать и получить от меня всё, что хотела, в три года. Она была моим сердцем. И когда эта лживая шлюха украла её у меня, моё сердце не билось, пока я не услышал, что она всё ещё может быть жива.

Фёдеров делает паузу, его взгляд на мгновение расфокусирован, прежде чем возвращается ко мне.

— Что бы ты ни думал, у меня есть планы на мою дочь, мистер Фордж, и в них нет никакого злого умысла. Я старик. Болею. Мои дни сочтены. Если честно, я бы не выбрал тебя в качестве мужа для Ульяны, потому что говорят, что ты не хочешь ничего, кроме мести.

Фёдоров смотрит на меня в течение нескольких секунд, прежде чем продолжает.

— Но моя Ульяна уже изменила тебя. Возможно… возможно, всё так, как и должно быть. Кто я, даже в этом возрасте, чтобы задаваться вопросом, что приготовила нам судьба?

Я изучаю старика в поисках доказательств болезни, в которой он только что признался, но ничего не вижу. Что бы ни беспокоило его, он всё ещё держится с гордостью. Его быкоподобное телосложение не потеряло много веса, чтобы вызывать беспокойство.

— Сколько человек знают, что вы больны? — спрашиваю я, надеясь, что не оскорбляю мужчину.

— Крайне мало. В моём мире, когда узнают, что ты слаб, в ожидании начинают кружить стервятники, чтобы обглодать твои кости.

Это-то меня и беспокоит.

— Кто выиграет больше всего от вашей смерти?

Взгляд Фёдорова обостряется на мне.

— Моя дочь унаследует всё.

Я ожидал этого ответа, но он не поможет мне защитить её.

— Кто ещё? Если бы её не нашли или она не пережила вас… тогда кто?

Его губы сжимаются, как он считает.

— Я знаю, о чём ты спрашиваешь, но тебе не нужно беспокоиться. С угрозой жизни моей Ульяны разобрались. Личность похитителя установлена, и он устранен.

Я не сомневаюсь, что этого человека не просто опознали и устранили. Его, скорее всего, пытали, пока он не пожелал получить пулю в голову. И всё же я всё ещё не могу успокоиться. У кого-то всегда есть мотив.

— Вы уверены?

Брови русского нахмурились.

— В таких вещах не сомневайся во мне. Я русский. Я разобрался с этим. Угрозы больше нет.

Я провожу костяшками пальцев по щетине.

— Вы готовы поставить на это жизнь своей дочери?

— Ты влюбился в мою дочь, мистер Фордж. Вот почему ты не веришь мне, когда я говорю, что она в полной моей безопасности, хотя её нет рядом со мной. Радуйся, что я не оставляю её сейчас вдовой за то, как ты её защищаешь.

Не угроза смертью, сказанная с такой небрежностью, заставляет меня сесть прямо. Это другое заявление, которое он сделал с такой уверенностью: «Ты влюбился в мою дочь».

Откуда, чёрт возьми, он знает? Что заставило его так подумать?

Когда я не отвечаю, его проницательная улыбка растёт.

— Ты ещё этого не понял, Фордж. Но поймёшь. Доверься мне. Русские чувствуют сильнее, даже если нас учили не показывать этого. Теперь доставай водку. Мы выпьем за продолжение рода Фёдоровых, даже если он будет смешан с твоей американской кровью.