У еврея не может быть счастливого упоения вражьей кровью.

Всевышний разберётся с ними в 2018.

А тем временем дёргать книжной строкой, пока рука держит перо.

Твой ход, товарищ кэгэбэ.

Рассказ 23

А вот ещё пустячок.

Сегодня про каждого известно всё и не только вплоть до номера счёта в банке.

Даже известно, о чём каждый говорит.

Известно с помощью устарелой техники, когда бóльшая часть общества (а она всегда со всем согласная) стучит на меньшую часть общества (а она всегда совсем несогласная).

Известно и с помощью современной техники, в которой всегда слышно вдохновляющее эхо, чтобы было настоящее ощущение, будто говоришь не по телефону, а выступаешь со своей крамолой перед массами на площади в разрешённой полицией демонстрации, где записывается каждое историческое слово для потомков.

Одно остаётся неизвестно, что думает этот каждый. Ведь все знают, что это не одно и то же – что говорить и что думать.

Тот кэгэбэ замахнулся на тысячу лет, осуществлял грандиозные проекты: соединял моря с океанами, строил империю концентрационных лагерей для воспитания миллионов, которые будут думать то же, что и говорят.

И что из этого вышло?!

Этот кэгэбэ, на том примере, уже знает о своей недолговечности. У него только одна забота: успеть вовремя унести ноги, ведь здесь скрыться будет некуда – ни высоких гор, ни дремучих лесов, кроме леса из тридцати фруктовых деревьев, которые я посадил под моими окнами на иерусалимской горке, чтобы было, куда уходить, когда придут брать, если дадут дожить до такого счастья.

Перевоспитывать некогда, да и лагеря без лесоповала – дороговато. Поэтому для кэгэбэ без разницы – что говорится и что думается – был бы послужной список.

А у меня он замечательный.

За все годы хвалиться не стану, только за последние, да и то выборочно, чтобы не очень хвалиться.

Предобвальные будни:

15.3.1994 – послание проклятия Рабину на титульной странице книги "Мой Израиль".

1994 – книга "Мудаки".

2.10.1995 – участие в молитве возле дома Рабина по поводу "Пульса Денура".

12.1995 – письмо "Советским диктаторам".

31.3.1996 – первое приглашение в полицию. Не явился.

23.4.1996 – второе приглашение в полицию. Не явился.

5.5.1996 – индивидуальная антисоветская демонстрация, один из транспарантов: "Да здравствует дело маркса-энгельса, ленина-сталина, рабина-переса!"

6.5.1996 – третье приглашение в полицию. Не явился.

17.5.1996 – газета напечатала заявление полиции: "Человек вызван на расследование вследствие высказываний против государства. Если он не явится, полиция доставит его на расследование". Не явился. Не доставили.

Была хрущёвская оттепель? Как в том кэгэбэ, когда признались, что кэгэбэ убивал.

Не будет такого.

Этот кэгэбэ, на том же примере, уже знает, что за оттепелью следует перестройка, а за перестройкой – развал державы, поэтому не будет ни первого, ни второго.

Но это не главная причина.

Главная причина той оттепели там – русским стало страшно за то, что они натворили своим родным русским.

Главная причина отсутствия даже намёка на оттепель здесь когда-нибудь – отсутствие страха у евреев за то, что они натворили евреям.

Не оттепель была, а какая-то слякоть, по которой основоположник не прошёл на выборах 1996. Но и слякоти больше не будет.

Очень опрометчиво тогда получилось со слякотью, по ней не дошли до меня и поэтому не доставили, что видно из последующего списка:

18.6.1996 – первая из многолетней серии демонстраций против завоза неевреев.

1996-2002 – жиденькие, но частые демонстрации.

Поняли, что оплошали с недоставкой. Больше слякоти не будет.

22.12.1997 – избиение в "Саду роз" возле кнессета.

2002 – книга "Прощай, Израиль... или Последняя утопия".

Демократия терпелива, но не беспредельно же.

6.7.2003 – покушение.

И нет, чтобы остановиться.

9.7.2003 – сдал в печать трилогию: "Мой Израиль", "Мудаки", "Прощай, Израиль... или Последняя утопия".

Ну, теперь бы сидеть тихо. Ан нет.

2004 – книга "Покушение".

2005 – книга "Суд".

2006 – эта книга "С закрытыми глазами, или Неповиновение".

Ну, хотя бы не насмехаться.

И не было покушения? А, товарищ кэгэбэ?

Ха-ха!

Как сказал один чекист на моём суде против государства об украденном другим чекистом у меня пистолете, – сказал, что я выдумал о покушении, чтобы привлечь внимание читателей.

Верно, читатель не знает меня и не читает всякого там – как назвали меня в полиции? – "человека".

Но ты же знаешь мой послужной список и книги мои читаешь.

Если бы не знал и не читал, разве стал бы тащить меня к себе? Об этом есть в газете.

И разве стал бы бить меня? И об этом есть в газете.

За свидетелей были из твоих. Я уже назвал их имена. За фотографа был из твоих. За журналиста был из твоих.

А бил преступный мир?!

Ха-ха!

Я всегда говорил: чем больше шагов с тобой делаем, тем заметнее ты по походке.

А знаешь, читаешь, бьёшь, убиваешь – значит, уважаешь.

Но как можно уважать и не слушать телефоны?!

Не слушал?

Обижаешь.

Такой замечательный послужной список "человека"!

Моя гордость. Редко, кто похвалится таким.

Да кто тебе поверит?!

Ха-ха!

Про поцелуйчики слушаешь без разрешения, нарушаешь закон, совершая беззаконие.

А мою крамолу – без всякого нарушения закона, и без всякого на то разрешения, и без всякого на то моего возражения – не слушаешь?

Ха-ха!

Местный товарищ Вышинский сказал о тайных прослушиваниях, что в каждом деле могут быть допущены ошибки, которые изучаются и на основании которых делаются выводы, однако нельзя на этом основании отстранять следователей от дела, иначе мы придём к падению системы надзора за соблюдением законов, итогом станет делегитимация всей юридической системы.

И я за эту систему: систему ошибок, систему надзора, систему прослушивания. Только она помогает понять, что ты – слушаешь.

А ты не слушал телефоны убивавших меня?!

Не слушал телефоны убиваемого?!

Пил чай с малиной на Кинерете?!

Ха-ха-ха!

Твой ход, товарищ кэгэбэ.

Рассказ 24

Щелчок.

Это Нехамелэ. Её рука всегда на моей кнопочке. И моя рука всегда – на её кнопочке. Вместе идём по строчкам. Это тоже её. Это как у выживших в Катастрофе – не надо пояснять друг другу ничего.

- Мишенька, а теперь вот эти строчки писателя В.Войновича:

«Дело № 34840 описывает реальный случай, происшедший в 1975 году, когда два сотрудника КГБ попытались меня отравить <…> Это было настоящее покушение <…> Уже тогда, в 75-м, я пытался доказать, что страна, в которой официальными органами применяются такие нечеловеческие методы воздействия на инакомыслящих, – опасна. Частично мне это удалось, но частично <…> Я вынудил КГБ к признанию сквозь зубы, что они описанное мной преступление совершили <…> Впрочем, я заметил, что это мало кого волнует <…> Сама история <…> ожидаемого эффекта не произвела, поскольку состояла из фактов, в которые одни просто не верили, другие верить боялись, третьи не хотели».

- Нехамелэ, смешно очень, что КГБ признал сквозь зубы и что Войнович сожалеет, что ему только частично удалось доказать. У него был рай по сравнению с этим кэгэбэ! Покажи ему.

Щелчок.

Но не всё плохо, когда тебя убивают. Есть и хорошее. Плюнуть в рожу убийце. Безнаказанно – хуже уже не будет. Всё равно убивает убийца – нееврейское государство.

Из которого 21.01.2003 я уже давно вышел.

Из заявления об освобождении от гражданства:

<…>"До 37 лет жил в другом тоталитарном государстве. С тех пор 30 лет живу в этом тоталитарном государстве. Сейчас я хочу жить в Эрец-Исраэль. Между Страной и государством нет ничего общего. Поэтому можно считать Страну заграницей относительно государства. Это соответствует процедуре выхода из гражданства. Итак, как житель заграницы, прошу освободить меня от гражданства"<…>

Не освободили.

Но я вышел из государства, стал жителем Страны – моей книги "Мой Израиль".

И через полгода на меня, иностранца, – покушение государства.

Так тебе и поверили, товарищ кэгэбэ, что убивала мафия какая-нибудь.

Это в прошлые времена было, что убивает тот, кто убивает или заказывает.

А сегодня убивает не тот, кто убивает или заказывает, а тот, кто их слушает.

Сегодня, кто слушает – тот и есть преступный мир.

А всякие мафии – части большой мафии: преступного мира.

Ты – преступный мир.

Для тебя, среди тысяч убитых, замученных до смерти – что какие-то убиваемые Михаэль и Нехамелэ?!

А она рядом со мной, и я рядом с ней, до нашей смерти. Только нажать кнопочку.

Щелчок.

- Нехамелэ, нас, как всегда, слушает товарищ кэгэбэ.

- Мишенька, да.

- Нехамелэ, ведь это пустячок, что товарищ кэгэбэ убивает нас, – пустячок, по сравнению с тем, что уже наубивал.

- Мишенька, пустячок.

Щелчок.

И Любимая, с новым детективом на диване в салоне, подтвердит, что нечего носиться с этим пустячком.

И любой серьёзный скажет, что мы живём в серьёзное время, а я – ну, это же совсем несерьёзно – о каком-то пустячке.

Который любой выполнит.

Мотоциклы, пистолеты, люди – везде всё есть.

Вот следователь, который не пришёл на суд – поцеловал или его поцеловали – не выполнит такой пустячок?

Я не подписываю его белиберду, и он собирается везти меня к судье, и мне тогда уже не отлучиться забрать мой пистолет из проходной в полиции – после судьи может быть и задержание. Поэтому я показываю ему розовую копию о сдаче пистолета при входе в полицейское отделение. Вместо того чтобы сказать спасибо порядочному человеку, дурак скрывает свою дурость, мол, всё равно узнал бы об этом через компьютер.

Значит, в жалобе агента кэгэбэ не говорится об угрозе пистолетом. Так зачем красть?

И в суде кэгэбэ надо мной есть бумаги о пистолете. А это зачем?

Таким образом, протаскивают пистолет в "дело".

В прежние, добрые времена, жизнь ворвалась в театр: оружие, которое висело в первом действии на стене, в третьем действии стреляло, возвещая справедливость и победу над злом. Как у американцев, у которых свобода – это оружие, а оружие – это свобода. В те времена были смешные и глупые карательные органы, которые целовали дамам ручки, водили под локоток в такой театр, не усмотрели ничего в висевшем на стене оружии, хлопали ушами, разглагольствовали о революционерах, вместо того чтобы их почирикать. И тогда те их почирикали.