Я не знала, как ей удалось так хорошо понять язык моего тела, но это заставило меня отступить. Я сглотнула, отпуская нож. Схватив лилию, я покрутила ее в пальцах.

— Ни о чём важном.

Бонни сверкнула глазами.

— А, вот тут ты ошибаешься. Это было очень важно. — Срезав кончик розы острыми ножницами, она воткнула стебель в зеленую пену на дне вазы.

Она поймала мой взгляд.

— Это называется оазис. Это основы цветоводства. Если бы ты хоть немного трудолюбивой, ты бы это знала.

Мою кожу покалывало.

Будь ты проклята, ведьма.

— Трудолюбива? Я работала почти до десяти вечера, когда мне еще не исполнилось и двенадцати. Я «прошивала» свой путь всю среднюю школу и колледж: у меня не было свободного времени, чтобы предаваться бесполезным увлечениям.

Бонни повернулась на стуле. Ее глаза затуманились, щеки побелели.

— Следи за своим языком. Я не стану мириться с такими вздорными разговорами.

Я втянула воздух, изо всех сил стараясь успокоиться, хотя мне хотелось ударить ее несколько раз. Мои глаза метнулись к Маркизу.

Черт бы его побрал тоже.

Схватив веточку листьев, она втиснула её в оазис.

— Знаешь, зачем я тебя вызвала?

Мои пальцы крепче сжали лилию. Мне хотелось раздавить белые лепестки и разбросать их по гробу Бонни.

Гробу, в который я её положу.

— Я уже давно перестала пытаться понять вас. — Я сузила глаза, не в силах скрыть свою смертельную ненависть. — Ни один здравомыслящий человек никогда не догадается, что сделает или не сделает безумный.

Бонни нахмурилась.

Будучи крошечного роста, она, тем не менее, сидела гордая и жёсткая. Артритные пальцы отбросили в сторону только что срезанный тюльпан и обхватили трость. Не прерывая зрительного контакта, она встала со стула и медленно двинулась вперед.

Я стояла на своем, хотя каждая часть меня вибрировала от желания разбить хрустальную вазу о ее голову.

Мы обе молчали, когда расстояние между нами сократилось. Для старой женщины она не была ни скрюченной, ни скрипучей. Она двигалась медленно, но целеустремленно. Карие глаза остры и жестоки, а ее фирменная красная помада размазана по тонким губам.

— Теперь, когда ты находишься на попечении моего младшего внука, твой ротик получит хороший урок.

Нет, если я убью его первым.

Я сжала руки, держа подбородок высоко, пока Бонни кружила вокруг меня, как дряхлый хищник. Остановившись позади меня, она потянула меня за длинные волосы.

— Отрежь их. Они слишком длинные.

Сжав колени, я заставила себя оставаться на высоте. Она потеряла способность заставлять меня съеживаться.

— Это мои волосы, мое тело. Я могу делать с ним все, что захочу.

Она дернула за пряди волос.

— Подумай еще раз, Уивер. — Отпустив меня, она продолжила разглядывать меня, остановившись передо мной. Ее глаза остановились на моем подбородке. Разница в росте помогла мне хотя бы немного смотреть на нее сверху вниз — и физически, и метафорически.

Эта женщина была скрючена, как ветви старого дерева, но, в отличие от дерева, ее сердце почернело и увяло. Она прожила достаточно долго. Пришло время покинуть этот мир, оставив прошлое в прошлом.

Ее дыхание грохотало в старых легких, хрипло и тяжело.

Проходили минуты, и мы оба ждали, что предпримет другой. Я сломалась первой, но только потому, что у меня не хватало терпения на Бонни.

Джетро жив.

Чем скорее я избавлюсь от Бонни, тем скорее смогу снова подумать о нем.

— Выкладывай.

Она застыла на месте.

— Выкладывать что?

Я нагнулась к ней, приблизив наши лица. Запах сладостей и цветов вызывал у меня рвотный рефлекс.

— Чего ты от меня хочешь?

Ее взгляд напрягся.

— Я очень многого хочу от тебя, дитя. И твое нетерпение не заставит меня действовать быстрее. — Схватив меня за запястье, она взяла со стола колючую розу и проткнула мне ладонь шипами дьявольского цветка.

Я закусила губу, когда хлынула кровь.

Она усмехнулась.

— Это за то, что ты не умеешь расставлять цветы.

Она отпустила меня. Вместо того чтобы уронить розу, я обхватила ее рукой, вонзая шипы глубже в свою плоть. Если я не могу выдержать дискомфорт от маленького укола, как я могу надеяться выдержать больше?

Это мое оружие.

Приучить себя к боли, чтобы она больше не контролировала меня.

Кровь, теплая и липкая, собралась в лужицу в моем сжатом кулаке. Глубоко вздохнув, я протянула руку к Бонни и изящно поместила розу в оазис, открыв ладонь и разбрызгивая капли крови по девственным лепесткам и скатерти.

— Упс.

Лицо Бонни почернело, когда я вытерла оставшийся малиновый цвет о причудливый кусок ленты.

— Любой может расставить цветы, но, чтобы использовать кровь в дизайне, нужна швея. — Я понизила голос, вспоминая, сколько раз по ночам резала себя ножницами или колола иголками. Я привыкла получать боль в процессе своего творчества.

Это было то же самое.

Я была ранена в процессе чего-то гораздо более благородного — борьбы за свою жизнь.

— Ты больше не пугаешь меня. — Я подняла ладонь и сунула ей в лицо. — Кровь меня не пугает. Угрозы меня не пугают. Я знаю, кто ты, и ты просто слабая, старая женщина, которая прячется за безумием, как будто это какая-то мистическая сила.

Маркиз поднялся со стула у стены.

— Мадам?

Я взглянула на него, снисходительно улыбаясь.

— Не перебивай, когда разговаривают женщины. Если она не может справиться с глупой маленькой Уивер, то она не имеет права притворяться.

— Сядь, Маркиз. — Бонни тяжело дышала, глядя на меня. — Я еще никогда не встречала такого грубого человека.

— Тогда вы, очевидно, никогда не обращали особого внимания на свою внучку.

Она грубая, как наждачная бумага, и крепкая, как сталь.

Жасмин могла лгать, как лучшая из них, но под этим шелковым и атласным фасадом она превосходила меня силой характера в десять раз.

Зачем говорить об этом Бонни? Заткнись.

Бонни ткнула пальцем мне в лицо.

— Не смей говорить о ней. Жасмин — красноречивая женщина. Она умеет говорить на трех языках, играть на пианино, вышивать, петь и управлять старым поместьем. Она превосходит тебя во всех мыслимых отношениях.

Она одурачила тебя так же чудесно, как и меня.

Мое уважение к Жасмин возросло в сто раз.

Если кто — то из нас и играл в эту игру лучше всех, так это она. Она была настоящим хамелеоном, натягивая пелену не только на глаза своей бабушки, но и на глаза отца и брата.

Она — могущественный союзник.

Я не могла сдержать гордости и раздражения, чтобы не выпалить:

— Вы не только дряхлая, но ещё и несёте бред.

Страница 15

Бонни ударила меня по щеке. Ее ладонь издала характерный звук, коснувшись моей плоти, но не причинила боли. Может, она и обладала силой речи и свирепостью, но, когда дело доходило до физической угрозы, — она становилась хрупкой и слабой.

— Моя семья затмевает твою во всех отношениях. Жаль, что у тебя не было такого воспитания. Возможно, ты была бы более приятной компанией, если бы ты…

Я больше не могла слушать ее кудахтанье.

— Вы правы. Жаль, что у меня не было никого, кто научил бы меня краситься, печь пироги или играть на инструменте. Я уверена, что была бы счастливее и полноценнее, если бы росла с матерью. Но вы отняли ее у меня. Не искажайте мое прошлое и не делайте вид, что я какая-то обездоленная девушка, которая здесь по милости твоей семьи, потому что это не так. Я ваш пленник и я ненавижу вас. — Я попятилась от стола. — Я ненавижу вас, и вы заплатите за то, что сделали.

Ее лицо исказилось от ярости.

— Ты неблагодарная маленькая…

— Согласна. Я была неблагодарной. Я была неблагодарной за то, что влюбилась в хорошего человека только для того, чтобы было слишком поздно. Я была неблагодарна за брата, которого обожаю, и за отца, который медленно разрушается с тех пор, как забрали его жену. Но я не такая уж неблагодарная. Во мне есть сила и собираюсь её воспользоваться.

Маркиз шагнул вперед.

— Мадам. Просто скажите.

Я бросила на них обоих язвительный взгляд.

— Ты доказываешь, что Бонни слишком слаба, чтобы самой наказать меня.

— Довольно! — Бонни с громким стуком опустила свою трость на стол. — Не смей называть меня по имени без моего разрешения!

— Тогда скажите мне, чего вы хотите, чтобы мне не приходилось смотреть на вас. Я не хочу оставаться здесь больше ни минуты.

Не заходи слишком далеко.

Бонни содрогнулась. Ее лицо стало пунцовым, и на секунду я понадеялась, что она умрет — просто упадет в обморок от взрывного давления крови или от разрыва своего эго.

Не убивай себя из-за мелочности.

С трудом сглотнув, Бонни сжала обеими руками трость. Ее толстые юбки зашуршали.

— Прекрасно. Я получу от этого огромное удовольствие.

Боже, меня тошнит. Я не хочу знать.

— Просто позвольте мне уйти. С меня довольно. — Бросившись к двери, я взялась за ручку и обнаружила, что она заперта. Воздух стал густым, слишком горячим. Я впрыснула в свой организм слишком много адреналина и теперь расплачивалась за это.

Расхаживая по кругу, я провела рукой по волосам.

— Вы меня слышите? Меня тошнит от вас, и, если вы меня не выпустите, меня просто вырвет прямо здесь.

Головокружение поглотило меня.

Джетро жив.

Он жив.

Я тоже должна оставаться такой.

Я сглотнула, нуждаясь в свежем воздухе. Я никогда не страдала клаустрофобией, но стены надвигались все ближе, вызывая очередную головокружительную волну, заставляя меня наклоняться вперед, чтобы удержать равновесие.

Бонни, прихрамывая, подошла ближе.

— Ты никуда не пойдешь. Хочешь знать, зачем я тебя вызвала? Пора это выяснить.

Каждая клеточка заставляла меня отступить, но я стояла на своем. Я отказывалась поддаваться страху. Проглотив тошноту и головокружение, я стиснула зубы.

Бонни указала тростью на стену позади меня.

— Давай. Посмотри туда. Ты хочешь знать ответы?

Подозрение и злоба бушевали в моей крови, но я нашла в себе мужество повернуться к ней спиной и встать лицом к стене. По моей коже поползли мурашки, когда она оказалась у меня за спиной — словно гадюка, готовая напасть, но тут мой взгляд упал на несколько зернистых фотографий цвета сепии. Потрепанное временем качество снимков намекало на то, что они старые. Намного старше Бонни.