Браки его отца никогда не заканчивались мирно, и каждый развод был связан затяжными и безобразными судебными баталиями. Но бесполезно напоминать отцу о его прошлых ошибках; проще вежливо кивать, купить подарок и держаться от этого подальше. Старик был одновременно циником и безнадёжным романтиком. Он отчаянно ненавидел своих бывших, и это несомненно настраивало Данте против женщин, но всё же отец со всей страстью, граничащей с одержимостью, любил каждую беспринципную сучку, которая врывалась в его жизнь.

— Приедешь на свадьбу? — нетерпеливо спросил отец. — Она будет на пляже на Тенерифе. Кармен хотела выбрать самое романтичное место. И я дам моей прекрасной Кармен всё, что она хочет. Кроме того, я думаю, это довольно близко к тебе, не так ли? Рядом с африканским побережьем?

— Тенерифе рядом с Северо-Западной Африкой, папа. Я нахожусь в Южной. Это довольно далеко. — Данте придал лицу самое печальное выражение, на какое только был способен. Очевидно, география не являлась сильной сторона отца. Старик никогда не понимал, почему его единственный сын решил уехать так далеко, и, всё ещё ожидая, когда он «придёт в себя», так и не удосужился узнать о месте, которое стало для Данте новым домом.

— Иногда я сожалею, что отправил тебя в тот университет, Данте, — качая головой, сказал отец, заводя старую песню. — Но я подумал: «Отпусти мальчика, он станет мужчиной вдали от дома и комфорта». И ты уехал и живёшь там.

Энрико Дамасо считал, что поступление Данте в колледж в другой стране, вдали от всего знакомого, поможет сформировать его характер. Старик с радостью передал ему бразды правления компанией сразу же после того, как Данте получил МВА (прим. – степень магистра), но не рассчитывал, что сын останется в этой стране и начнёт там новую жизнь. Хуже того, Данте «перезагрузил» гостиничный брэнд Damaso в Кейптауне и полностью дистанцировался от влияния отца.

— Сейчас ты так далеко, что не можешь часто навещать своего старого отца. И всё потому, что я хотел, чтобы у моего мальчика было хорошее образование и ценный жизненный опыт, — с отчаяньем сказал отец, но Данте остался равнодушным к этой театральности. Этот маленький спектакль под названием «Смотри, как я предан своему неблагодарному и безразличному единственному сыну» отец любил разыгрывать для своих будущих невест.

— Не думаю, что смогу приехать на свадьбу, папа, — твёрдо перебил его Данте, зная, что отец может бесконечно твердить о том, какой неблагодарный у него сын. Лучше всего пресечь это в зародыше. — Сейчас я полностью завален работой.

— Ты даже не знаешь, когда состоится свадьба, — указал отец.

 Данте нахмурился – он ошибся, как какой-то новичок. Но, по крайней мере, он отвлек отца от разговора о его недостатках.

— Я думал, что это произойдёт скоро, — быстро исправился он. — Я связан стройкой в Токио, и ты знаешь, что проект в Дубае начинает набирать обороты. Сейчас не самое подходящее время для отпуска. Но, конечно, если свадьба состоится через много месяцев, то я буду рад присутствовать.

— А-а-а, нет…мы влюблены, мы не можем ждать месяцами. Свадьба через две недели, — с сожалением вздохнул отец. — Я очень хотел, чтобы ты приехал, сын. Надеялся, что ты станешь моим шафером.

— Извини, папа, — повторил он. Кармен мило надулась. — И Кармен. Я бы приехал, если бы смог.

— Всё в порядке, Данте, — хихикнула она, её голос звучал пронзительно. — Я уверена, что в будущем у нас будет много времени, чтобы познакомиться.

«Ага, конечно».

Данте не стал бы на это ставить. Его отец в мгновение ока найдёт следующую жену. Данте потерял счёт количеству мачех — с каждым разом всё более молодых — и даже не пытался следить за ними. Отец никогда не заводил содержанок или любовниц, он всегда женился. Из тех многих, что у него были после смерти матери Данте от лейкемии, одна покончила с собой, другая умерла от передозировки, а остальные развелись с ним.

К счастью, у Данте не было дюжины братьев и сестёр, разбросанных по всей Европе, так как после десятого дня рождения Данте отец сделал вазэктомию. Это было не совсем благословением, так как Данте не возражал бы против брата или сестры. Его детство было бы не таким одиноким.

Он ещё несколько минут наблюдал, как отец обнимается со своей молоденькой невестой, затем решил, что выполнил свой семейный долг.

— Ну, ещё раз поздравляю. Пожалуйста, пришлите мне свадебные фотографии.

— Хорошо. Было здорово поговорить с тобой, сынок. Нужно чаще это делать, — сказал отец.

Он говорил это всякий раз и Данте всегда соглашался, однако оба знали, что, вероятно, не будут разговаривать ещё несколько месяцев. И оба были довольны.

Закончив разговор, Данте бродил из комнаты в комнату в своём просторном пентхаусе с видом на причал с яхтами и набережную Виктории-И-Альберта. Это была идеальная холостяцкая квартира, представляющая менее обезличенный образ жизни, нежели пребывание в отеле, где он жил до своего тридцатилетия. Именно тогда он купил этот многомиллионный бриллиант в двух шагах от своего офиса и своего главного отеля в Кейптауне.

Модная, шумная и полная туристов набережная была не совсем тихим местом. Цены на недвижимость здесь были выше крыши, и Данте купил квартиру только потому, что это было хорошей инвестицией. Глянцевая отделка, мраморные полы, стеклянные стены и минималистский интерьер были спроектированы той же компанией, что и все его отели. Оформление было красивым, но оставляло чувство стерильности и холодности. Ему часто казалось, будто он всё ещё живёт в отеле или в одном из тех мест, что используют для съёмок для каталога интерьеров. Здесь он не чувствовал себя, как дома. Хотя он никогда и не знал, каково это. Ребёнком, живя с отцом, он никогда не испытывал чувства стабильности или привязанности к месту. Не со всеми этими меняющимися «мамами», которые появились в его жизни начиная с шестого или седьмого дня рождения Данте.

Поскольку Энрике Дамасо верил, что каждая новая жена — та единственная, он не видел необходимости в брачном контракте. Для богатого человека отец Данте был невероятно глуп. Он считал брачные контракты неромантичными – они, по его словам, задавали браку неверный тон – и поэтому с каждой следующей женой терял значительные суммы денег. Только одна из его бывших снова вышла замуж и больше не получала алиментов, остальные наслаждались роскошным образом жизни, благодаря доверчивости отца.

Данте уже не надеялся, что отец когда-нибудь усвоит этот урок, и начал защищать себя от подобной участи. Он видел к чему может привести любовь к женщине, и не собирался позволять себя так использовать. Он намеревался тщательно выбрать себе будущую жену: она должна происходить из богатой и привилегированной семьи и вести себя на людях с достоинством и изяществом. Его выбор не подразумевал никакой безумной, страстной любви. Это будет разумный ход, а не эмоциональный.

Он вышел на балкон и уставился на яхты, аккуратно выстроенные в ряд в бухте под его квартирой, их мачты указывали на пурпурно-розовое сумеречное небо, словно обличительные, костлявые средние пальцы. Там же стояла его собственная пятидесятифутовая яхта, но с такого расстояния и в сумраке трудно было разглядеть «Арабеллу», названную в честь его первой собаки.

Ветер доносил до Данте слабый запах жареной еды и отдалённый смех; он видел людей, бродящих по причалу. Спокойно живущих своей жизнью. Некоторые счастливы, некоторые нет. Мужья и жёны, любовники, семьи. Он вздохнул, пытаясь отогнать нехарактерный для него приступ меланхолии. Ему нужно избавиться от этого. Ему нужно пиво и провести время с друзьями. Но единственный человек, пришедший ему на ум, вероятно, был последним, с кем ему следовало бы связываться.

«Как, чёрт возьми, он должен смотреть в глаза Люциусу, зная, что Клео беременна его ребёнком?»

 Она, по непонятным причинам, пыталась сохранить дружбу между ним и её братом, и Данте полагал, что должен быть благодарен за это. Тем не менее, встречаться с Люциусом в тот же день, что он получил результаты на отцовство, не очень хорошая идея.

Данте налил себе двадцатилетнего односолодового виски на два пальца. Взяв тумблер с собой на балкон, он сел на удобный стул и положил босые ноги на перила. Небо стало глубоким, бархатисто-синим, лишь несколько оттенков пурпурного просачивались в океан на горизонте.

 Он вытащил свой телефон из кармана и пролистал сообщения и электронные письма, ответил на несколько, затем поддался искушению и стал искать в «Гугле» пособие по беременности по неделям.

Он был очарован, узнав, что мочиться и корчить рожицы — это не всё, что произошло на четырнадцатой неделе. Кроме того, у ребёнка появился волосяной покров. Данте не мог представить себе странного обезьяноподобного существа, свернувшегося в утробе Клео. Вздрогнув, он продолжил читать.

«Интересно, заметила ли она изменения в своём теле?»

Для Данте Клео казалась совершенно такой же. Одежда для танцев была настолько облегающей, что он наверняка заметил бы любую припухлость на её животе.

«Может, её грудь стала больше?»

 Он не был уверен, к сожалению, майка слишком сильно расплющила её грудь.

«Почему я вообще смотрел на её грудь? И почему сейчас думаю об этом?»

Его мысли вернулись к ультразвуковому исследованию, и он задумался, как будет выглядеть ребёнок.

Он откинул голову и представил маленькую девочку с чёрными волосами и изумрудными глазами, как у её матери. У него не было опыта общения с детьми, и по какой-то причине он не мог представить себе младенца. В его воображении это была малышка двух или трёх лет, одетая в розовую пачку и белые колготки. Вот она неуклюже кружилась, а когда теряет равновесие, он рядом и…