Глава XVI УРГУТ

Туркмены. — Ущелье. — Город. — Текинцы.

ыехал я из Мерва вовсе не так скоро, как предполагал. Кудлашка успокоилась, но не поправилась. Лечили мы ее холодными ваннами. На этот раз она поедет все время на Бегуне, потому что рысь Бегуна спокойнее. Я купил подушку, которую привязал на вьючное седло, и осторожно снес Кудлашку и привязал, ее так, чтобы она не могла свалиться.

Накануне отъезда, я долго разговаривал с доктором.

— Так вы получили фамилию Сартова? — сказал он.

— Да, Сартова, вероятно, потому, что я сарт, — отвечал я.

— Сарт! — проговорил доктор. — Кому же это известно сарт ли вы? Если вы из Зарявшанскаго округа, то вы всего скорее таджик.

— Не все ли это равно?

— Нет не все равно, потому что таджики считают слово «сарт» бранным словом. Ну, да вот приедете домой и узнаете, кто вы.

— Трудно будет узнать. Но все-таки попытаюсь.

В самом деле, тетя, кто же знает наверное, сарт ли я, киргиз ли, таджик ли, афганец ли, или что-нибудь другое? Каким я говорил языком, это тоже никому неизвестно, потому что прежде всего свой родной язык я забыл, и потом говорил по-сартски с своими уличными друзьями сартами, а затем учился у муллы.

Вот и опять я в пути, в дороге. Еду теперь только тихо, все больше по большой дороге, Через три часа останавливаюсь, снимаю Кудлашку, и держу ее в воде минуты по три, а потом опять в путь. Воздух тут так хорош, что, кажется, умереть нельзя.

Мне приходится ехать через степь, где живут кочующие туркмены. Говорят, что главное занятие туркменов состоит из скотоводства, грабежа и ловли невольников. Первое я видел. Я видел громадные стада овец, верблюдов и видел косяки лошадей. Насчет грабежа сказать ничего не могу, потому что меня никто не пытался грабить, а уводить или ловить невольников теперь не очень удобно, потому что русские за этим следят; надо думать, что скоро и от невольничества останутся только одни рассказы.

Опять перебрался я через Аму-Дарью на пароме, который на этот раз тянули всего две лошади. Бедные хвосты! Мне думается, не мудрено так и оборвать их. Кудлашка уже становится на ноги.

Добрался я, наконец, до города Карши, стоящего на речке Кашки, которая, по-видимому, желала добежать до Аму и вылиться в него, но песок выпил ее воду всю, до последней капельки. Карши милый, зеленый городок. По берегу реки устроен в нем бульвар, обсаженный тополями и испещренный цветниками. На этот бульвар собирается по вечерам, когда спадет жар, все местное общество. Туземные жители Карши пользуются репутацией живых и остроумных людей.

Через два дня я буду дома. Что такое за слово «дома»? Нет, тетя, дом мой в Верном под вашим крылышком, и никогда, никогда никого не буду я любить так, как люблю вас. Я хочу только увидать своих, увидать отца или, лучше сказать, узнать: жив ли у меня отец, есть ли у меня братья и сестры, и больше ничего.

Но никого не могу любить я так, как люблю вас, и люблю наш милый дом, наш сад.

Любовь та же привычка. Я это пишу, милая тетя, в ответ на вашу фразу, что, найдя родных, я могу забыть вас. Это меня даже обидело.

Вчера, когда солнце было уже довольно низко, я подъехал к ущелью. Что это за ущелье! Темное, глубокое, а за ним стоят сторожа в белых мундирах — это снеговые горы. При виде меня они обрадовались и стали краснеть, а, может быть, они стали краснеть потому, что солнышко, застыдившись, вздумало спрятаться. И в этом-то ущелье потонул городок, спрятанный в садах. Я долго любовался на горы. Да, именно эти горы я видел на ярком голубом небе, это сочетание цветов осталось у меня в памяти. Но затем, подумав, что приехать впотьмах в незнакомый город не годится, я погнал своего Ворона, и мы въехали в узенькую улицу. Родные сады приветствовали меня, слегка ударяя по шапке ветвями тополей и лип.

Я остановился в туземном квартале на постоялом дворе. Ну, какой я азиат, когда мне нужна комната, и я не могу валяться где-нибудь в грязном углу, на грязной кошме, как валяются другие?

— Видно из Мерва? — сказал мне хозяин постоялого двора, посмотрев на моих лошадей.

— Теперь из Мерва, — отвечал я.

— То-то. Видно, что оттуда, — кони хорошие.

Я не стал рассказывать, откуда у меня кони. Теперь, от нечего делать, милая тетя, я расскажу вам о народах, населяющих Туркестан. Народы эти теперь меня очень интересуют, потому что я непременно принадлежу к которому-нибудь из них. Между Каспийским морем и Памиром живет среди пустынь и степей по оазисам, при колодцах и по берегам рек, оседлое и кочевое племя — туркмены. Их насчитывают до миллиона душ.

Несколько сот лет тому назад туркмены заняли те места, где они живут теперь. Первобытный тип этого народа не мог сохраниться в чистоте, потому что туркмены брали себе в жены невольниц, захватывая их где только можно. Туркмены высокого роста, хорошо сложены и обладают гибкостью стана.

Все туркмены, и кочующие и оседлые, живут в кибитках, и только жители Мертва и кое-каких селений живут в мазанках, лепящихся в аулах. Аулы строятся при арыках. Обыкновенно посредине возвышается глинобитное укрепление, обнесенное двумя стенами, причем внутренняя стена выше наружной. В укрепленный таким образом аул ведут одни довольно узкие ворота и несколько калиток. Эти укрепления имеют обыкновенно бойницы по углам. Вот в таких-то укреплениях живут в кибитках или в мазанках.

Как мужчины, так и женщины туркменские, носят длинные, по большей части, красные рубашки, бумажные или шелковые. Мужчины сверх рубахи надевают халат с широким матерчатым кушаком, за который засовывают кинжал и пистолеты; шаровары они носят широкие, полотняные синего цвета. Кожаные остроконечные туфли надеваются на босую ногу. Голову они бреют и надевают шитую серебром и золотом ермолку, а сверх ермолки мерлушечью папаху.

Женщины же не носят другой одежды, кроме длинной рубахи, но ради франтовства повязывают вокруг пояса большую шаль, обувают ноги в красные или желтые сапожки, украшают себя запястьями, ожерельями, серьгами, которые продевают даже в перегородку ноздрей, что меня так возмутило у моей милой маленькой Тилли. На шею они надевают сумочки или коробочки с амулетами, которые побрякивают при каждом движении. Головной убор их унизан монетами и разными каменьями. Иногда эти уборы бывают так велики, что голова походит на образ в ризе. Женщины занимаются всеми домашними работами и воспитывают у себя в кибитках вместе с детьми и жеребят. Туркмены очень сострадательны к животным, и никому в голову не приходило смеяться над тем, что я так осторожно вез собаку.

Всеми действиями туркменов руководит обычай, заменяющий закон, но Коран они почитают, хотя весьма мало знают его.

В Мерве жили прежде текинцы, которые, впрочем, живут и теперь, и которые так прославились своими набегами, что все набеги приписывались им. Они имеют необыкновенно хороших лошадей и легко предпринимают набеги даже за 500 верст. В прежнее время, лет двадцать тому назад, они выходили на разбой шайками в тысячи человек и врывались в города и селения. Поэтому-то все поселения в Гератской области обнесены высокими стенами, с тяжелыми воротами, которые и теперь еще на ночь заваливают тяжелыми камнями. До появления русских в Туркестане, против Мерва двинулась 20-тысячная персидская армия, которая, вся была взята в плен 3-мя тысячами текинцев, потом продававших солдат, по три тумана, т. е. по 9 рублей.

^{Туркмены в походе.}

Намереваясь отправиться в дальний набег, туркмен готовит к тому своего коня. Сначала он сгоняет с него жир, проминая его ежедневно, а потом укрепляет лепешками, замешанными на бараньем сале. Такие лепешки даются в продолжение пяти дней, после чего лошадь может проехать громадное расстояние. Туркмен берет с собой продовольствие и часть зарывает дорогою, чтобы воспользоваться им на возвратном пути. Нашего Радвая в плен брали туркмены. Помните, тетя, он рассказывал об этом?

Мне очень понравились кибитки сарыков из племени туркменов. Они обтягивают их и внутри и снаружи белым полотном, что придает им очень приятный вид.

Вот, милая тетя, из этих племен, может быть, и произошел ваш приемный сын.