— И узнали?

— Узнал. И отправил к себе в Верный.

Долго мы разговаривали, затем пришли офицеры, познакомились со мною и увели к себе.

В город я отправился уже поздно вечером, вместе с двумя офицерами, ехавшими к своим семействам. Луна ярко освещала поля и сады, мимо которых мы ехали. Меня, конечно, интересовали такие поля, которых мне не приводилось видеть. Я вам описал уже посев риса, теперь скажу несколько слов о хлопке. Его сеют ранней весной и, конечно, на землю напускают воды, так как иначе ничто в здешних жарких местах расти не может, затем сеют и предоставляют дальнейший труд природе. Хлопок всходит очень скоро и затемняет от палящего солнца свои корни. Перед цветом еще раз напускают воды и до сентября не трогают. В сентябре начинают растрескиваться первые коробки. Коробками называют шишку, величиною в грецкий орех, в которой заключаются в вате семена. Азиаты, по свойственной им жадности, тотчас же начинают сбор, хотя хлопок еще не вызрел. Лучший сбор производится в октябре. Потом начинается сортировка коробок и отделение семян.

Знаете, тетя, в местностях около Бухары, Самарканда и Карши растет одно растение, называемое верблюжьим терновником. На этом растении в конце лета по ночам совершенно внезапно и неожиданно появляется клейкое, смолянистое и сладкое вещество, сероватого цвета, называемое терендмебин. Когда я попробовал его в прошлом году, я знал наверное, что в детстве его едал, и тогда же порешил, что родом я из Самарканда. Здесь из него приготовляют сироп, а в Персии сахар.

Человек предполагает, а Бог располагает. Хотел, выехать сегодня рано утром, а теперь неизвестно, когда и выеду. Вчера вошел к себе в комнату и с удивлением увидал Кудлашку. Я говорю — с удивлением, потому что пес мой всегда спал в виде караульного при лошадях, где бы они ни стояли. При моем входе с зажженной свечкой она подняла голову и так выразительно посмотрела на меня, что я тотчас же поставил свечу на стол и наклонился к собаке. Собака не приподнялась, а только вильнула хвостом. Я приподнял ее и поставил на ноги, но она не удержалась на задних ногах, так ноги у нее были парализованы. Она приползла к моей постели и легла около меня. Я напоил ее и лег сам. Утро улучшения не принесло. Я так огорчен, что смешно сказать. Оставить ее я не могу, — не хватает духу. Когда утром я встал и взял фуражку, чтобы пойти посмотреть на лошадей, Кудлашка завыла и с таким укором посмотрела на меня, что я тотчас же сказал ей:

— Не бойся, не бойся! Не уеду без тебя.

Как угодно, тетя, а я уверен, что некоторые животные понимают, что говорит им человек.

Лошади отдохнули, а Кудлашка больна. Мне было совестно, но я все-таки пошел к доктору. Доктор, по-видимому, удивился, увидав господина с азиатским лицом в европейском хорошем костюме. Я начал речь, затем смутился и в волнении замолчал.

— Успокойтесь сначала, — сказал доктор, посадив меня, — а затем говорите, что вам нужно. Если бы я вам не был нужен, вы не пришли бы ко мне.

Я начал рассказывать, что маленьким был взят врачом в Ургуте.

— Боже мой! Николаем Петровичем?

— Да, да, им.

— Слышал, слышал о вас. Я ведь и покойницу Марию Ивановну знал.

— Ну, теперь мне будет легче говорить с вами. Вот видите, с детства я был оторван от дому и, может быть, вследствие того, что меня воспитала женщина необыкновенной доброты, я сам сделался мягким и страшно привязчивым. К животным я могу тоже привязаться, как к человеку. У меня собака…

Дальше я говорить не мог, и больше ничего не помню…

Когда я очнулся, около меня стоял доктор, и рядом с ним я увидал милое, доброе лицо Кованько. Он пришел в город, чтобы проводить меня, и когда я очнулся, доктор уже знал всю мою историю.

— Ну, Николай Николаевич, как вам угодно, а я вас сегодня из Мерва не пущу. Я теперь понимаю, что, узнав, наконец, место своей родины, вы ослабели, у вас нервы упали.

— Собака, — повторил я.

— Что собака?

— У них в комнате больная собака, — прибавил фельдшер.

Выпив воды и отдохнув, мы втроем пошли ко мне в комнату. Доктор только посмеялся, что его пригласили к собаке, но нисколько не рассердился. Напротив того, в Кудлашке было принято большое участие.

— Еще бы не принять участия, — сказал доктор, — когда вы сами чуть не умираете.

— Я не могу оставить собаку. Нельзя ли мне как-нибудь взять ее?

— Вас я сегодня не пущу, а завтра мы посмотрим, — сказал доктор, садясь на диван. — Ну, а теперь рассказывайте мне, как вы путешествовали.

Доктор оказался милейшим человеком и дал мне рекомендательные письма в Ургут.