Зак не смог скрыть своего разочарования, но и не стал настаивать. Это ни к чему не приведёт. Инспектор открывался, когда ему самому хотелось, а это случалось нечасто.

Пытаться убедить его — гиблое дело. Зак был почти уверен, что Ленуар вёл себя так же со всеми. У него даже возникло ощущение, что инспектор разговаривает с ним более откровенно, чем с большинством взрослых. Это было приятно, хотя Зак не совсем понимал, почему так происходит.

— Возвращаетесь туда завтра? — спросил он.

Ленуар кивнул.

— Завтра мы узнаем, сработало ли лечение Одеда и выздоровеют ли пациенты, которых он лечил.

— А вы как думаете?

— Даже не знаю.

В том, как он это сказал — печально и устало, даже больше, чем обычно, — было что-то такое, отчего у Зака замерло сердце.

— Когда-то в вашем городе уже была чума, да?

Прошло много времени с тех пор, как Ленуар рассказывал ему историю о революции, и Зака больше интересовали захватывающие эпизоды — солдаты, мятежники и громко скандирующие толпы, — но он помнил и кое-что еще, похороненное под всеми этими приключениями. Что-то о том, как все болели. Когда Ленуар рассказывал эту часть истории, у него был такой же печальный, усталый вид, как и сейчас.

— Да, чума была, — тихо произнёс инспектор, и его слова утонули в кубке с вином.

— И что её остановило?

— Ничего. Она остановилась сама, когда убила всех, кого пожелала.

Зак сглотнул.

— И сколько людей погибло?

Потемневший взгляд инспектора на мгновение остановился на мальчишке. Ленуар залпом осушил кубок и потянулся за пальто.

— Заканчивай ужин, Зак, — сказал он.

И ушёл.