Сегодня Энтони лишь хотел показать ей, что чувствует, глядя на нее, а не просто то, что видит. Как он уже говорил, если слов и цветов недостаточно, на помощь придёт тело. Энтони лишь надеялся, что сможет держать себя в узде. Возбуждение, бесчинствуя, бушевало в теле, но следующие несколько часов не для него. Для неё.

Он подошел к Дафне. Протянув руки, снял с неё очки и положил их на прикроватный столик. Сбросил с плеч накидку. Теперь на ней было не практичное хлопковое платье непонятного – то ли серого, то ли бежевого – цвета, а наряд из тёмно-синего шёлка, который она выбрала для сегодняшнего вечера. Низкий вырез открывал плечи и грудь, а синий цвет в пламени свечей делал её кожу похожей на светлое золото. Пробежавшись кончиками пальцев по ключице, он заключил лицо Дафны в ладони, запрокинул её голову и наклонился к губам.

– Дафна… – Всё, что он смог вымолвить. И поцеловал её.

Под его натиском девичьи губы, мягкие и сочные, с привкусом мадеры, тут же разомкнулись. Её веки были опущены, но Энтони не закрывал глаз, ибо хотел видеть каждое чувство, вызванное его руками и губами. Он зарылся пальцами в шелковистые волосы. Как хорошо, что Дафна не столь яро следит за модой и не увешивается глупыми лентами и шёлковыми цветами, к которым многие дамы, видимо, питают слабость. Не пользовалась она и шпильками, лишь гребнями, и когда он вытащил их, волосы рассыпались по спине густой, тяжёлой волной. Гребни упали на пол. Упиваясь шелковистыми локонами, Энтони глубже поцеловал Дафну, смакуя горячую сладость рта.

Она издала короткий придушённый стон желания и обняла его за шею, ещё крепче прижимаясь всем телом, чем только распалила в нём примитивную голодную потребность оказаться внутри неё. Потребность, которую он изо всех сил пытался обуздать.

Дабы выиграть время, Энтони оторвался от её губ и принялся прокладывать дорожку из поцелуев по плечу, к бледно-голубой отделке выреза. Оставив волосы, скользнул руками вниз, на талию. Он хотел сорвать с неё все эти одежды, но заставлял себя выжидать, сдерживая каждое движение, пока её тело не подскажет, что пришло время для следующего шага.

И вскоре Дафна затрепетала в его объятиях и, уткнувшись ему в рубашку, начала приглушённо постанывать. Отклонившись настолько, чтобы видеть лицо возлюбленной, Энтони перекинул её волосы через плечо и принялся расстёгивать пуговки на спине.

Веки Дафны были опущены, губы приоткрыты, голова запрокинута, но когда он потянул платье с плеч, она открыла глаза. Энтони почувствовал, как любимая слегка напряглась, но даже сей тени протеста оказалось довольно, чтобы он остановился.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Разве такими вещами занимаются при свете?

– О, да. Определённо. Без сомнений.

Он потянул платье вниз, но стоило ему обнажить её руки и открыть лиф мягкой белой батистовой сорочки, как она остановила его, упершись руками в плечи.

– Энтони, я думаю, нам стоит их погасить.

– Зачем? – Склонив голову, он принялся целовать нежную шейку. – Я хочу смотреть на вас. Разве вы не хотите того же?

– Я не могу, – прошептала Дафна. – Вы забрали мои очки. Снова.

Энтони рассмеялся, обдав тёплым дыханием кожу, а затем замер на одно долгое мгновение.

– Дафна, – наконец выдохнул он, – я хочу видеть вас обнажённой на своих простынях. Хочу видеть, как ваши волосы рассыпятся по подушке. Хочу глядеть в ваше лицо, когда прикасаюсь к вам. Потому что сейчас вы невозможно прекрасны и потому что я до боли хочу знать, что вы чувствуете. – Он замолчал, думая, что болтает, будто полный идиот. – Но если вам больше по нраву темнота, если вы хотите, чтобы я погасил свечи, я это сделаю.

Вместо ответа она опустила глаза и прикусила губу, водя пальцем по лацканам его фрака. В следующее мгновение Дафна принялась стягивать с Энтони верхнюю одежду и шепнула:

– Нет, оставьте их.

Энтони стоял, не шевелясь, позволив любимой избавить его от фрака и жилета. Дал ей расстегнуть пуговицы рубашки, затем стащил её через голову. Он заставлял себя стоять неподвижно, пока она ласкала руками его обнажённую грудь и запечатлевала поцелуи на коже. Ждал, вздрагивая от наслаждения, пока Дафна подводила его к самой грани рассудка. Наконец, ощутив робкое прикосновение языка к соску, он остановил возлюбленную.

– Боже, Дафна, довольно, – простонал Энтони, зарывшись пальцами ей в волосы, и со вздохом мягко её отстранил. – Уверен, вы наслаждаетесь, мучая меня.

Она окинула его долгим оценивающим взглядом.

– Я могла бы взять это за правило.

– Не сомневаюсь. – Опустив руки ей на плечи, Энтони прикоснулся к краю выреза сорочки. – Кружева, – тяжело дыша, заметил он, пытаясь завести разговор. Всё что угодно, лишь бы совладать со страстью, грозящей захлестнуть его с головой. – Поразительная экстравагантность.

– Миссис Эйвери сказала, что под вечернее платье принято надевать кружевную сорочку. Я не вижу в этом смысла, ведь её всё равно не видно.

– Зато я вижу, – пылко заверил Энтони, потянувшись расстегнуть пуговки тонкого батистового одеяния. – Я лишь прошу вас никогда не надевать корсеты.

– Но ведь они помогают держать осанку, разве нет? Странная просьба, ведь, кажется, именно вы, ваша светлость, посоветовали мне их носить.

– Я передумал. Корсетные крючки чертовски долго расстегивать.

Ухватившись за кружевные края сорочки, он стащил её с плеч Дафны, обнажив роскошную кремово-розовую в пламени свечей грудь. В горле пересохло. Он обхватил груди ладонями, и Дафна тяжело задышала. Лицо её засияло чувственным восторгом, когда она, прикрыв глаза, привалилась к стене – и Энтони решил, что за всю жизнь не видел ничего прекраснее. Он нежно сжал большими и указательными пальцами отвердевшие соски, наслаждаясь издаваемыми ею тихими стонами удовольствия. И почувствовал, как ускользает его самообладание.

Неохотно убрав руки от нежных округлостей, Энтони взялся за собранные на бёдрах складки шелка и батиста. Опустившись перед Дафной на колени, он стянул платье вместе с сорочкой к её ногам, не поднимая взгляда от толстого светло-зеленого ковра, дабы укротить собственную страсть.

Тело Энтони уже горело огнём. Опершись о его плечо, чтобы не упасть, Дафна переступила через одежду.

Он снял с неё шёлковые туфельки на каблуках и отшвырнул их в сторону, затем завёл руки за лодыжки и медленно провёл ладонями вверх по икрам. Нежно погладил впадинки под коленями и улыбнулся, почувствовав, как по её телу пробежала дрожь. Развязав подвязки, стянул их вместе с чулками.

Только когда Дафна оказалась полностью обнажена, Энтони наконец осмелился вновь поднять на неё глаза. Но сделал это медленно, скользя взглядом по длинным прямым ногам и упругим узким бёдрам, гладким и ровным. Сильные ноги, стройные и упругие, гораздо более прекрасные, нежели все те пышные, округлые формы, виденные им у других женщин. Такие ноги невозможно вообразить даже в самых безумных мужских мечтах.

– Господи, Дафна, я…

Энтони не сумел договорить. Скользнув ладонями от коленей вверх, он сжал её обнаженные бедра. Притянул к себе, запечатлел поцелуй на мягких каштановых завитках, вдохнул аромат гардений и женского возбуждения.

Для Дафны этот поцелуй оказался слишком. Издав испуганный приглушённый вскрик, она опустила руки ему на плечи, боясь упасть.

Поднявшись с колен, Энтони подхватил её на руки. Повернулся, опустил на кровать, сел рядом на край, дабы снять ботинки. Затем встал и принялся расстёгивать брюки, глядя на Дафну. Энтони следил за её лицом, и когда её губы разомкнулись в тихом удивлённом вздохе и улыбке абсолютного одобрения, он едва сдержал торжествующий смех.

Матрас просел под весом Энтони, когда тот лёг рядом. Приподнявшись на локте, он мгновение взирал на неё, потом прижал ладонь к её животу, а затем опустился ниже, меж девичьих ног. Один нетерпеливый палец скользнул внутрь, другой принялся нежно обводить клитор.

Она оказалась влажной, возбуждённой, жаждущей. Он почти не двигался, наблюдая за лицом Дафны, пока она неистово тёрлась бедрами о его руку и наконец достигла экстаза и издала тихий протяжный стон. Теперь ни одно из её чувств не было скрыто от него: каждая черточка лица несла на себе печать острого наслаждения. Энтони ощутил, как её тело сотрясла мелкая дрожь, и картина, коей он только что стал свидетелем, доставила ему удовольствие большее, нежели любое другое чувственное приключение в его жизни.

Убрав руку, он лёг сверху, своим весом глубже вдавив Дафну в матрас. Энтони собирался двигаться медленно, подводя её к ещё одному экстазу, но она оказалось столь тесной, а удовольствие столь изысканным, что все его благие намерения потерпели крах.

Энтони слышал собственные примитивные стоны, чувствовал, как напряжение внутри растёт, сгущается, становясь нестерпимым. О нежности или медлительности теперь не было и речи. Он наращивал темп, вонзаясь в неё резкими исступленными движениями, отдавшись своей наконец-то высвобожденной страсти. Наконец мир взорвался вспышками фейерверков.

Позже Энтони неподвижно лежал сверху и, просунув руки ей под спину, глядел в её распахнутые глаза.

– Боже мой, – прошептала Дафна, пытаясь отдышаться. – Неудивительно, что римляне написали все те фрески.

Энтони расхохотался, наверняка разбудив дюжину лакеев в коридоре. Перекатившись на спину, он увлёк её за собой.

Волосы Дафны рассыпались вокруг его лица, и Энтони поцеловал возлюбленную, не зная, кем, благодаря этой женщине, ощущает себя больше: римским богом или величайшим любовником во всей Англии. В любом случае, о подобном он и не смел мечтать.