Глава 26
– Вот так мы оказались в Марокко, – подытожила Дафна.
Она растянулась подле него обнажённая, откинув простыни, и подробно, словно на исповеди, расписывала свою жизнь. Вероятно, не самое романтическое завершение любовной игры, но как замечательно лежать с ним рядом и видеть его глаза, горящие живейшим интересом.
– Завидую вашим путешествиям, Дафна, – спустя мгновение сказал Энтони, – но всё равно не понимаю вашего отца. О чём он думал? Мотаться по пустыням Африки, позволив вам работать не покладая рук. Никому не подобает вести такую жизнь постоянно, тем более женщине! Не могу не осуждать его за беспечность.
– Нет-нет, вы просто не понимаете. Батюшка не был беспечен, Энтони. Это я настояла, чтобы остаться. – Повернув голову на подушке, Дафна взглянула на него: – Он желал для меня лучшей жизни. Хотел отправить меня в Англию, хотел, чтобы я воссоединилась с маминой семьей, но его письма, как и мои, были встречены резким отказом. Барон отрёкся от моей матери. Даже притворился, будто она умерла. И он не собирался смягчаться. Батюшка предлагал устроить меня в здешнюю школу, но я отказалась покидать его – как и не могла позволить ему бросить работу, дабы меня сопровождать. Он был так потерян, когда умерла матушка, и столь отчаянно нуждался во мне. Я бы его не оставила. Не смогла бы. Так что мы стали трудиться вместе. Я любила его и помогала ему. Он жил ради работы и меня, и мы оба были счастливы.
– Ваш отец оказался сильнее моего, – заметил Энтони, отвернувшись и устремив взгляд в потолок. – Вероятно, потому, что у него были вы.
Дафна приподнялась на локте и, подперев рукой голову, посмотрела на любимого.
– А у вашего отца были вы и виконтесса.
– Я отослал Виолу к родственникам в Корнуолл. – Он встретился с ней взглядом: – А меня было недостаточно, чтобы облегчить его боль.
– Сомневаюсь. – Протянув руку, Дафна коснулась его щеки, желая, чтобы он наконец открылся ей. – Что сталось с вашим отцом?
Энтони резко встал с кровати.
– Скоро рассвет. Я должен отвезти вас обратно к Фицхью.
Дафна глядела на него с болью в сердце.
– Почему вы не рассказываете мне об этом? Меня не испугает, если он в итоге сошёл с ума…
– Вам пора одеваться, – перебил Энтони, наклоняясь и поднимая рубашку. – Если слуги на Рассел-сквер, проснувшись, обнаружат, что вы пропали, все поймут, где вы провели ночь. Или решат, что мы сбежали.
Дафна не шевельнулась.
– Почему вы не рассказываете мне?
– Потому что я не желаю это обсуждать, Дафна, – отрезал он, одеваясь. – Никогда.
Она вылезла из кровати, подошла к нему и обняла за талию. Он был натянут словно струна.
– Энтони, – прошептала она, глядя на его спину. – Вы всякий раз вынуждаете меня быть откровеннее, делиться мыслями и чувствами, но сами отказываетесь ответить тем же. Мне, как и вам, тяжело открывать сокровенное, но я это делаю. Так или иначе, но вы стали самым близким моим другом. Невзирая на все мои попытки скрыть множество своих страхов, вы всё равно вытянули их из меня. Думаю, потому что глубоко внутри, под всей своей неуверенностью, мне хочется, чтобы вы знали меня настоящую. Никому в мире я не доверяю больше, чем вам.
В ответ ни звука. Ни движения.
Дафна прижалась поцелуем к его спине, ощутив губами тонкую ткань льняной рубашки и твердые мускулы под ней. Затем отступила.
– Энтони, я знаю, вы очень скрытны. Но вы хотите, чтобы я стала вашей женой. Я уже не раз открыла душу, делилась тем, о чём под страхом смерти не рассказала бы никому другому. Если вы не можете ответить мне тем же, пусть даже понемногу, постепенно, нам не обрести счастья. Я люблю вас, но пока вы не начнёте делиться со мной, я не выйду за вас.
Он промолчал, но Дафна знала, что виной тому не холодность. Всё дело в страхе, страхе, подобном её собственному. Она молча оделась, и поездка в карете до Рассел-сквер также прошла в тишине. Казалось, сказать было больше нечего.
***
На следующий день было торжественное открытие музея, но Дафна не пошла. Вместо этого она вместе с Элизабет и Энн нанесла несколько визитов, и болтовня и смех барышень Фицхью послужили приятным отвлечением.
Едва они около шести часов переступили порог дома, как из гостиной наверху с восторженным возгласом появилась леди Фицхью.
– Дорогие мои, я так рада, что вы вернулись! – Со счастливой улыбкой она сбежала по ступеням. Её дочери и Дафна замерли в холле, ошарашенные тем, что обычно степенная матрона вот так носится по лестнице.
– Мама! – воскликнула Элизабет. – Что случилось?
– Определённо что-то хорошее, – вставила Энн. – Ты так улыбаешься, мама!
Леди Фицхью указала на столик для визитных карточек, примостившийся сбоку от них, и все три юные леди разом обернулись.
На столе на серебряном подносе лежала одна-единственная роза без шипов, а рядом с ней карточка Энтони.
– Ещё один цветок для Дафны, – рассмеялась Энн. – Поэтому на твоем лице улыбка шириной с Темзу, мама? Из-за розы?
– Это роза без шипов, – упоённо выдохнула Элизабет. – И красная! О, Дафна, наконец-то!
– Что это значит? – спросила её сестра.
– Любовь с первого взгляда, – объяснила леди Фицхью и, повернувшись к Дафне, взяла её за руки: – Мне так неловко, дорогая, но я выискала значение в вашей маленькой книжке, ибо просто не могла ждать. Герцог ушёл из музея – а ведь сегодня, как вы знаете, открытие! – дабы лично принести её сюда. Он был безутешен, дорогая, просто безутешен, что не застал вас.
– Дафна? – Элизабет с тревогой посмотрела на подругу. – Ты как-то притихла. Теперь-то ты не сомневаешься в его чувствах?
Дафна не ответила. Трясущейся рукой она взяла розу, оторопело глядя на цветок. Она ждала следующего шага Энтони, но это? Что всё это значит? Дафна живо вспомнила своё горькое признание в антике в том, как она влюбилась в него с первого взгляда. Может, он пытается сказать, что тоже об этом помнит? Или же сам признаётся в любви? Нет-нет, бессмыслица какая-то, ведь он определённо не полюбил её с первого взгляда! Она даже не была уверена, любит ли он её сейчас.
Но Дафну это больше не заботило. Она любила его, и он стал ещё на шаг к ней ближе. Странно, как одна простая вещица может всё расставить по местам. На сей раз Дафна намеревалась, пересилив себя, полностью ему довериться. На сей раз она не испугается, что ей могут разбить сердце. Не станет переживать, что совершает ошибку. Схватив с подноса цветок, она ринулась к дверям и распахнула их.
– Моя дорогая, куда же вы? – окликнула ее леди Фицхью.
– В музей, – бросила через плечо Дафна.
Подобрав юбки одной рукой, с розой, зажатой в другой, она неслась ко входу в сквер, не замечая любопытных взглядов гуляющих по парку людей. Миновав ворота, Дафна побежала вверх по улице, на ходу оглядывая экипажи в поисках свободного. Пришлось пройти семь кварталов, прежде чем ей наконец удалось найти таковой. Церковные часы пробили семь, когда она объяснила кучеру адрес музея Энтони. Забравшись внутрь, тяжело дыша, Дафна откинулась на спинку сиденья и прижала розу к щеке, всем сердцем надеясь, что вакансия герцогини по-прежнему открыта.
***
Она не пришла. Ежеминутно окружённый людьми, Энтони всё равно искал её, каждые несколько секунд поглядывая на двери выставочного зала. Часы тянулись один за другим, а он всё высматривал в толпе одно лицо. Но она так и не пришла.
Открытие музея обещало стать триумфом. Здесь были выставлены двадцать семь коллекций романо-британской живописи, скульптуры и архитектурных экспонатов, включая его собственные, и те, кто дотянули до последнего дня с покупкой билетов, обнаружили, что оные распроданы на все сеансы до середины июля. Но Дафна, столь много вложившая в его коллекцию, не пришла.
О его необычайно скандальном решении открыть музей для всех желающих посмотреть на античные древности будут спорить ещё десятки лет. Билеты за полпенни на утренние часы расхватали в первую очередь, но он не мог поделиться этими радостными вестями с Дафной, ведь она не пришла.
Энтони приказал держать двери открытыми на час дольше, но вот все ушли, он остался один, а она так и не появилась. Однако герцог продолжал ходить кругами по музею, и его шаги эхом отдавались от каменных полов. Он ждал.
Энтони понимал, что, не рассказав ей прошлой ночью того, что она хотела знать, повёл себя как дурак. Но, Бог свидетель, он в жизни ни с кем не говорил об отце. Никогда не обсуждал случившееся, даже с Виолой. Люди сплетничали, и слуги шептались меж собой, но никто не знал, что произошло на самом деле.
Он столько бы всего рассказал ей, если б она пришла. Рассказал бы каждый свой секрет, прокричал о них на Шепчущей Галерее в соборе Святого Павла (под куполом собора расположено три галереи: внутренняя шепчущаяи наружные каменная и золотая галерея. Шепчущая галерея обязана своим названием не предусмотренной архитекторами особенности её акустики: слово, даже сказанное шепотом, в одном конце галереи, многократно отражается её стенами, в результате чего этот шепот вполне может слышать человек, находящийся на другом конце галереи - прим.пер.), если бы только случилось чудо.
Так трудно раскрывать душу, но Дафна понимала его. Понимала, как никто другой.
Энтони услышал, как открылась входная дверь и как со стуком захлопнулась. Чьи-то шаги в главной галерее. И наконец, тяжело дыша, с розой в руке и в съехавшей на бок шляпке, появилась Дафна. Растрёпанная, взъерошенная, она была совершенно очаровательна.
– Что это означает? – спросила Дафна, направляясь к нему и нервно крутя розу. – Что вы пытаетесь мне сказать?
– Мой отец покончил с собой.
Дафна остановилась и уставилась на него широко раскрытыми глазами, потрясённая внезапностью сего заявления.
– Однажды ночью, спустя три года после смерти матери, он выпил четыре пузырька лауданума. Понимаете, отец так по ней скучал. Она была для него всем, он любил её всем сердцем, а она умерла. Отец не желал жить без неё и покончил с собой. Тело нашёл я.