Глава 23

Особняк Энтони на Гросвенор-сквер, самой аристократичной площади Лондона, ничем не напоминал Тремор-холл. Никакой роскоши, внушающей благоговейный ужас. То был дом, где герцог проводил больше всего времени, и посему владение это отражало вкус хозяина в гораздо большей степени, чем любое другое поместье. Каминные полки из бледного травертинового мрамора (1), мягкие, толстые ковры неярких цветов и незамысловатых рисунков – место скорее уютное, чем впечатляющее, как сказал кто-то из гостей. Энтони счёл это комплиментом.

И именно один из этих мягких, толстых ковров неяркого цвета подвергался активному вытаптыванию три дня спустя после визита Энтони к семейству Фицхью. Хозяин вышагивал туда и обратно по своему кабинету, с каждым часом становясь всё нетерпеливее.

Отправляясь к Фицхью, Энтони не сомневался, что Дафна примет предложенную игру. Общение на языке цветов – языке, который когда-то вызвал у неё такой восторг – определенно её заинтригует. К тому же он ещё ни разу не видел, чтобы она уклонялась от вызова. В этом они похожи – им обоим нравятся игры.

На следующий день после визита на Рассел-сквер Энтони занимался своими обычными делами, пребывая в полной уверенности, что к концу дня получит ответ. Но – ни словечка.

Когда к вечеру второго дня этого всё ещё не случилось, он забеспокоился, волнуясь, что на сей раз Дафна не приняла его вызов.

К девяти часам вечера третьего дня и уверенность, и тревога сменились более глубоким и тёмным чувством – чувством неопределённости. Что было для него внове. И не сказать, чтобы ощущение это Энтони особенно понравилось.

И сейчас он расхаживал из конца в конец кабинета, гадая, а не стало ли ответом отсутствие оного.

Энтони стал обдумывать свои дальнейшие шаги. Каким-то образом надо убедить Дафну, что их брак – единственно разумный поступок. Он надеялся, идея игры и его притязания на победу станут достаточным для неё вызовом, но если нет, то придётся придумать что-то другое. Сдаваться он определённо не собирался.

Дверь распахнулась, и Энтони прекратил хождение. В проёме застыл Куимби, его лондонский дворецкий.

– Прибыл Дилан Мур, ваша светлость, – объявил Куимби и шагнул в сторону, дабы гость мог войти в комнату. Композитор принадлежал тому узкому кругу людей, для кого двери дома Энтони всегда были открыты.

– Тремор, ради Бога, составь мне компанию, – сразу начал Мур. – На сегодня с меня достаточно обидчивых див.

– Проблемы с новой оперой? – спросил Энтони рассеянно, ведь мысли его были совсем о другом.

Как же горько он сожалел о тех неосмотрительных словах, сказанных Виоле несколько месяцев назад! Во что бы то ни стало надо убедить Дафну, что сейчас он испытывает к ней совсем иные чувства. Сейчас он видел женщину под дождём. Видел прекрасные глаза цвета лаванды за очками в золотой оправе. Видел круглое прелестное серьёзное лицо; лицо, на котором не отражаются истинные эмоции, но лишь до того момента, пока оно внезапно не озаряется смехом или гневом – пусть гнев этот и направлен обычно на него самого. Он видел Дафну в этом отвратительном фартуке, когда она рассматривала фривольную фреску, а затем посмотрела на него самым сводящим с ума невинным взглядом.

– Проблемы не с оперой, дорогой друг, а с дивой, – поправил его Дилан. – У Елены Триандос великолепное сопрано, но она гречанка, а греческие певицы обладают особым искусством сводить с ума. Когда я вспоминаю, что сам настоял на том, чтобы ей дали главную роль, я...

Голос Дилана растаял где-то вдалеке. Энтони вновь зашагал вдоль камина, грызя ноготь большого пальца и размышляя.

За Дафной нужно ухаживать, и тут, кажется, одних цветов будет недостаточно. У неё не было возможности наслаждаться радостями жизни, и, Господь свидетель, они ей необходимы. Как только мог Уэйд таскать свою единственную дочь по всему Востоку, по пескам, пыли и грязи, лишив её мало-мальски подходящего общества! Дафна заслуживала больше удовольствий, нежели купленные ею несколько кусков ароматного мыла, коробка шоколада и шёлковое розовое платье. Она заслуживала всего, что только есть в жизни, и он мог ей это дать. Боже, да он осыплет её безделушками и приятностями! Если только получит от неё хоть какой-то ответ.

«Но что, если она пришлет вежливую, безразличную записку, в которой откажет в моей просьбе? Это будет ещё хуже, чем вообще не получить ответа».

С каждой секундой молчания сомнения всё больше терзали Энтони. Что, если сказанного и сделанного окажется недостаточно? Он тряхнул головой. Нет, он не смирится с отказом. Не поверит в него. Просто нужно придумать, что предложить, какие сказать слова. Он не сдастся.

– Почему ты мечешься туда-сюда? – наблюдая за ним, спросил Дилан. – Трудности в Палате Лордов? Проблемы с музеем? Если так, то они должны быть поистине громадны, поскольку прежде я ни разу не видел тебя таким взволнованным.

Продолжая вышагивать, Энтони бросил на друга быстрый взгляд, но не ответил. Если бы он только мог застать её одну! Тогда, возможно, у него получилось бы. Во время общения с Дюрандом он ясно дал тому понять о своих чувствах. И хотя Энтони знал, что сей визит выведет Дафну из себя, у него не было иного выхода. Ведь если светское общество не примет её, она станет жертвой ещё более злостной клеветы. А держать ухаживание в секрете, пусть даже семейство Фитцхью не стало бы болтать, было решительно невозможно. Он легко мог представить, как светские газеты рвут бедняжку на части, изобразив как беспринципную золотоискательницу, пытающуюся заманить в свои сети герцога.

Но так как вскоре все поверят, что дело идёт к помолвке, наверняка получится остаться с Дафной наедине. Если бы он только мог её поцеловать, коснуться, рассказать, насколько она красива, внутренне и внешне...

– Чёрт возьми, Тремор, если ты ещё раз сделаешь круг по этому ковру, не сказав, в чём дело, я тебя придушу!

Не успел Энтони открыть для ответа рот, как в дверях, с деревянным ящиком в руках, появился Стивенс, один из лакеев.

– Из «Де Чартерес», ваша светлость, – сообщил слуга. – Мистер Куимби знал, что вы спрашивали о любых посылках оттуда, поэтому он велел мне сразу же принести её вам.

Энтони накрыло волной облегчения и надежды – облегчения столь сильного и глубокого, что пришлось зажмуриться и сделать глубокий вдох.

«Очень вовремя, чёрт побери!»

Он открыл глаза и жестом пригласил лакея в комнату. Тот, поставив деревянный ящик на стол, сразу ретировался. Энтони же подошёл к столу, дабы открыть долгожданную посылку. Но на самом деле совсем неважно, что Дафна ему прислала. Прислала, и этого довольно для надежды.

– «Де Чартерес»? – Мур, встав с другой стороны стола, взирал на посылку с любопытством, но и изрядной долей недоумения. – Лучший флорист Лондона теперь доставляет знати свежие яйца? Или там что-то нежное? Солома скрывает ростки папайи для твоей знаменитой оранжереи?

Для ответа Энтони был слишком занят, вытаскивая солому из ящика. Скорее, скорее увидеть, что же внутри! И вот наконец из упаковочной бумаги появилось растение в горшке – жалкое создание, чьи когда-то сочные листья сморщились и почернели. Простой глиняный горшок на ощупь был совершенно ледяным.

Энтони расхохотался.

Мур посмотрел на цветок и вопросительно поднял бровь:

– Что, чёрт возьми, это такое?

– Подарок от юной леди, – отозвался Энтони, всё ещё посмеиваясь. Ледяник (2). Записки не прилагалось, да она и не нужна была. Уж будьте уверены, Дафна придумает нечто умное, ёмкое и весьма красноречивое.

– Оно же погибло, – прикоснувшись к почерневшему листу, отметил Мур очевидное. – Замёрзло. – Он с любопытством взглянул на Энтони: – Ты находишь забавным сей подарок от юной леди?

– Нахожу, – усмехнулся Энтони и поставил уродливое и мёртвое растение посередине каминной полки. – И, что важнее, он вселяет в меня надежду. – Повернувшись к другу, он добавил: – И коль одет ты подобающе и умоляешь отвлечь тебя от сводящих с ума див, можешь пойти со мной.

– Конечно, но куда мы собираемся?

– В Хэйдон-Эссембли-румс.

Пришла очередь Дилана рассмеяться.

– Ты шутишь. Хэйдон-румс несколько скучноваты для тебя, не находишь? Там будет полно порядочных деревенских дев, которые приехали в город, дабы заарканить какого-нибудь простофилю-аристократа. Кто в здравом уме захочет общаться с добропорядочными, настроенными на замужество барышнями?

– Мы собираемся повидать мою герцогиню.

– Обутая в шёлковую туфельку нога леди Сары никогда не ступит в Хэйдон-Эссембли-румс. Да она скорее белены наестся. И я уж тем более не поверю, что она может послать тебе мёртвое растение... – Мур внезапно прервался и, прищурившись, внимательно посмотрел на друга. – Ты передумал. Выбрал кого-то другого. Умоляю, скажи, что это так.

– Это действительно так.

– Аллилуйя, Тремор! Или же ты всё это время потешался надо мною? В любом случае, я чувствую слишком большое облегчение, чтобы обижаться на тебя. Так кто же этот новый выбор? Какая будущая герцогиня посещает Хэйдон-румс и посылает тебе замерзшие растения? Не сельская же барышня?

– Почти, хотя точнее было бы сказать, что повидавшая сельскую местность множества стран.

– Ты меня заинтриговал.

– В этом я не сомневался, – ответил Энтони и пошёл к двери. Мур заспешил следом.

***

Дафна ждала, что во время своего первого выхода в свет в Лондоне она скорее будет наблюдать за танцующими, чем танцевать сама. Однако, удивительное дело, её приглашали довольно часто. К сожалению, ни один из кавалеров не мог сравниться с мужчиной, который научил её танцевать, а она не могла удержаться от сравнений.

– Как вам нравится Лондон, мисс Уэйд? – спросил сэр Уильям Лавертон, когда они двигались в долгих, медленных па кадрили. – Вы побывали в каких-нибудь музеях?