Глава тринадцатая

— В первую очередь, вопрос в том, — сказал на мониторе Саба, — почему там вообще оказался военный комиссар, да?

«Бхикаджи Кама» сейчас шёл без тяги. Ещё через полнедели начнёт тормозить на слабой четверти G, и через несколько недель будет на Обероне. Корабельные двигатели могли всю дорогу выжимать полную G, но эффективность и скорость не всегда одно и то же. Нести реакторную массу, необходимую для ускорения, и интенсивно сжигать ее означало бы пожертвовать частью места для груза.

Возможно, когда-нибудь лаконийские технологии преодолеют инерционные ограничения — протомолекула делала это ещё со времён Эроса — но пока что эта тайна так и оставалась тайной, как и множество других. Куда девались пропавшие корабли? Что вызывает внимание и гнев того, что уничтожило создателей протомолекулы?

Или, на более приземленном уровне, почему лаконийский военный комиссар летел на грузовике Транспортного профсоюза?

Новость о неудаче добиралась до Наоми медленно. В первом отчёте, небрежном и кратком, было сказано только то, что налёт прошёл неудачно. Погибли военный комиссар, информаторы с грузовика и один член штурмовой команды. На следующие тридцать четыре часа жизнь для Наоми превратились в ад, она ждала полный отчёт, абсолютно уверенная, что Бобби в числе убитых.

Но это всё-таки была не она. Один из членов её экипажа погиб, цель миссии просочилась сквозь пальцы, но Бобби, Алекс и «Шторм» выжили, чтобы снова сражаться. Гибель военного комиссара — просто нелепый случай, одна из трагедий, происходящих где угодно и когда угодно, но в сражениях — гораздо чаще. Если бы комиссар выжил, они куда больше знали бы о том, что он там делал. Хотя у них уже появились предположения.

— У нас есть подтверждение, что он направлялся на пересадочную станцию Транспортного профсоюза на Земле, — продолжил Саба. — Но на постоянную работу или это была просто остановка на более длинном пути... — Он красноречиво пожал плечами.

Наоми потянулась. Ей нравилась свобода невесомости, хотя для неё это означало удваивание ежедневных упражнений. А может, как раз поэтому. Больше часов с эластичной лентой — по крайней мере, хоть какая-то физическая работа. Возможность почувствовать своё тело. И ощущение, что она сейчас там, где и должна быть. Судя по записи, Наоми поняла, что Саба находится в каком-то месте с постоянной гравитацией. Такими же были последние четыре сеанса связи, а значит, его удерживает вращение станции или достаточно крупного объекта. На ускорении никто не пробыл бы так долго.

Вообще-то, нет ничего удивительного в том, что происходящее на Земле настолько важно и на пересадочную станцию делегируют представителя. Кроме постоянной роли родного дома всего человечества в системе Сол, планета еще оставалась крупнейшим центром сосредоточения людей в сети врат. Население Земли — наибольшее среди всех планет.

Даже с учётом таких поселений, как Оберон или расширяющийся комплекс Бара-Гаон, никаких кораблей или трафика не хватило бы для перевозки массы людей, сравнимой с миллиардами, до сих пор живущими на Земле. Но что именно Уинстон Дуарте думал о системе Сол, оставалось важным вопросом. И они получили бы на него ответ, улыбнись им удача.

Наоми подумала, потёрла глаза и нажала «запись». Прежде чем доверить ответ торпеде, она его отредактирует, но произнесённые вслух слова помогали думать. И она могла сделать вид, что не так изолирована и одинока, как есть на самом деле.

— Потеря информаторов на том корабле будет иметь для нас значительные последствия, — начала она. — Без них мы вообще не узнали бы, что там был военный комиссар. И если бы они не сообщили нам, возможно, до сих пор были бы живы. Не лучший довод, чтобы работать с нами. Об их семьях следует позаботиться, и это должны сделать мы. Не люди Дуарте. Иначе в будущем мы получим меньше наводок.

— Отношения важны всегда, — сказал в её воображении Джим.

— Отношения важны всегда, — произнесла она. — Мы должны выполнить нашу часть сделки. Позаботиться о своих. С другой стороны, если мы собираемся выяснять, что там затевает Дуарте, нам понадобится кто-то свой на той станции. Нужно либо найти сочувствующего из имеющегося персонала, чтобы снабжал информацией, либо внедрить кого-нибудь в администрацию. А пытаться использовать «Шторм» для перехвата ещё одного грузовика — слишком высокий риск.

Но она считала возможным, чтобы кто-то со «Шторма» внедрился на ПСЛ-5. Могла бы пойти и Бобби. Отчасти Наоми верила, что такое возможно. В конце концов, это опасное назначение. Но трудно представить, что Бобби оставит пост капитана «Шторма», даже ради чего-то важного.

Но она опережает события.

— Прежде чем начинать действовать, нужно закончить полную инвентаризацию того, что было в грузовике. Если найдутся какие-то необычные припасы или оборудование, тогда, возможно...

Система выдала сигнал предупреждения, и вопреки здравому смыслу, сердце Наоми подпрыгнуло.

Это было новое сообщение от Джима.

Дуарте стал делать так почти сразу после того, как Джима увезли на Лаконию. Не совсем открытые сообщения, хотя были среди них и такие. Они передавались широким вещанием и принимались пассивно по старой и взломанной схеме шифровки. Кто угодно мог узнать, что в них, однако...

Гораздо важнее безопасности была подпись. Адрес. Лакония могла рассылать сообщение по всем системам сети врат, но только Наоми способна его просмотреть. Точнее, она и «Роси». Ещё точнее — любой, кто не поленился бы взломать старые коды «Роси».

Однако послание было личное, лишь для неё и Джима, ну, и ещё для любого высокопоставленного правительственного цензора из Лаконии. Она смутно помнила, что в древности на Земле у знати на свадебной ночи присутствовали свидетели, следившие, как совокупляются новобрачные. Примерно столь же достойно.

И всё-таки ничто ни под одним из солнц не помешало бы ей просмотреть это сообщение.

Сообщение началось с синего, похожего на крылья, герба Лаконийской империи, потом шел тональный сигнал, потом появился он. Джим смотрел в камеру с мягкой усмешкой, в которой не многие распознали бы раздражение. На нём была рубашка без воротника, волосы зачёсаны так, что заметно, как линия роста немного отступила назад. Средства против старения раздвинули продолжительность человеческой жизни почти вчетверо от тридцати-сорока лет, как в древние времена, однако жизненные передряги по-прежнему идут в счёт. А Джиму в жизни досталось больше страданий, чем он заслуживал.

Потом наигранная улыбка сменилась искренней, он улыбнулся по-настоящему, и десятилетия улетучились. Наоми услышала его раньше, чем он заговорил. В его глазах была смесь грусти и веселья, как у гостя на вечеринке, которая оказалась такой неудачной, что пошлость приобрела гротескную форму и от того снова стала немного забавной.

Она остановила запись, когда Джим собрался заговорить, чтобы провести одну секунду рядом с ним. Пусть даже с изображением. Потом набралась решимости и запустила воспроизведение.

— Привет, Костяшка. Прости, что на этот раз прошло столько времени, но тут было слегка напряжённо. Я думаю, ты слышала о смерти Авасаралы? На похороны во дворец съехалось много разных гостей.

Использование прозвища «Костяшка», которым Джим никогда не звал её, когда они были вместе — признак того, что он знает, за ней всё так же охотятся. Ещё Наоми услышала тень сарказма в том, как он говорил о гостях, но цензоры не услышали. В самом деле, непросто контролировать общение двух людей, которые близки так давно, как она и Джим. Их тайный язык для чиновников непроницаем, а что не видишь, тому и не помешать. Вот так теперь ей проходится жить.

— Рассказывать особо нечего. Ты знаешь, как это. Да, кстати, я познакомился с теми, кто будет проверять это сообщение перед отправкой. Привет, Марк. Привет, Каньо. Надеюсь, у вас, ребята, денёк тоже неплохой. А так, дела тут идут отлично. По вечерам иногда дождит, в Лаконии сейчас середина лета. Меня понемногу выпускают на воздух, и я навёрстываю упущенное в чтении. Марк и Каньо говорят, мне нельзя рассказывать, что именно я читаю, но всё же это приятно. Ещё я смотрю новостные ленты, и эти дела Дуарте... Они хотят, чтобы я называл его Первый консул Дуарте, но это как-то претенциозно. Но в общем, работа, которой он занимается, разбираясь с вратами и с тем, что случилось с создателями протомолекулы, очень впечатляет. По другим вопросам мы с ним не согласны, но тут он на своём месте. Насколько мне известно, конечно. Ну, будем надеяться...

И я надеюсь, что у тебя всё хорошо. Передавай ребятам наилучшие пожелания, а я совсем скоро пришлю тебе новое сообщение — как только у Марка и Каньо появится окошко в расписании. Они неплохие парни. Тебе бы понравились. Люблю тебя.

Изображение сменилось синим экраном, и Наоми перевела дух. Всегда больно видеть его. «Ребята» — Алекс, Бобби, и Амос. Он не мог знать, что Амос для них потерян, возможно убит на той же планете, где Джима держат в плену. Или то, что Алекс и Бобби в первых рядах возглавляют борьбу как пираты или мятежники. Но несмотря на всё это, ей всегда становилось немного легче, когда она его слышала. Это доказывало, что он жив — насколько возможно. Больным не выглядел. Разговаривал не как под принуждением...

Картинка опять сменилась, и появилось новое изображение. Темноглазый мужчина, щербатое лицо — неестественно спокойное, как у робота. Наоми шарахнулась от экрана ещё до того, как поняла, на кого она смотрит. Первый консул Уинстон Дуарте, император тринадцати сотен миров, улыбался так, будто видел её реакцию и сочувствовал ей.

— Наоми Нагата, — сказал он, и голос звучал пронзительно, но приятно. — Обычно я не влезаю в подобные сообщения, надеюсь, вы простите мою невежливость. Я не хотел вмешиваться, но думаю, нам следует поговорить — вам и мне. Свяжитесь с любой из моих служб безопасности на любой станции, городе или базе, и я гарантирую вашу неприкосновенность. Я понимаю, что вы и ваши друзья-партизаны не разделяете моих взглядов на пути продвижения человечества в будущее. Давайте поговорим. Убедите меня. Не так уж я безрассуден, и я не жесток. В сущности, за последние несколько лет выяснилось, что с капитаном Холденом у нас много общего.