Ондатра лаяла, и, прежде чем Тереза успела её успокоить, Ильич приказал одному из охранников выйти и возвращаться с собакой пешком. Дверь с громким лязгом захлопнулась, и они поднялись над деревьями. Корпус транспортника снаружи выглядел матовым, но с её места был прозрачным, почти как тонированное стекло. И как только из поля зрения исчезли ветки деревьев, показался Дом правительства.

— Как вы узнали, где я? — спросила Тереза.

Ильич покачал головой, и на минуту ей показалось, что он не собирается отвечать. Когда он заговорил, голос уже больше походил на обычный — мягкий и терпеливый. Разница только в том, что теперь ей известно — это лишь маска.

— Когда ты родилась, в твою челюстную кость имплантировали маячок. Не было ни секунды, чтобы охрана не знала, как тебя найти, а твоя безопасность — часть моего священного долга.

Она слышала всё это как чужой, едва знакомый язык. Она понимала значение каждого отдельного слова, но с трудом могла ухватить общий смысл. Сама идея была совершенно чуждой. Слишком неправильной.

— Твой отец считал, что для тебя важно иметь собственный опыт неподчинения и право на самостоятельность, поэтому мы допускали эти твои экскурсии, пока они не заводили тебя чересчур далеко от Дома правительства. Он говорил, что в твоём возрасте выбирался в одиночку на поверхность Марса и благодаря этому многому научился. Он надеялся, что и тебе пригодятся независимость и уединение.

Уединение. Значит, он не знает о Тимоти. А Терезу ничто на свете не заставит рассказать. В её горле бурлил гнев.

— Значит, вы просто позволяли мне думать...

Транспортник пролетел над внешней стеной Дома правительства и повернул к востоку. Они направлялись не на посадочную площадку, а на лужайку перед резиденцией. В парке Тереза заметила одиноко стоящую фигуру, наблюдавшую за их перелётом. Должно быть, это Джеймс Холден.

— Я с уважением относился к твоей личной жизни, в пределах, которые допускают протоколы секретности, — сказал Ильич. — Но мне нужно было иметь возможность найти тебя в случае чрезвычайной ситуации.

— И сейчас чрезвычайная ситуация?

— Да, — подтвердил он. — Именно она.

Отец улыбался ей, морщинки в уголках глаз были глубже, чем она помнила. Опаловое свечение его радужек стало более явным, и что-то словно светилось под кожей. Давно, когда он ещё спал, его кабинет служил спальней. С тех пор прошло много лет. Теперь здесь стоял письменный стол ручной работы из лаконийского дерева с серой, как булыжник, широкой столешницей, полка с полудюжиной настоящих книг и диван, на котором отец сидел. Где он сидел, когда произошли изменения.

— Отец? — позвала Тереза. — Ты меня слышишь?

Его губы сложились в букву «О», как у ребёнка, который видит что-то чудесное. Он потянулся, похлопал по воздуху рядом с её головой. Она взяла его руку — горячая.

— Он говорил что-нибудь? — спросила она.

Келли, личный камердинер отца, покачал головой.

— Несколько слов, но ничего осмысленного. После того как это случилось, я пришёл посмотреть, как он, и он был вот такой. В точности как сейчас. — Келли кивнул на доктора Кортасара, сидевшего у края стола. — Я сразу же пригласил доктора Кортасара.

— Ваше мнение? — задал вопрос Ильич. Голос прозвучал холодно, и отец на него вообще не отреагировал. — Что с ним не так?

— Я могу только предполагать, — развёл руками Кортасар.

— Значит, предполагайте, — сказал Ильич.

— Это... событие, потеря сознания. Мне кажется, оно соответствует тому, о чем докладывал адмирал Трехо из Сола. Теории о том, что именно это оружие убило создателей протомолекулы. Как бы ни был устроен их разум, этот... эффект разрушил его. Ну, а наш Первый консул с годами становился всё больше и больше похожим на них. Возможно — только возможно — именно это и сделало его более уязвимым к такой атаке, чем остальных.

В груди у Терезы ныло, как от удара. Она опустилась на колени возле отца, но тот только хмурился, глядя на что-то у неё за спиной. Или в никуда.

— Как скоро он восстановится? — спросил Келли.

— Если бы мне позволили иметь для тестирования больше одного субъекта, возможно, я смог бы сказать, — ответил Кортасар. Таким же тоном, как говорил о том, что природа всегда пожирает детей. От этого по коже Терезы побежали мурашки. — А как обстоят дела? Он может в любую минуту прийти в себя. Или останется таким на всю жизнь — в его случае это очень долгий срок. Если бы я мог забрать его в лабораторию и провести кое-какие тесты, то получил бы более глубокое понимание.

— Нет, — возразил Келли. По тону было понятно, что он говорит это не в первый раз. — Первый консул останется в своих апартаментах, пока...

— Пока что? — спросил Кортасар.

— Пока ситуация у нас под контролем, — отрезал Ильич. — Кто-нибудь вне этой комнаты знает о его состоянии?

Терминал первого консул звякнул — запрос высокоприоритетного соединения. Трое мужчин встревоженно переглянулись. Отец нахмурился и с трубным звуком выпустил газы. Так неприлично и унизительно, это ранило Терезу как нож. Её отец. Правитель всего человечества, решительный и проницательный. Тот, кто понимает всё, кто знает, как должно быть. А это тело, что перед ней — просто изувеченный человек, слишком сильно изломанный, чтобы смущаться. Звон повторился, и Келли перевёл запрос на свой терминал.

— Боюсь, Первого консула сейчас нельзя беспокоить, — сказал он, уходя из комнаты. — Я могу принять сообщение для него.

Дверь за Келли закрылась.

— Я могу доставить сюда некоторое оборудование, — сказал Кортасар. — Конечно, будет не так хорошо, как если бы его отвезли в Загон, где настоящая аппаратура, но я смогу сделать... что-нибудь.

Ильич почесал затылок, перевёл взгляд с отца Терезы на Кортасара, а потом на окно, выходившее в бамбуковый сквер — в другую вселенную, где солнце продолжает светить, и жизнь не разбита. Тереза шевельнулась, и Ильич взглянул на неё. На долгий миг их взгляды встретились.

На Терезу нахлынула волна паники.

— Теперь я должна встать во главе?

— Нет, — ответил Ильич, словно её испуг что-то решил. — Нет, во главе Первый консул Уинстон Дуарте. Он занят, консультируется с доктором Кортасаром по критически важным для империи и государства вопросам. Его нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах. Легко запомнить, поскольку так и есть. Он лично приказал Келли не допускать в резиденцию никого, кроме доктора и тебя, потому, что ты его дочь. До дальнейшего уведомления. Ты ведь помнишь, он отдал такой приказ?

— Я не... — начала Тереза.

— Тебе нужно вспомнить, как он это говорил. Он сидел здесь. Это было сразу после... события. Мы все вернулись к себе, и он в твоем присутствии сказал Келли, что ему нужен Кортасар и его не следует беспокоить. Ты вспомнила?

Тереза представила эту картину. Услышала голос отца, спокойный и твёрдый как камень.

— Я помню, — сказала она.

Вернулся Келли.

— Что-то произошло у кольца. «Сокол» выполнил незапланированный транзит. Сейчас он передаёт сигнал бедствия. Корабль с помощью уже в пути, но ему ещё несколько часов добираться. Может быть, целый день.

— Понятно, — сказал Ильич. — Нам нужен защищённый канал с губернатором Сонг и адмиралом Трехо. Кто-то должен взять на себя координацию вооружённых сил. Никто кроме них ничего знать не должен.

— До тех пор, пока мы снова не приведём в норму Первого консула, наша группа заговорщиков и есть империя.