Изменить стиль страницы

Глава двадцать третья

Наоми

Шлейф энергии, выброшенный кольцом врат, был невидим невооружённому глазу. Оптический телескоп уловил бы не более нескольких вспышек света там, где одно мгновение, прежде чем распасться, пылали захваченные фрагменты материи. Двигаясь на скорости света, выброс энергии конусом расширялся в пространстве, там, где вероятнее всего находились корабли, идущие к Оберону или готовящиеся его покинуть — сотня тысяч километров за сотней. Если при распространении шлейф и становился слабее, то недостаточно для спасения «Сан-Сальвадора». Этот корабль Транспортного профсоюза на малой скорости выходил из запретной зоны, и почти мгновенно превратился в пепел вмести со всеми, кто был на борту.

Сидя в столовой, Наоми на повторе проигрывала ленты новостей о его гибели, смотрела, как корабль вспыхивает белым пламенем и погибает так быстро, что частота кадров едва успевает схватить момент. Наоми почти всю жизнь провела на станциях и кораблях. Шесть из них пострадали от метеоритных ударов, два теряли атмосферу. Однажды ей пришлось сбросить ядро, чтобы не дать реактору расцвести вспышкой, как маленькое недолговечное солнце. Она перепрыгивала между кораблями без скафандра, и ощущение дыхания в вакууме до сих пор, спустя десятилетия, посещало её в ночных кошмарах. Она могла бы сказать, что самым тесным образом знакома со всеми возможными опасностями жизни вне атмосферы.

Но это было нечто новое.

— Ты думаешь, это сделали они? — спросила Эмма, сгорбившаяся над грушей с утренним чаем. «Бхикаджи Кама» теперь уже шёл с торможением. Одна треть G ощущалась странно — пока Наоми не сообразила, что до сих пор никогда не была на палубах экипажа, когда корабль дёргает вверх и вниз. После этого ощущения так и остались странными, но она поняла почему.

— «Они» — это Лакония или люди Сабы?

Эмма подняла бровь.

— Я спросила про первое, но мало ли.

Экипаж в столовой разбился на тихие группы по два-три человека, друг с другом они обращались с осторожной учтивостью, как на похоронах. Некоторые, вероятно, знали команду «Сан-Сальвадора», но даже если и нет — это был такой же корабль, как и их. Его гибель напоминала о возможной собственной смерти, она пока ещё где-то вдали, но уже приближается.

— Не знаю, — сказала Наоми. Весь смысл держать «Тайфун» на Медине был в том, чтобы в любой момент оборонять любые врата. Ударить станцию лучом его магнитной пушки, и врата поджарят любого, кто окажется слишком близко, но...

— Я видела данные, когда они это сделали. Было гораздо слабее.

— Даже не близко, — согласилась Наоми.

Эмма глотнула из своей груши, сгорбилась чуть сильнее и понизила голос:

— У нас проводится операция? Мы пытаемся захватить медленную зону?

— Если там и планировалась атака, я об этом не знала, — сказала Наоми, но с тяжёлым сердцем. Она не думала, что Саба организовал бы что-то столь дерзкое без неё, но всё же это возможно. Она отстаивала сдержанные, менее насильственные и долгосрочные линии поведения. Если этой тактикой она только вывела себя из игры... Она представила Бобби и Алекса, и «Близкий шторм», несущийся в сторону врат вместе с импровизированным разношерстным флотом. Не могут же они быть так глупы. Но если бы такое случилось, выброс гамма-лучей от врат был бы куда сильнее...

— Ты можешь найти, куда мы убрали мою систему? — спросила Наоми. — Если я сумею её восстановить, может, удастся поймать сигналы Сабы. Получить отчёт.

— Возможно, получится отследить, — ответила Эмма. — Но через четыре часа мы поместим тебя в шаттл до Большой Луны, ты улетишь раньше, чем мы окажемся в зоне досягаемости пересадочной станции. Времени маловато.

— Так давай поторопимся.

Теперь, когда из-за тяги всё перемешалось, оказалось сложнее разыскать все уцелевшие фрагменты её прежней кельи. Но Наоми все и не нужны. Физическое оборудование имело встроенную защиту, облегчавшую поиск, но недоступную без ключей и информации, которые она хранила только в собственной памяти. Её записи за время долгого перехода в контейнере стёрты. Даже если лаконийцы обнаружат устройства, им не извлечь из них секретов подполья. Но и Наоми тоже.

Эмма привела погрузочный мех, разобрала тяжёлые поддоны, которые они перемещали, и Наоми обнаружила нужные части — процессор обработки сигналов из кресла-амортизатора, монитор — не совсем такой, как был у неё, но довольно похожий, модуль для подключения ручного терминала. Рабочее помещение они устроили в подсобке у машинного отделения. Ни одна из них не говорила об этом вслух, но обе понимали, что когда дело будет сделано, нужно всё опять разломать и спрятать подальше.

Подсобка была маленькая и грязная, покрытие стен в больших бурых пятнах. Шкафы с инструментами столько лет использовали, что керамика стёрлась, и под ней поблёскивал титановый скелет. Пахло машинным маслом и потом, и Наоми понравилось здесь больше, чем в любом другом месте на «Каме», где она побывала.

Она стала проверять все места, где Саба обычно прятал контакты подполья, но большей части из них теперь вообще не существовало. Не просто пустые или скрытые сообщения — каналы полностью отсутствовали. Линии Транспортного профсоюза для учёта локализации и направления кораблей просто повторяли сообщение об ожидании. На развлекательном канале с Медины, где какой-то молодой человек часами болтал о трёхфакторной философии дизайна, вещания вообще не было. Коммуникации Медины закрыты из-за работ, скрыты, или что-то ещё.

— Это хороший знак или плохой? — спросила Эмма.

— Я не знаю, — сказала Наоми.

— Давай уже доставим тебя на шаттл.

— Ещё пару минут.

Эмма поёрзала, стараясь не показывать нетерпения. Дело было не только в том, что поджимало время до шаттла. Вся ситуация становилась опасной.

Наоми уже была готова смириться с неудачей, когда обнаружила сообщение. Оно было скрыто за поддельно-случайными колебаниями навигационного маячка для ретрансляторов, передающих сигналы связи через помехи у врат. Для подбора правильного ключа Наоми потребовалось шесть попыток. Всплывшее на мониторе сообщение содержало текст. Ни голоса, ни картинок. Ничего, способного выдать, что оно от Сабы — кроме самого факта существования.

«Серьёзный инцидент в медленной зоне. Остановить все операции, уйти в укрытие. Непосредственной опасности для организации нет, но высока угроза вражеской слежки. По приказу Лаконии полностью закрыт транзит в обе стороны через все врата. Двое врат потеряны. Дальнейшие уточнения последуют».

— Двое врат потеряны? — повторила Эмма. — Что это за чертовщина?

— Похоже на «наберитесь терпения и узнаете», — сказала Наоми.

Она отключила свою систему, слова мигнули и ушли в темноту.

Шаттл оказался двухместной моделью. Без эпштейновского движка, но реактор достаточно неплохой для орбитальных перелетов продолжительностью не больше пары месяцев. Наоми не собиралась оставаться на челноке дольше пары дней. Шаттл был из тех, что арендовал бы начинающий изыскатель для обзора участка или пожилая пара для длительного и немного рискованного отпуска.

Хотя Джим никогда не бывал на борту, Наоми ощущала его отсутствие. После того как «Бхикаджи Кама» остался далеко позади, и она запустила первый долгий рывок к аванпосту на Обероне, Наоми проверила сигнал радиомаячка. Всего сутки назад этот шаттл проходил техобслуживание как транспортник профсоюза. Сегодня он стал арендованным судном, зарегистрированным за «Уимси энтерпрайзис», и якобы числился таковым последние полтора года. Корабль не волнует, какую историю для него сочинят. Он просто работает.

Наоми настроила местную цензурированную ленту новостей, бодрый узколиций диктор, излагающий позицию официальной Лаконии, служил ей в качестве белого шума, пока она размышляла. За те часы, что вещала лента, ни этот диктор, ни сменившая его суровая и серьёзная женщина ни разу не упомянули Медину, «Тайфун» или выброс гамма-лучей. И не сказали о том, как это возможно — потерять пару врат.

Она пыталась себя убедить, что как бы там ни было, по крайней мере, это не Бобби и Алекс попались в зубы боевому кораблю класса «Магнетар» и погибли. И даже есть ещё шанс, что этот кризис, чем бы он ни был вызван, откроет какие-то новые возможности для подполья. Поскольку её «бутылки» потеряны, она должна найти другой способ послать Сабе сообщение.

Оберон стал одной из новых систем с успешной историей. Обширная планета с чистой водой, покрытая сочной растительностью, сотня перспективных микроклиматических зон и древо жизни, сосуществующее с земной биохимией в каком-то взаимно-снисходительном пренебрежении. Говорили, что на ферме Оберона могли бок о бок расти местные саженцы и терранские зерновые, и каждый воздействовал на другой как удобрение. Это звучало как преувеличение, но в нём было семя правды.

За воду и пищу на Обероне не требовалось бороться, в отличие от многих других миров. Планета имела двенадцать городов с населением больше миллиона и обширную сеть маленьких городков, ферм и исследовательских станций. Станция на спутнике снабжала грузами и припасами ближайшие астероиды и горстку карликовых планет, достаточно больших, чтобы иметь гражданское население. Оно составляло почти одну десятую процента от популяции Земли на пике её развития, и уже больше двадцати лет находилось на самообеспечении.

Наоми это место казалось слегка пугающим.

Когда она добралась до доков, они оказались чище любых других, которые ей довелось видеть за целую жизнь путешествий по Солу. Однако Наоми не нравилось не только это жуткое совершенство. Космические города, давняя мечта астерской культуры, воплотившаяся в реальность, были такими же новыми, сверкающими и оптимистичными, как база на спутнике Оберона. Но у астерских городов имелись корни в истории. Всё в Соле, от огромного порта Цереры до шахт, добывающих руду и воду на астероидах, где камня вряд ли хватит, чтобы заполнить трюм, имело общее прошлое. Да, расширение и захват пространства были жестоки, кровопролитны и более наполнены насилием, чем единением, но всё это подлинное. Настоящее.