Кофе и шоколад доставят на планету, на которой находилась я. Да я бы ни за что на свете не стала кого-то переубеждать. Думаю, сейчас я любила Грэйс.

В этот момент она предупредила:

— Будет чертовски обидно, если я не найду Мичиган, чтобы вернуть все твое дерьмо. Ты же знаешь, как это бывает: вся эта синева, окружающая его, мешает окружающим обнаружить местоположение.

— Ты даже не спросила у меня адрес.

— Отвечай правильно, и я спрошу.

— Лааадно, хорошо, — прошептала я одними губами, а затем повернулась так, чтобы Задеон мог четко видеть меня, и спросила: — С чего ты взял, что она нам помогает?

Глаза Задеона заблестели.

— Дохрэйн заявил, что, чтобы доставить все необходимые припасы, им придется нанять внешний флот. А чтобы покрыть расходы, ему нужно заполучить одобрение матери, вот только он не хочет идти туда, потому что для этого потребуется встреча со всеми отцами, у которых придется просить разрешение на разговор с ней. Тогда он сказал, что пойдет просить милостыню у отцов, если только жизнь его пары будет висеть на волоске.

Грэйс счастливо вздохнула.

— Это так романтично. Спасибо, что спас меня, детка.

Я состроила гримасу.

— Он должен просить разрешение у отцов, чтобы иметь возможность поговорить с матерью?

Грэйс застонала.

— Вот так мы развлекаемся.

Глава 39

ЗАДЕОН

Когда Кэлли подумала, что я заснул, она прижала руки к своему животу и заплакала.

Я не стал включать свет.

Зачастую мы лучше всего общались в темноте ночи.

— Кэлли, — прохрипел я. — Иди сюда, — и притянул ее к своей груди.

Я, конечно, прекрасно видел свою пару. Поэтому, когда она посмотрела на меня, мое сердце сжалось от этого затравленного взгляда.

— Тебе больно? — спросил я.

Она покачала головой.

— Думаю, я должна быть признательна за то, что не чувствую боли.

— Тогда в чем дело? Расскажи. Я хочу понять.

Кэлли вздохнула и провела пальцами по моей коже. Я ожидал, что она отступит, но Кэлли не стушевалась. Мне так хотелось обхватить ее подбородок, но тогда я не смог бы прочитать слова по губам.

— Это должно было быть радостное событие, которое восхваляют гордые будущие бабушки и дедушки. Но моя семья мертва. А мой… — ее горло, должно быть, сжалось, потому что моя пара поднесла к нему руку и выдавила из себя слова: — Мой ребенок наполовину насильник. Кто знает, насколько он окажется жесток.

Я не услышал собственное рычание, но почувствовал его.

Как и Кэлли.

Она похлопала меня по груди, а я с облегчением отметил, что рычание действительно заставляло мою пару расслабиться.

Она протянула руку и включила последнюю уцелевшую лампу.

Я хотел обнять Кэлли, но ей нужно было выговориться, а я не мог пропустить ни одного слова, поэтому я стал массировать ее виски, желая успокоить. Затем я провел тыльной стороной пальцев по ее лицу.

— Они тебя не беспокоят?

— О чем ты?

Она улыбнулась.

— О моих шрамах.

Мои уши прижались к голове.

— Нет.

Кэлли рассмеялась.

— А ведь я действительно тебе верю.

— Так и должно быть, — я дотронулся до одного из шрамов. — Такое ощущение, что ты пережила гладиаторские бои, — тихо пробормотал я и осторожно заскользил пальцами по ее подбородку, обводя гордое, мужественное лицо.

Кэлли вздрогнула.

— Пережила мясорубку.

— Храбрый маленький боец. Но главное, ты победила. Побежденные падают, а победители получают шрамы и продолжают жить, чтобы вновь принять участие в сражении на следующий день.

Кэлли улыбнулась и немного расслабилась. Но длилось это недолго. Ее голос дрожал, когда она попыталась озвучить свои страхи:

— Мне жалко этого ребенка, Задеон. Я не хочу… — ее голос сорвался. — Я продолжаю думать, что если бы это был твой малыш, то я бы не сопротивлялась. Когда я представляю это, то… вижу маленькие рожки, твой безумный выразительный хвост, огненное дыхание и шипы, которые двигаются в зависимости от испытываемых эмоций. Я была бы счастлива носить твоего ребенка, Задеон. Я бы… — она с трудом сглотнула. — Я бы очень хотела твоего ребенка. Очень хотела нашего ребенка.

Кэлли выключила лампу, даря себе иллюзию уединения, и заплакала.

Я стиснул хрупкую руку и прижал к своему сердцу. Я знал, что моя пара не видела, как исказилось мое лицо, но судя по ее убитому горем выражению, моя гримаса ничем не уступала ей.

— Но… то, что они… они сделали со мной…

Я был так рад, что в пределах моей досягаемости не находилось, тевек, лампы. Либо я бы вновь разбил ее. Я схватил свой хвост и прижал его предплечьем, чтобы он больше не причинял вреда.

Кэлли рыдала так сильно, что, по моему мнению, даже не заметила моих действий.

— Что если я не сумею преодолеть это? Что если каждый раз, когда посмотрю на его лицо, то буду видеть их?

Я прижал ее к себе, забыв, — а потом уже и не заботясь, — о том, что нужно читать слова по губам. Кэлли нуждалась в утешении. А я нуждался в том, чтобы утешить ее.

Она отстранилась и снова взглянула на меня, зная, что я прекрасно видел ее.

— Иногда бойцы проигрывают битву, — со слезами на глазах Кэлли повторила мои собственные слова, сказанные так давно. — И я боюсь, что проиграю. Мне страшно, Зи.

В этот раз я притянул Кэлли под свой подбородок.

«Боишься, мой маленький сон? Я тоже».

* * *

Я прислонился к стене, наблюдая, как Кэлли прыгала через скакалку. В этот момент ко мне подошла Энджи, за которой следовал Арох, будто они были привязаны друг к другу.

«Должно быть, именно так я выглядел, когда следовал за Кэлли».

В уголках губ Энджи пролегли морщинки. И это тревожило, ведь она от природы была жизнерадостным существом.

— Как она держится?

Я бы не стал предавать доверие своей пары, но поскольку она заранее разрешила мне делиться ее проблемами с другими, — Кэлли знала, что близкие беспокоились и спрашивали о ней, — я решил кратко описать ситуацию.

— Кэлли спросила меня, что будет, если она не сможет полюбить этого ребенка. Но у меня не хватило слов, чтобы в чем-то заверить ее.

Я провел рукой по шипам. Мы с Кэлли танцевали и тренировались весь день, но это совсем не утихомирило боль в моей груди.

Энджи, казалось, пыталась более деликатно подобрать слова:

— А что, если она действительно не сможет? Что если никогда не сумеет полюбить этого ребенка?

Все разочарование, которое росло во мне, вырвалось на свободу.

— Я ЛЮБЛЮ НАШЕГО РЕБЕНКА! И она тоже полюбит!

Я не хотел кричать. Если бы у Энджи были уши ракхии, то, думаю, сейчас она бы прижимала их к голове, пытаясь избежать дискомфорта. Как и сделал Арох. Он бросил в мою сторону угрожающий хмурый взгляд за то, что я накричал на его пару. Я же в ответ с извинением посмотрел на Энджи и попытался взять себя в руки.

— Послушай, она НЕНАВИДИТ то, как он был зачат, но самого ребенка она ЛЮБИТ. Кэлли хочет, чтобы он был нашим, хочет… просто ей нужно увидеть ЕГО, — я сглотнул, чтобы справиться с дрожью в голосе. — А он уже на подходе.

Ее глаза были полны сочувствия.

— Я не знаю, что еще сказать… поделись с ней своими мыслями.

Когда Энджи обернулась, то заметила стоящую Кэлли.

Но Кэлли не сводила глаз с меня. В них стояли слезы и отражался страх.

Я протянул ей руку.

* * *

КЭЛЛИ

Мы не произнесли ни слова.

Я действительно ненавидела, что за нами наблюдали. Я не желала, чтобы этот разговор «изучали» пришельцы, каталогизируя каждую нашу личную мысль и эмоцию.

Слишком, слишком, слишком инвазивно.

И я чувствовала себя так, словно мы застряли в одной из этих пластиковых клеток для хомяков… конечно, это была большая клетка, но у нас было только несколько мест, в которых мы ощущали себя комфортно.

В которых я ощущала себя комфортно.

Поскольку я не знала, где еще нам поговорить об этом, мы вернулись в нашу комнату.

Я легла на спину, растянувшись на кровати, а Зи расположился рядом, устроившись на животе.

Я взглянула на рога.

А Задеон пристально посмотрел на меня в ответ.

Наконец я выпалила:

— Зи… что если… как они… Что если этот ребенок — зло?

Я закусила губу и вздрогнула.

Задеон приподнялся на локте, повернулся ко мне лицом и провел пальцами по моим волосам.

— Это не так.

Я была в шоке от того, настолько быстро разозлилась. Как будто все это время у меня внутри кипел гнев.

— Ты не можешь быть так уверен в этом!

Задеон пожал плечами.

— Могу.

Если бы он не весил на двести фунтов больше меня, то я бы прямо сейчас спихнула его с кровати.

Его взгляд говорил, что он прекрасно понимал мое внезапное, бурное настроение, и был готов стерпеть все всплески.

— Эта душа пахнет как ты, Кэлли. А еще солнечным светом. Солнечным светом после грозы.

Я была ошарашена.

Задеон ощущал запах души?

И… она пахла как солнечный свет?

Мои глаза опалило слезами, когда я почувствовала… надежду.

— Некоторые души рождаются злыми. А некоторые наоборот.

Задеон не сводил с меня взгляда. Когда Зи так ничего и не произнес, я решила, что он действительно верил, что этот ребенок начнет с чистого листа. Он знал инопланетную расу лучше, нежели я… и если он думал, что жизнь малыша от этого конкретного вида не будет омрачена проклятьем…

Я хотела в это верить.

Я так сильно хотела в это верить.

«И я так этого боялась».

Рациональной частью своего разума я понимала, что зачатие во зле не обращало во зло самого ребенка.

Мои ладони сжались в кулаки, желая обхватить живот так сильно, что болели пальцы.

Рука Задеона нашла мою.

— Моим первым словом было твое имя.

Я быстро заморгала.

— Моя мама не знала, что такое «Кэлли»… В нашем языке нет ни одного похожего слова. Она думала, что это чепуха, простой детский лепет, но я так и не перестал его повторять. Когда я выучил достаточно слов, чтобы составлять предложения, то стал расспрашивать маму о твоем местоположении.

— Моя мама, — мое горло сжалось так, что я едва сумела произнести следующие слова, — использовала все инструменты, на которых когда-либо училась играть, в попытке помочь мне найти то, что создало в моей голове самую красивую музыку.

Зи выглядел заинтригованным.