Этих обязанностей В.И. Далю выполнять не пришлось, поскольку, как следует из ответного письма Блудова, в Петербурге разрабатывался общий проект издания губернских ведомостей, а потому было решено “с изданием в Оренбурге периодических записок приостановиться впредь до приведения означенных предположений в действие”[15 Там же, л. 33 об.].
Другое архивное дело датировано 1834 г. (2 апреля-30 декабря) и связано с пребыванием в Оренбурге Г.П. Гельмерсена. Дело, озаглавленное “Об отправлении по Высочайшему повелению титулярного советника Гельмерсена для геогностического исследования Северного Урала”[16 ГАОО, ф. 6, оп. 5, № 10869.], начинается с адресованной В.А. Перовскому собственноручной записки В.И. Даля об организации выплаты Г.П. Гельмерсену 4500 руб., назначенных министерством на эту поездку. Даль пишет: “Находясь же ныне в самом городе Оренбурге и предполагая выехать в Сибирь прямо отселе, просит он, Гельмерсен, покорнейше, дабы сделано было распоряжение об отпуске ему означенной суммы непосредственно в месте пребывания его, в г. Оренбурге”[17 Там же, л. 1.].
После соответствующей переписки 3 мая было получено разрешение министерства на немедленную выплату денег из оренбургского уездного казначейства, но ученый, видимо, уже уехал на Алтай, Перовский поставил на документе резолюцию: “Справиться, кому поручил Гельмерсен получение сих денег, не Далю ли?”[18 Там же, л. 5.]
В дело подшита и другая записка В.И. Даля, составленная в ноябре и тоже адресованная Перовскому. Из нее видно, что деньги до Гельмерсена так и не дошли. Даль пишет: “В начале года Оренбургская казенная палата получила предписание министра финансов отпустить чиновнику 9го класса Гельмерсену 4500 рублей; впоследствии министр финансов переассигновал сумму эту к отпуску из Томской казенной палаты; сия последняя с мая месяца поныне тщетно ожидает уведомления о сем Оренбургской палаты и Гельмерсен без денег”[19 Там же, л. 6-6 об.].
Наряду с рассмотрением дел частного характера В.И. Далю приходилось заниматься и весьма серьезными вопросами. Из документов следует, что Перовский, вернувшись вместе с Далем из поездки в Ново-Александровское укрепление, узнал, что императорским указом от 5 июля 1834 г. ему предписано прибыть в Санкт- Петербург[20 ГАОО, ф. 6, оп. 6, № 10986.]. Он отправился в столицу в начале зимы, поручив выполнение своих обязанностей помощникам. Управление военными и пограничными делами переходило к начальнику штаба отдельного Оренбургского корпуса - полковнику генерального штаба Рокасовскому, управлять гражданскими делами должен был гражданский губернатор Жуковский, а В.И. Далю было дано чрезвычайно ответственное задание - составить годовой отчет по управлению краем.
Перовский подписал 4 декабря следующее распоряжение: “Состоящему при мне по особым поручениям коллежскому асессору Далю. Покорно прошу Ваше высокоблагородие во время отсутствия моего заняться составлением отчета по управлению Оренбургским краем за 1834 г. Потребные для сего сведения будут доставлены к Вам секретарями канцелярии моей коллежским асессором Валовым и коллежским секретарем Лебедевым, коим приказано от меня исполнять неукоснительно все Ваши по сему предмету требования. В случае недостатка в канцелярии сведений, необходимых к составлению отчета, оные по предъявлению Вашему секретарем канцелярии должны быть истребованы, отколь следовать будет”[21 Там же, л. 16-16 об.].
Материалы архива показывают, насколько серьезной и трудоемкой была эта работа. Отчет составлялся как по гражданской, так и по военной части, содержал самые разнообразные сведения, в том числе о посеве и урожае хлеба, о состоянии “денежного капитала для пособия в продовольствии”, о падеже скота, о городовых расходах и доходах, о работах и расходах по устройству нового торгового пути от Верхнеуральска до Самары, о фабриках и заводах, о происшествиях (смертоубийствах, пожарах, наводнениях и т.п.), случившихся в Оренбургской губернии, об оспопрививании и т.д. Многие документы, касающиеся этих вопросов, имеют пометки, сделанные рукой Даля[22 ГАОО, ф. 6, оп. 5, № 1082.].
В качестве приложения к отчету были составлены подробные ведомости по всем вопросам, в том числе “Список о возвратившихся из азиатского плена российских людях в 1834 году”[23 ГАОО, ф. 6, оп. 6, № 10989/9, л. 79-82.]. В нем значатся 26 человек, похищенных в разное время, из которых одни “выбежали сами” из неволи, другие же были выручены различными способами.
Отчет был одобрен Перовским, а затем и правительством. Военному губернатору было выражено за него высочайшее благоволение, а Даль, как значится в его формулярном списке, был “г. генерал-адъютантом Перовским награжден 2000 рублями из сумм, в распоряжении его состоящих” [439].
Далю и позднее приходилось заниматься составлением отчетов по управлению краем, например, в 1837 г. на его имя поступали такие документы, как “записки” о действиях и распоряжениях управляющего Оренбургским казачьим войском, о ходе работ “по построению в Оренбурге в куртине первого полигона крепости каменной оборонительной казармы” и т.д.
В июне 1834 г. В.И. Даль - “по засвидетельствованию начальства об отлично усердной службе” - был пожалован орденом Св. Станислава 3-й степени, а несколько ранее произведен в надворные советники.
В этом же году произошло важное семейное событие - 11 июня родился первенец - сын, нареченный русско-восточным именем Лев-Арслан-Василий, крестным отцом мальчика стал В.А. Перовский.
Е.В. Даль писала впоследствии, что отец назвал старшего сына Львом в память своего любимого брата, погибшего в 1831 г. в Варшаве, Арслан по-татарски означает “лев”, а имя Василий было дано в честь крестного отца Перовского. Не совсем понятно, как это могло быть, ведь из более позднего послужного списка Даля следует, что его дети от первого брака, как и их мать, были лютеранами, да и сам Даль перешел в православие лишь к концу жизни.
Е.В. Даль отмечает, что на крестины Льва были приглашены пастор, священник и мулла, что тоже удивляет. Однако из шутливой записки Перовского к Далю, написанной 16 июня на летней даче военного губернатора (“кочевке”), следует, что, видимо, так и было. Читаем в ней: “Знайте вперед, что кормилиц и нянек приискивают не после, а прежде родов; спасибо вам за извещение о здоровье юной матери. Когда крестины? - Я буду в городе, кажется, около 20-го. Скажите, тогда же или после намерены вы вверить наследника вашего святому назиданию пастора Гольма? - как жаль, что малютка под таким скучным предзнаменованием вступает в христианскую религию. - Знаете ли вы, впрочем, что пастор Гольм намерен дать драпа и объехать свое стадо, не лучше ли обратиться к мулле?”[24 ИРЛИ.]
Далее Перовский упоминает о мосте, имея, по-видимому, в виду понтонный мост через Урал, к строительству которого имел отношение Даль [370, с. 91], и спрашивает о возможности приезда семьи Даля на “кочевку”: «Мне любопытно взглянуть на мост и пропеть с вами: “Возле речки, возле мосту, уж по мосту, мосту”. - Можно ли надеяться, что приедете к нам на кумыс? Я так пристрастился к кобыльему кислому молоку, что всех им потчеваю, не исключая и Льва-Василия Владимировича. А отчего он назван Львом?»
В 1834 г. В.И. Даль не оставлял как художественной, так и научной литературной деятельности. Так, в 1834 г. в петербургском журнале “Библиотека для чтения” была напечатана его “Сказка о воре и бурой корове”, а 13 марта он отправил в Дерпт этнографический очерк о башкирах[25 РНБ, отд. рук., ф. 862 (И.А. Шляпкин), № 142, л. 9.]. Извлечение из этого очерка, вышедшего в “Ежегоднике Дерптского университета” на немецком языке, в том же году было опубликовано в “Журнале министерства внутренних дел” под заглавием “Замечание о башкирцах” [20]. Продолжая знакомить российскую публику с малоизвестным Оренбургским краем, В.И. Даль послал Н.И. Гречу корреспонденцию “Скачка в Уральске”, которая была напечатана в газете “Северная пчела” 9-10 ноября 1834 г.
С 1835 г. в Оренбурге сложилась тревожная обстановка из-за усложнившихся отношений с неспокойными восточными соседями. Особую озабоченность по-прежнему вызывали хивинцы, которые создавали постоянную угрозу для торговых караванов, чем подрывали выгодные для России связи с Бухарским ханством и другими странами Востока. Работорговый промысел, процветавший в Хиве, также наносил немалый ущерб России, поскольку именно русские ценились наиболее высоко в качестве живого товара. Этим весьма прибыльным делом занимались туркмены и казахи на Каспийском море и в пограничных селениях Оренбургского края. Кроме того, Хива оказывала постоянный нажим на кочевавшие на соседних с ней землях, но находившиеся в российском подданстве казахские роды, их принуждали платить подати хивинскому хану.
Сами же казахи находились в состоянии постоянной междоусобицы, которую не могли пресечь султаны-правители, официально признанные, но не имевшие реальной власти, несмотря на все усилия не удавалось искоренить обычай “баранты”, служивший основой кровавых межродовых стычек. Дело усугублялось повышенным вниманием Англии к Средней Азии, что создавало для России серьезную внешнеполитическую угрозу. Этим и объясняется русская политика в отношении восточных соседей, которая стала более активной и жесткой в 30-е гг. XIX в.
Такую политику начал еще оренбургский военный губернатор П.П. Сухтелен, а затем последовательно проводил В.А. Перовский. Ее следствием стала, во-первых, закладка Ново-Александровского укрепления на северо-восточном побережье Каспийского моря, что должно было способствовать прекращению морских разбоев и похищения рыбаков, обеспечению безопасности караванных путей и наведению порядка в отношениях с Адаевским родом казахов, постоянно колебавшихся между Россией и Хивой.