Вот оно! Город пылает агонией боли, разнося по ветру сотни рыданий. Чернигов пал. Радогост, князь радимичей и все его семя, за исключением маленькой дочери, истреблено. А я, Вятская княгиня, что испытываю? Не знаю, на долю мгновения, смотря в глаза поверженного врага, возвышаясь над ним, чувствовала ярость, злорадство и удовлетворение. Удовлетворение и спокойствие, сродни тому, когда в моменты наказаний, воспрещалось брать любимую игрушку, дотрагиваться, наслаждаться ее красотой и мягкостью. Но я выросла, наказания изменились, как и игрушки, которые сменились на суровую правду и ответственность. Сидя рядом с любимым, без капли жалости, смотрела на то, как убивают и пользуют девушек. Как от процветающего града, остаётся тлен. Понимала, шаг сделан. Моя душа объятая пламенем кровавой мести, найдёт покой после того, как наш последний враг будет лежать у моих ног. Только после этого, моя душа успокоится и кровная месть будет исполнена!

Последнее сопротивление сломлено, мы вошли в окружении наших воинов в княжеский терем, ставя окончательную точку.

Чувствуя абсолютную власть, кмети во всю вошли в раж, наслаждаясь беззащитными женщинами, удовлетворяя свою похоть, насилуя и оставляя на них свои печати. Разгул, грабёж только усиливались. Передав на руки полонянке, ставшей нянюшкой ребенка, последнего из княжеского рода радимичей, увела своего мужа в княжью светлицу.

Меня обуревали эмоций, желание, огненной волной подстегивающее обладать своим мужчиной, прямо тут в княжеской опочивальне, на ложе врага, наслаждаясь их былым богатством и мощью, что теперь всецело принадлежит нам. Словно одичавшая, набрасывалась на своего мужа, требуя большего, на грани боли, жёстче сильнее, грубее. Взять меня сзади, пригнув к кровати и вбиваться до упора! Да, это безумство, но я не могу остановиться, мысль, что мы любим друг друга во вражеском стане, в его святая святых, пробуждает, что-то дикое, звериное, не обузданное. Заводя и не давая покоя, разжигая искры страсти в неукротимый пожар. Наше слияние, как борьба, желание доказать, подмять друг друга одержать верх и подчинится. Наслаждаясь мимолётной нежностью, заменяющейся резкой грубостью и фейерверком эмоций, взрывающихся внутри, наполняющих меня до отказа. Это так прекрасно, смело несдержанно, словно наша первая брачная ночь. Когда желание заглушает голос разума, смывая напрочь стеснение.

Я так счастлива, сидя на своем муже, в кольце его рук, ловя поцелуи и даря взамен свои. Боги, неустанно шепчу вам «спасибо», до слез сжимая своё сокровище! Мой муж, моя опора, моя сила и ум. Тот, кто сделал невозможное, тот, кто ещё сделает. Он стратег, рассчитавший нашу жизнь на сотни шагов вперёд, прекрасно зная, чего от неё хочет получить. Именно он, возвысит наш народ, приведет к величию, его пытливый ум и знания, именно то, перед чем преклонят не только колени, но и головы другие города. А я буду стоять за его спиной, ласково обвивая, поддерживая, давая заботу и счастье. Наполняя своего мужчину одухотворённостью и любовью. Даруя его душе тепло и нежность, уверенность в близких и любящих его людях.

У меня был план. Стоило сломить радимичей, как он заиграл всеми цветами радуги. Мы шли только на них, но я втайне надеялась, что после сказанного мной, мой любимый примет верное решение. И да, я хотела, что бы мы пошли на полян, разграбили, поставили их на колени. Уничтожили весь их презренный княжеский род, посмевший подло убить моего отца. Выждав момент, когда мой муж сам затронул столь важную тему, рассказала, о дани в Киеве хранящейся для хузар. Не забыв упомянуть серебро столь нужное нам сейчас. Видя, как после моих слов загорелись глаза у моего любимого, улыбалась, понимая, что вот оно, рыбка полностью в моих руках! Можно смело, собираться в путь на полян. Им от нас уже никуда не деться. В этом-то я точно уверена. Мой муж, мой князь, ни за что не упустит возможность обогатится. Зная тот факт как нам нужно серебро и золото, упускать такой момент было бы верхом безумства и глупости. Тем более, с нашим оружием и силой. На нашей, стороне, дикие нурманы, благословение, пушки и наши люди, рвущиеся в бой! Разгорячённые азартом и жаждой наживы, не готовые уступать, будут сражаться до конца. Я уверена на предстоящем совете, ни кто не пожелает вернутся домой. Они лучше лишатся своей жизни, чем отступят и повернут назад.

Встав по утру и позвав Бояна, смотря как у старшего из воев горят глаза и улыбка не сходит с лица, понимала, что кто-то очень весело провел ночь. Но разве это важно? Главное, что мы взяли город и теперь тут все наше и воины, взявшие на месте свою добычу, имеют полное право делать с ней всё, что захотят.

По словам Ярослава, совет должен был проходить в обед, но посмотрев в каком состоянии кмети, муж скрипнув зубами, раздал указания Бояну, Мезгирю и ушел искать побратимов. Ему явно не понравился веселый дебош и пьяные дружинники.

Ближе к вечеру, когда в рядах воев был наведен порядок, а они посвежевшие с ясной головой предстали пред своим князем, был проведён совет. Забравшись на престол, сидя на мягонькой подушечке и смотря с какой жаждой загораются глаза нурман и воевод, ликовала! Мой мужчина, преподнес сказанное мной, так, словно это посыл свыше, самими богами, и его грех упускать. Да они бы и не упустили, стоило только начать говорить, как по их лицам было видно, что они жаждут крови, мщения, азарта от погони за загнанным зверем, а таким для нас сейчас были поляне. Мы все это чувствовали, знали, что им осталось не долго. Но тем красочнее и насыщеннее будет над ними победа, они будут обороняться, сражаясь за свою жизнь и будущее которого нет!

Закончив совет, решили выдвигаться через три дня, а пока посчитать потери и остатки боевых запасов. Да и отдохнуть не помешает. Всё же три дня в пути, битва, воинам нужен отдых, а мне обещанная банька.

Истопив княжескую баньку, мой ладо, повел меня парится. Я конечно же парилась до него, да и как не парится, сидя в компании тётушек и нянюшек. Поливаемая водой заваренной на крапиве со зверобоем, да душицей. Похлестывая себя веничком или расслабленно прикрыв глаза, наслаждаясь массажем.

Зайдя в предбанник и скинув одежду, обернулась в простынь и шагнула в пышущее жаром и паром помещение.

Внутри меня уже ждал мой любимый. На его бёдрах была такая же белая материя. В руках два веника. Улыбаясь немного лукаво, мой муж, посматривал на моё тело, скрытое простыней и отчего-то в его глазах появлялись озорные огоньки.

Плавной походкой, чуть покачивая бедрами подошла и, встав на цыпочки, потянулась к манящими губам. Помня их мягкость и вкус. Как же сладко. Пухлые и невероятно мягкие губы, сминают мои и вырывают из груди стон. Сильные руки, перевитые канатами мышц, сдавливают талию, лаская через промокшую простыню. Мнут податливые груди, пощипывая соски, сминая их ладонями, вызывая сотни мурашек бегущих вдоль по телу до самых кончиков пальцев. Мы забылись в омуте нашей страсти, так же как и простынь и банные принадлежности у наших ног.

— Э-эк их корежит бедненьких!

Подпрыгнув на месте, от чуть поскрипывающего голоса, отстранилась от Ярослава и полуобернувшись, увидела на полке сидящего с веником маленького бородатого мужичка. Холодный пот страха, пробежался вдоль по позвоночнику. Схватив, с пола простынь обмоталась и спряталась за спину своего мужа.

Крякнув, мужичок почесал бородку и, вперив взгляд сердитых глаз, встал на полке в полный рост.

— Что Ярославушка, раз с лешим водишься, значит всех остальных можно не уважать?! Иль ты княжна Вятская забыла устои и традиции наши? Что стоите глазенками лупаете, оскорбили меня туть и хоть не чешись!

Придерживая за руки мужа, чуть вынырнула из-за его спины.

— Не серчай на нас дедушка банник! Забылись мы, да и муж мой не знаком с вашей братией, не знал о вас. Вот и вышло так некрасиво.

— Ишь оно как, про лешего знали, а про меня нет?! Да как жить так? Я значица их тут ждал, а они так. Ну ладно…. Сами напросились, заморю и будет вам!

— Погоди старче, чего это ты разошелся! Не серчай уж на нас, дело то молодое, да и жена у меня вон, какая красавица глаз не оторвать, разве ж можно устоять перед такими прелестями?!

— Красавица не спорю! Но не положено в бане любоваться! Иж чего удумали, на моей территории срам разводить, священное древо и стены посрамлять.

— Ну-ну полно те старче, мы тебя с Мстиславушкой поняли и более такого не повторится да люба моя?

— Да ладо мой — ответила, честно заглядывая в родные глаза.

— Не повторится, оноть, а мне то что делать? Стены то мои посрамили, надоть теперь их омыть, очистить. Что скажешь Ярославушка, чем омывать будем а?

Смекнув, что-то странное, наблюдала, как на лице моего мужа расплывается понимающая улыбка, а потом он подхватив простынь замотав самое дорогое, вышел.

— Нуть, княжна Вятская, что встала то. Ложись, парить тебя буду! Дурь твою выколачивать, что б даже мыслей больше таких не было, осквернять священные места банников. Ну долго ль стоять будешь иль тебе помочь? Так я с радостью, только подручных свистну.

Сглотнув, переминаясь с ноги на ногу, вздохнула.

— Не нодо сподручных, думаю вы дедушка и сами справитесь!

Хмыкнув, что-то себе в бороду, мужичок соскочил с полка, подал мне руку и уложил на живот.

— Во-от так, отлично, что княжна готова, расслабиться?!

— Да-а — согласие вышло каким-то неуверенным, малость устрашающим. Меня ведь никогда сам банник не парил, да что уж говорить, зная, кто они есть, я их никогда не видела, а тут! Ох-хх. Первый удар обжигающе горячим веником пришелся на мою попу. Наверно дедушка все же не шутил, выколачиванием.

К тому моменту как вернулся мой муж, я уже порядком разморенная наслаждалась умелым пареньем. Стоя в дверях, взглянула на него из полуоткрытых ресниц и улыбнулась. Он держал бутылку огненной воды и соленья. Не знаю, где он раздобыл, но видимо прихватил немного из Златограда. Улыбаясь, довольный банник в последний раз смочил веничек в горячей воде, захватил пар над потолком и прошёлся по мне вдоль спины, оставив немного полежать. А сам, смотря на моего мужа и потирая ладони произнес: