В 1944 г. в Новосибирской области было поселено 17,1 тыс. калмыков, в Тюменской области 14.174 (4.700 семей), в Ханты-Мансийском, Ямало-Ненецком и Тобольском округах было поселено 8587 человек (2878 семей) (май-июнь 1944 г.). Всего же только в Ханты-Мансийский округ в 1944 г. было завезено 5891 калмыков. 18.718 калмыков было направлено в Омскую область. 3 тыс. чел., а затем еще 2100 семей (количество людей неизвестно) — в Красноярский край, 900 семей было направлено на Таймыр[277].
Таким образом, калмыцкий народ был расселен на огромном пространстве, и достойно удивления, что, понеся значительные людские потери (об этом ниже), он спустя 14 лет возвратился на свои родные места, сохранив внутреннюю целостность.
Сколько же всего людей было депортировано в 1943–1944 гг.? Х. И. Хутуев сообщает обобщенные данные о количестве спецпереселенцев в Казахстане и в Киргизии, почерпнутые из архивных данных министерств охраны общественного порядка этих республик. В Казахстане было поселено 507.480 человек, в Киргизии 137.298 человек[278]. В Узбекистан прибыло 151.424 человека лишь из числа крымских татар. Нет обобщенных данных о количестве спецпоселенцев по Узбекистану и по РСФСР, однако, зная данные перепеси 1939 г. и учитывая, что со временем количество спецпоселенцев пополнилось за счет демобилизованных военнослужащих, разделивших участь своих родных, можно с изрядной долей достоверности считать, что общая цифра депортированных в 1943—44 гг. несколько больше 1 млн. человек.
Половину из них, если не больше, составляли дети в возрасте до 16 лет.
Среди крымских татар Узбекистана мужчины спецпоселения составляли 15 %, женщины — 32 %, дети — 53 %. У балкарцев, проживавших в Киргизии, мужчины составляли 18 %, женщины — 29 %, дети — 52 %[279]. Такие же сведения и о соотношении у карачаевцев[280]. В Ошской области Киргизской ССР женщины и дети — балкарцы составляли свыше 70 %, во Фрунзенской области — около 80 % всех спецпоселенцев[281].
Гнев Государства обрушился главным образом на детей и женщин, неужели они и были «изменниками» и «предателями»?
Что это — просто мстительность Власти, самодовольство Силы над слабыми и беззащитными, Система наказания для целых народов?!
Эти вопросы отнюдь не риторические. Ведь XX съезд КПСС, осудив выселение народов как акт произвола и беззакония, не дал глубокого анализа происшедшего, его причин и последствий для всей системы внутринациональных отношений в нашей стране. Не было этого сделано и на XXII съезде КПСС. И до тех пор, пока суровый и нелицеприятный анализ не будет проведен и не последуют практические выводы из такого анализа (рано или поздно, но это неизбежно), нельзя говорить о торжестве справедливости. И ведь не случайно, что до сих пор татары Крыма живут вдали от своей родины и не решены проблемы немецкого населения нашей страны.
Переселение производилось поголовно, безо всяких исключений. Как писал Х. И. Хутуев:
Репрессиям фактически подверглись все: активные участники гражданской и Великой Отечественной войн, инвалиды войны и труда, жены и дети тех, кто был на фронте, коммунисты и комсомольцы, руководители партийных и советских организаций, депутаты Верховных Советов СССР, РСФСР и Кабардино-Балкарской ССР[282].
В равной степени это относилось и к другим упраздненным автономиям.
Самыми тяжелыми для спецпоселенцев были первые годы их оседлой жизни на новом месте. Голод и болезни обрушились на них, унося в могилы тысячи и тысячи людей.
Вот как описывает жизнь татар спецпоселенцев та же Тензила Ибраимова:
Нас заставляли ремонтировать частные кибитки. Мы работали, голодали. Многие от голода с ног валились. Из нашей деревни вывезли 30 семей, из которых остались в живых неполных 5 семей. И в этих семьях остались 1–2 человека, остальные погибли от голода и болезней.
Моя племянница Шейхисламова Манубе с 8-ю детьми была выслана с нами, а муж ее был с первых дней войны в Советской Армии и там погиб. А семья погибшего воина погибла в ссылке в Узбекистане голодной смертью, только одна девочка по имени Пера осталась в живых, но от перенесенного ужаса и голода стала калекой.
Наши мужья были на фронте, и некому было хоронить умерших, и часто трупы лежали несколько суток вместе с живыми.
У Аджимамбетовой Аджигульсум мужа схватили фашисты. С ней осталось трое детей: одна девочка и двое мальчиков. Семья тоже голодала, как и мы. Никто не помогал им ни материально, ни морально. В результате от голода сначала умерла девочка, а потом в один день два мальчика. Мать не могла двигаться от голода. Тогда хозяин дома выбросил два детских трупика на улицу, на берег арыка. Тогда дети — крымские татары выкопали могилки и похоронили несчастных мальчиков. Разве можно рассказать? Такая тяжесть на сердце, трудно вспоминать. Скажите мне, почему допустили до таких ужасов?[283]
Свидетельствует Шамиль Алядин:
По приезде, например, в гор. Беговате по 50-100 человек загнали в землянки, в которых до татар жили немецкие пленные. В таких ужасных условиях татары начали гибнуть…[284]
Свидетельствует Х. И. Хутуев:
В результате неудовлетворительных бытовых условий, истощения, резкой перемены климата, неприспособленности к местным условиям, распространения эпидемических заболеваний, в основном сыпного тифа, в Казахстане и Киргизии умерло большое количество переселенцев…[285]
Утверждает А. Дудаев:
Самый страшный и непоправимый удар по чечено-ингушскому народу был нанесен в первые два-три года, когда от голода и самых страшных болезней ему пришлось похоронить в степях Средней Азии десятки и сотни тысяч своих соплеменников[286].
Следует ли распространить цифру смертности в первые полтора года депортации среди крымских татар, т. е. 17,7 % на других спецпоселенцев? Сомнительно, так как одни пострадали от спецпереселения больше, другие меньше.
Ниже мы попытаемся определить численные потери этих народов.
Спецпереселенцы утратили не только свой кров и имущество, но и основные гражданские права, гарантированные Конституцией СССР. Их лишили также права на образование. Они не имели возможности читать, издавать и получать литературу и периодическую печать на своем родном языке. Их духовная жизнь замерла.
Жесткий режим спецпоселения сковывал по рукам и ногам.
26 ноября 1948 года, спустя четыре года после депортации, был издан Указ Верховного Совета СССР (он не был опубликован), в котором объяснялось, что все эти народы высланы навечно, без права возвращения на прежние места жительства.
За нарушение установленного режима и порядка передвижения грозило тюремное заключение или каторжные работы — до 25 лет. Приговор выносился Особым совещанием при Министерстве внутренних дел СССР. За пособничество или укрывательство можно было получить 5 лет каторжных работ[287].
Согласно правилам режима, установленного для спецпоселенцев, все они, начиная с грудных младенцев…. становились на так называемый специальный учет. Ежемесячно спецпоселенцы обязаны были отмечаться по месту жительства в спецкомендатурах МВД. Ни один спецпоселенец не мог выехать из пункта своего проживания без ведома и санкции коменданта МВД. Например, чеченцы и ингуши могли передвигаться лишь в радиусе 3 км от своего места проживания[288]. Любопытно, что на партийные собрания спецпоселенцы (некоторых из них оставили в партии) доставлялись на грузовиках в сопровождении вооруженного охранника. После окончания собрания охранник доставлял их к месту проживания. Населенные пункты, в которых проживали спецпоселенцы, были разбиты на десятидворки, во главе которых были поставлены старшие. Каждые 10 дней они отчитывались о положении дел во вверенной им десятидворке перед комендантом[289].
Между населенными пунктами, районами и областями, в которых проживали спецпоселенцы, были установлены шлагбаумы, учреждены комендатуры, а также посты внутренних войск. На границах же республик и краев «были воздвигнуты своеобразные китайские стены»[290].
Для спецпоселенцев, особенно для тех, кто работал не по месту жительства, а в других пунктах, была установлена система пропусков, которые предъявлялись по первому требованию проверяющего. Отсутствие пропуска могло навлечь на нарушителя серьезные неприятности, от денежного штрафа до ареста с последующим тюремным заключением.
«Если на вопрос коменданта, остановившего автобус у шлагбаума, — есть ли здесь чужие? (имелись в виду переселенцы), следовал отрицательный ответ, то все пассажиры без исключения подвергались проверке»[291].
В 1948 г. режим ужесточился. Теперь даже офицеры Советской Армии, ранее состоявшие на учете в военкоматах, были поставлены на спецучет переселенцев[292].
«Власть на местах» в лице комендантов МВД толковала правила режима в зависимости от своих индивидуальных наклонностей и полета воображения. Самодурство и произвол градоначальников, обессмерченные Салтыковым-Щедриным, воскресли здесь с большим размахом и изощренностью.
Комендант селения Каракундуз Джамбульской области Казахской ССР арестовал во время свадьбы невесту, гражданку Шеваеву Кенетат Харуновну за то, что она вышла замуж за гражданина Эльбаева Ануара Месостовича без его, коменданта, ведома[293].
В Карадаговской роще (Казахстан) 2 мая 1948 г. во время семейного праздника спецвзвод МВД во главе с капитаном проверил документы у всех присутствующих. Документы оказались в порядке. Тогда капитан запретил играть и танцевать… лезгинку (!), назвав ее «бандитской музыкой»[294].
Не все, разумеется, спецпоселенцы смирялись со своим унизительным положением. Некоторые пытались протестовать, иные бежали, стремясь добраться до родных гнезд и укрыться в горах; их ловили, сажали в лагеря, они снова бежали.