Против балкарцев было выдвинуто обвинение в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 8 апреля 1944 г. Им вменялось в вину, что они в период оккупации территории Кабардино-Балкарской АССР немецко-фашистскими захватчиками в основной своей массе изменили Родине, вступали в организованные немцами вооруженные отряды, вели подрывную работу против частей Красной Армии, оказывали фашистским оккупантам помощь в качестве проводников на Кавказских перевалах, а после изгнания немецких оккупантов вступали в организованные ими банды для борьбы против советской власти[254].

Ч. С. Кулаев сообщает в своей диссертации о подобных же обвинениях, выдвинутых против карачаевцев:

Карачаевский народ был обвинен в том, что в период оккупации области якобы в основной своей массе изменил Родине, вступил в организованные немцами отряды, оказывал фашистским оккупантам помощь в качестве проводников на Кавказских перевалах, а после освобождения Кавказа вступал в организованные немцами банды для борьбы против советской власти[255].

Утверждения, содержащиеся в Указах об упразднении автономий, не выдерживают критики. Если речь шла о крымских татарах, то как можно было их обвинять в участии в диверсионных бандах после ухода немцев, если татары все поголовно были выселены из Крыма спустя неделю после его освобождения?

Совсем уже абсурдно обвинение в том, что «основная масса населения Чечено-Ингушской АССР и Крымской АССР не оказывала противодействия этим предателям Родины». Если это так было, то означало бы, что в первую очередь этого противодействия не оказывало русское население Крыма и Чечено-Ингушетии, так как основную массу населения в Крыму (около половины) составляли русские, а татары были четвертой частью населения. В Чечено-Ингушетии же помимо 50 % чеченцев проживало около 35 % русских. И они входили в понятие «основной массы населения». Следовательно, согласно логике составителей Указа, одновременно с чеченцами и ингушами (кстати, об ингушах в Указе вообще нет ни слова, но все же их выселили. Вот на каком уровне у нас находится право!), а также крымскими татарами следовало выселить и русских. Но, слава богу, этого сделано не было.

Разве татары, чеченцы, ингуши не отстаивали во время войны «честь и независимость Родины», что их нужно было противопоставить «народам СССР», разве они не входили составной частью в это понятие? Ведь они были в Красной Армии в равном процентном соотношении с другими народами нашей страны.

Наконец, обстоятельства войны, как признал это Н. С. Хрущев на XX съезде КПСС, совсем не требовали выселения народов, ибо враг откатывался под ударами Красной Армии.

Эти обвинения были не только абсурдны, но и глубоко безнравственны, ибо нельзя распространять обвинения в измене на всех поголовно, включая грудных младенцев, женщин и немощных стариков.

Откуда же эти обвинения в измене Родине целых народов взялись? Ведь такого рода обвинения звучали убийственно против первого в мире многонационального социалистического государства, в котором, согласно официальной и тысячу раз повторяемой доктрине, господствует идеология интернационализма, братства и дружбы.

Может быть, выступления Сталина прольют некоторый свет на эту проблему, позволят нащупать теоретическое обоснование актов произвола и беззакония против целых народов.

Во время великих репрессий 30-х годов для оправдания их был выдвинут, как известно, тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Это послужило обоснованием для осуждения и убийства отдельных лиц или даже целых категорий. В 1944 году Сталин внес кое-что новое, «обосновав» возможность репрессий против целых наций. Он разделил нации на «агрессивные» и «миролюбивые»[256]. (Одновременно это служило цели оправдания неготовности к войне против гитлеровской Германии в июне 1941 г.)

В 1949 году в связи с другими конъюнктурными соображениями И. В. Сталин назвал германский и советский народы — народами, которые «обладают наибольшими потенциями в Европе для совершения больших акций мирового значения»[257]. Бедные другие европейские народы!

Надо ли говорить теперь, что такого рода деление наций совершенно неправомерно? Но если можно делить нации таким образом, то почему нельзя различать и по другим признакам, например, революционные и нереволюционные, патриотические и антипатриотические, лояльные и изменнические и т. д. и т. п.?

Впрочем, Карл Маркс во время революции 1848 года (тогда он еще не подозревал, что станет классиком марксизма!) не раз писал с раздражением о нереволюционных народах, относя к ним, в частности, чехов. Следовательно, принципиальная возможность классификации наций по признакам, отвечающим тем или иным конъюнктурным соображениям, всегда имеется в арсенале марксизма. Справедливости ради следует отметить, что В. И. Ленин отвергал такого рода классификацию и в своих работах фактически поправил Маркса.

С другой стороны, обвинения в измене и предательстве, возможности и способы их применения занимали Сталина на всем протяжении его долгой политической карьеры. Во время гражданской войны он не постеснялся распространить это обвинение на лояльных военспецов, в межвоенный период он отправил в лучший мир по обвинению в предательстве сотни тысяч людей, среди которых политические оппоненты занимали ничтожное по численности место. Во время Отечественной войны, стремясь снять с себя ответственность за неудачи начального периода войны, он распространил обвинение в предательстве на всех советских солдат и офицеров, имевших несчастье очутиться в плену. Он вычеркнул их из числа живущих на земле. На Тегеранской конференции, отвечая на тост Черчилля (дело происходило 30 ноября 1943 г. на торжественном обеде по случаю 69-летия британского премьера), Сталин сказал, что в России даже люди не слишком храбрые и даже трусы стали героями. А тот, кто не стал героем, был убит[258].

Однако нам следует отбросить примитивное представление, будто решения, принимавшиеся и принимаемые на высшем уровне, выскакивают неожиданно, лишь потому, что Сталину или кому-нибудь другому так захотелось. В таком государстве, как наше, чей исторический опыт бюрократического управления уходит своими глубокими корнями в Византию и где московские дьяки привыкли годами тянуть волокиту, не принимая никаких решений, важнейшую роль играет заведенное «дело», бумага, информация (по-современному) или донос.

Такое важное решение, как насильственное выселение народов, должно было явиться и на самом деле было как бы подведением черты под большой поток сообщений о положении в различных районах. Сообщения поступали по параллельным каналам: партийно-государственному, военному, госбезопасности, Центрального штаба партизанского движения.

Достаточно прочесть документы, опубликованные в сборниках, посвященных Калмыкии и Крыму во время Отечественной войны, чтобы убедиться в том. Но мы, благодаря изысканиям историков, располагаем и неопубликованными документами партийного руководства Крыма и Калмыкии, которые свидетельствуют о том, что первоначальные обвинения исходили от партийных инстанций этих автономий. Как выше уже говорилось, обвинение крымских татар в поголовном предательстве исходило от руководства партизанским движением Крыма. Но очевидно, что первоначально эта информация, направленная Крымскому обкому ВКП(б), принималась им как достоверная и переправлялась дальше. Только позднее, когда выяснилось, что в этой информации таится изрядная доля дезинформации, руководство Крымского обкома партии попыталось корректировать свою прежнюю точку зрения, но, увы, «дело» уже было заведено, и оно двигалось по своим собственным бюрократическим законам к неумолимому бюрократически логическому завершению. То же происходило и в Калмыкии и, надо полагать, в других автономиях.

Так, имеются сведения о том, что на выселении калмыков настаивали Астраханский и Сталинградский обкомы ВКП(б), а в основе «дела» против калмыков лежала итоговая докладная записка секретаря Калмыцкого обкома ВКП(б) по кадрам П. Ф. Касаткина. Информация о позиции партийных органов других ликвидированных автономий крайне скудна.

Информация по принципу правдоподобия, содержащая лишь часть правды и сдобренная изрядной долей дезинформации, узаконенное очковтирательство были одной из самых существенных черт явления, неточно названного сталинизмом.

По-видимому, на заключительном этапе и Крымский, и Калмыцкий обкомы ВКП(б) пытались предотвратить роковую развязку. Но, увы, оказались бессильными. Пришлось самим руководителям автономий, не всем, правда, а лишь по национальному признаку, отправиться в дальнюю дорогу. Однако благодаря другой особенности советской системы — кастовости — руководители Калмыкии поехали на спецпоселение не в вагонах для скота, а в классных вагонах, некоторым же руководителям Крыма было даже разрешено прибыть на вокзал на собственном транспорте.

Об обстоятельствах принятия окончательного решения на самом высоком уровне мы достоверными данными не располагаем. Имеется лишь свидетельство полковника Токаева, перебежчика на Запад, осетина по национальности, которое было первоначально опубликовано в 1951 г. в «Социалистическом вестнике» (орган Социнтерна), а затем использовано в ряде работ западных исследователей, в том числе и в книге Конквеста.

В утверждениях Токаева содержатся два момента, заслуживающих внимания: во-первых, рекомендация советского генштаба, высказанная еще в 1940 г. о ситуации, при которой в подходящее время необходимо будет принять «специальные меры» на Северном Кавказе; во-вторых, что принятие окончательного решения о выселении чеченцев было не результатом единоличного действия Сталина, а итогом обсуждения этого вопроса на совместном заседании Политбюро и Главного командования 11 февраля 1943 г.