ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Вот на широкой двуспальной кровати под двумя одеялами спят рядом мать и дочь Васнецовы. А л е к с а н д р е  С т е п а н о в н е  сорок пять, Ш у р е  восемнадцать. Спят, повернувшись спинами друг к другу, и снятся им разные сны, и луна светит сквозь стекло балконной двери и освещает кровать, комодик, зеркало, цветы на окошке, стол с белой скатертью и большой портрет солдата над кроватью. Издалека — молодой мужской голос. Он поет песню о Замоскворечье.

А л е к с а н д р а. Ты, что ли, Женька, сынок?

Голос продолжает песню. Луч луны освещает на стене портрет солдата.

Внезапно Александра, повернувшись, кричит сквозь сон: «А-а-а…»

Ш у р а. Что с тобой, мама? Проснись…

А л е к с а н д р а (проснулась). Что, дочка?

Ш у р а. Ты ужасно кричала. Приснилось что?

А л е к с а н д р а. Наверно. Который час?

Ш у р а. Три.

А л е к с а н д р а. Спать надо, спать…

И обе засыпают.

Спит Большая Серпуховка. Спят площадь и памятник на ней, и мемориальный камень на сквере. Далекий шум от завода, где идет ночная смена. Промчался запоздалый троллейбус. И снова тихо… Внезапно комната наполняется разными людьми, главным образом  п о ж и л ы м и  м у ж ч и н а м и  и  ж е н щ и н а м и. За столом сидит  А л е к с а н д р а.

А л е к с а н д р а. Все записала. Что смогу, то сделаю, обещаю. А ваше заявление я прямо в министерство отдам, пусть разберутся и вам ответят, если директор действительно таков. И с тобой, Марина Ивановна, обещаю разобраться. И заявление насчет винного ларька обязательно на райисполкоме поставлю. И насчет детплощадки… А уж насчет вашего дома я сейчас ничего не могу сказать, все зависит от общего плана реконструкции района. Прокурору напишу. А насчет пенсии, думаю, улажу… Ну, как будто все, товарищи? Обещаю — ни одно заявление не останется неразобранным. А тебя, тетя Нюша, прошу остаться.

Все люди исчезли так же внезапно, как и появились. Остается только  т е т я  Н ю ш а, женщина лет шестидесяти, благообразная, в платочке, улыбчивая.

Дело к тебе, тетя Нюша. От райсовета, просьба.

Т е т я  Н ю ш а (насторожилась). Какая еще ко мне может быть просьба?

А л е к с а н д р а. Живешь ты одна в двухкомнатной квартире, мужа нет, дети разъехались. Отдай одну комнату, впусти туда парня. Ему жить негде. Парень хороший, одинокий, почти что непьющий.

Т е т я  Н ю ш а. Какого еще парня?

А л е к с а н д р а. Веселова Игоря, сварщика с нашего завода. В прошлом году из армии пришел, жить ему негде, в общежитии шумно, неудобно ему, он уже не подросток, скоро двадцать пять. Парень квалифицированный, трудовой… Пусти, тетя Нюша. Завод и райисполком тебе спасибо скажут.

Т е т я  Н ю ш а. Шубу из вашего спасибо не сошьешь, полупальто тоже.

А л е к с а н д р а. И тебе будет удобно. Ну, как снесут ваш дом — он один последний в переулке деревянный остался — при распределении новой площади учтут, что ты навстречу пошла.

Т е т я  Н ю ш а. Подкупаешь? Ко мне из лагерей племянник приехал. Сережка, срок отбыл, все по чести. Помоги прописать.

А л е к с а н д р а. Не могу. Поражение у него в правах на пять лет.

Т е т я  Н ю ш а. Тебя уважут. Вот ты какая знаменитость стала: и районный депутат и народный заседатель. Похлопочи.

А л е к с а н д р а. Против закона не могу.

Т е т я  Н ю ш а. Повесила на площади свой портрет, с директором в президиумах рядышком сидишь, как Руслан и Людмила, о простых людях не думаешь. Пожалеешь об этом. Сама в роскоши живешь, а другие пусть уплотняются. Не будет этого!

А л е к с а н д р а. Как знаешь.

Т е т я  Н ю ш а (другим тоном). Своего-то видела?

А л е к с а н д р а (дрогнувшим голосом). Какого своего?

Т е т я  Н ю ш а. Василия.

А л е к с а н д р а. Здесь он?

Т е т я  Н ю ш а. Вчера с директором вместе подкатил на черной «чайке». Я стою, цветы продаю. Увидел меня, узнал, остановился: «Ты ли, тетя Нюша?» Руку пожал, обрадовался. «Я, говорит, к тебе зайду, чайку попью из твоего самовара знаменитого. Помнишь, как раньше, когда наладчиком был?» Большой он теперь чин занимает, всем Севером заведует… Ты вот что, ежели некуда будет с ним деваться, ты ко мне приходи. Как в прежние годы. Приму.

А л е к с а н д р а. Спасибо.

Т е т я  Н ю ш а. Будь здорова, Шурка, старуху не обижай…

Т е т я  Н ю ш а  уходит. Александра одна.

А л е к с а н д р а. Вернулся-таки. Приехал…

Темнота.

Спят  м а т ь  и  д о ч ь. За окном светлеет. Александра застонала. Шура открыла глаза.

Ш у р а (тихонько). Проснулась?

А л е к с а н д р а. Давно.

Ш у р а. И я давно. Не хотела тебя будить.

А л е к с а н д р а. А я тебя… Мне Женькин голос слышался. Будто поет он песню о Замоскворечье. Ну, ту, что он нам в письме прислал. Поет и сам себе на гитаре аккомпанирует.

Ш у р а. Очень скучаешь?

А л е к с а н д р а. Очень.

Ш у р а. И я очень. Сейчас немножко меньше. А первые три месяца, как он в армию уехал, места себе не находила.

А л е к с а н д р а. Не скоро еще приедет.

Ш у р а. Приедет же. Ты не опоздаешь?

А л е к с а н д р а. Нет. Пять минут на сборы. Десять — на завтрак. Три — до завода. Семь — и я на месте. У тебя сегодня последний экзамен?

Ш у р а. Сегодня.

А л е к с а н д р а. Если рано кончится, ты ко мне прибеги во время перерыва, расскажи…

Ш у р а. Ладно.

А л е к с а н д р а. Женьке надо все подробно написать, как мы за твои экзамены волновались, как о нем говорили… Посылку собрать. Печенья, конфет, он сладкое любит. Сигарет хороших.

Ш у р а. Надо ему письмо в стихах тоже написать, как он нам. Написать обо всех, обо всем. А у нас ничего нового, писать не о чем. Вот в Парке культуры сейчас немецкий цирк гастролирует — «Аэрос». Обезьяны скачут на лошадях, тигры, двенадцать слонов. Обязательно опишу.

А л е к с а н д р а. Ты ему об Игоре. Как он повадился к нам в дом ходить, о чем ты с ним разговариваешь.

Ш у р а (смутилась). Глупости это, мама, ну зачем ты…

А л е к с а н д р а. А-а! Покраснела! Ну, пора вставать. Нечего залеживаться. Слышишь, зарядку передают. Начали!

Музыка утренней зарядки переходит в гул проходной. Будка, калитка, вахтер, многоголосый гул людей, идущих на завод:

— Доброе утречко!

— Мальчишка твой поправился?

— Как жизнь?

— В кино вечером пойдем?

— Давно не виделись: со вчерашнего.

— Я в тринадцатый цех перевожусь.

— Взносы в перерыве.

— У Маруськи Корольковой нынче свадьба.

— Александра Степановна, дело есть!

— Пожаров, забыл ты меня.

— Изоляционщицам-обмотчицам привет!

— Партбюро в перерыве, не опоздай.

— Говорят, сорок лет не было такой жары.

— Нашему цеху знамя не по праву досталось.

— Пропустите, пропустите, опаздываю…

Голос вахтера: «Предъявляйте пропуск в развернутом виде».

Х о р.

Разговоры, песня, музыка завода и громкий голос: «Игорь Веселов! Твой пропуск аннулирован. Недействителен».

Растерянный голос Игоря Веселова: «Как это?! Как это аннулирован?!»

Снова комната Васнецовых. На стенных часах 12. Солнце заливает комнату. У стола в горестной позе — Ш у р а.

Ш у р а (одна). Провалилась. Не приняли. Что же делать-то? Женька?

Стук в дверь. Входит  И г о р ь  В е с е л о в. Очень расстроен.

И г о р ь. Мать дома?

Ш у р а. На заводе, как всегда.

И г о р ь. Говорили, что кончила она работать. Большим начальником ее, что ли, выдвигают. Фрезеровщицей не будет больше.

Ш у р а. Не слышала о таком варианте.

И г о р ь. Говорят.

Ш у р а. А вы не верьте.

Игорь снимает кепку и без приглашения садится.

И г о р ь. Не пустили на завод. «Игорь Веселов, ваш пропуск аннулирован». Ну что это, я тебя спрашиваю?

Ш у р а. Выражайте, пожалуйста, свои мысли по порядку, а то я плохо их улавливаю.

И г о р ь (с недоумением смотрит на нее). Плохо улавливаешь? Позавчера после смены встретил друга, в армии мы с ним служили. «Пойдем ко мне, с женой познакомлю». А я один. Ни кола ни двора. В общежитии шумно. Естественно, пошел. Ну, там дали как следует. Потом гулять. В церкви «Всех скорбящих радость» на Ордынке служба. Музыка, два хора. Там тетю Нюшу встретили. К ней завалились. Сели в карты играть. Сперва в подкидного, потом в петуха, потом в мальчики… Шпилили до утра, а утром я заснул. Просыпаюсь днем. Никого. На часах четыре. Смена моя кончилась, а я не предупредил, а сегодня миллионный мотор должны выпускать. Иду на завод, думаю, не заметили. А мой пропуск аннулирован. Вот и весь рассказ.

Ш у р а (незаинтересованно). Что теперь делать думаете?

И г о р ь. Пусть мать заступится. Ты чего насупилась? Небось ругать меня собираешься? Матери нет, так за нее… Давай, говори мне проповедь. Ты, товарищ Веселов, кандидат партии, бывший военный, три года в кадрах прослужил, по чужим землям ходил, мир в Европе защищал, потомственный пролетарий и вот так подвел завод, весь коллектив. Такой текст?

Ш у р а. Какой текст?

И г о р ь. Конечно, у тебя так все гладко. Мама знаменитость, братик — солдатик, сама отличница. Ты школу кончила или еще в восьмом классе? Октябренок или уже в пионеры перевели?

Ш у р а (снимает очки, потом снова их надевает, потом опять снимает и, щурясь, как от солнца, с негодованием). А кто вам, собственно говоря, дал право так со мной разговаривать? Вы — прогульщик, летун, лодырь. А я абитуриентка.