А л е к с а н д р а. Что дальше делать будем?
Ш у р а. Работать. А вечером учиться.
А л е к с а н д р а. Тебе бы полегче куда. Учетчицей или распределителем, или в ОТК, там еще и не такие сопливые работают.
Ш у р а. А на меня все указывать будут: вот Александра Васнецова свою куда устроила, малину жевать. Нет, мама, я пойду в цех, на самую тяжелую работу.
А л е к с а н д р а. Не сдюжишь.
Ш у р а. Ты-то сдюжила.
А л е к с а н д р а. Ты меня с собой не сравнивай. Другое время было, Шурка! Голодные ведь, босые у станков стояли. Для чего? Чтоб хоть детям нашим полегче было.
Ш у р а. Ну что вы все, как заведенные, одно и то же говорите! Детям полегче! Да разве легче мне будет, если я с бумажками по цеху буду бегать? Ты вот не бегала с бумажками.
А л е к с а н д р а. Не бегала. Я на месте стояла. Ну и что хорошего?
Ш у р а. А то, что ты — Александра Васнецова. Каждый человек тебя на заводе знает. И не только на заводе — в городе, всюду. Все к тебе за советом, за помощью… Меня и то на экзамене спросили: «Васнецова, фрезеровщица, не родственница вам?» — «Нет, говорю, однофамилица».
А л е к с а н д р а. Застыдилась?
Ш у р а. Не хотела пользоваться.
А л е к с а н д р а. А этот Игорь Веселов? Он что тебе пел? Смотри, не влюбись.
Ш у р а. Уже. Влюбилась.
А л е к с а н д р а (встревожилась). Перестань! Даже в шутку об этом не думай.
Ш у р а. Я серьезно тебе говорю: влюбилась. Смертельно.
А л е к с а н д р а. Это ты просто жалеешь, что он в такую передрягу попал.
Ш у р а. Жалость, говорят, рождает любовь.
А л е к с а н д р а. Не пойму я тебя, когда ты в шутку, когда всерьез. Да чего в нем? Одни баки. И нос кулаком.
Ш у р а. Тебе-то он нравился.
А л е к с а н д р а. Да как ты…
Ш у р а. Что, думаешь, я не видела, как ты прихорашивалась, как его за руку брала, кокетничала… Сама не прочь была… Брось, мама! Мне ведь не восемь лет.
А л е к с а н д р а (подходит к ней и бьет по лицу). Вот.
Ш у р а. Ты меня ударила? Ты меня ударила?
А л е к с а н д р а. Да. И еще получишь. Не била я тебя до восемнадцати, пальцем не тронула, а сейчас… Ты как это смеешь с матерью разговаривать? Ты в чем меня упрекаешь? В том, что я после отца твоего замуж не пошла? Что я тебя с Женькой на ноги поставила, что недоедала, недосыпала, боялась сойтись с человеком, которого любила, чтоб он вас не забижал? Эх ты…
Ш у р а (поднимает с пола очки, которые от удара упали. Тихо). Попробуй, тронь меня еще раз, не обрадуешься.
А л е к с а н д р а (распахивает ногой дверь на балкон, выходит туда. Там уже совсем стемнело). Спасибо, дочка…
Ш у р а. Мама!
Ответа нет. Темнота.
Неотступно идет за вечером,
Проникая во все дома,
Ночь спустилась в Замоскворечье,
Серпуховку окутала тьма.
Стала вдруг Земля на мгновение,
И не крутится шар земной…
Будь со мною пооткровеннее,
Побеседуй, мама, со мной…
На широкой двухспальной кровати, каждая под своим одеялом, спят мать и дочь Васнецовы. Луна светит.
Ш у р а. Мам… Спишь?
А л е к с а н д р а. Нет.
Ш у р а. Я знаю.
А л е к с а н д р а. Ну чего?
Ш у р а. Просто.
А л е к с а н д р а. Далеко у вас зашло?
Ш у р а. Никуда не зашло. Гуляли, разговаривали.
А л е к с а н д р а. Прости меня. Ты прости… Испугалась, за тебя, за себя. Сейчас знаешь, какая молодежь есть ужасная. Наслушаешься болтовни… Но ведь ты и сама виновата. Я знаю, ты перенервничала из-за этих экзаменов. Когда люди в институт поступают, они становятся безумные, на людей кидаются… (Вдруг.) Он что, предложение тебе сделал?
Ш у р а. Никаких он мне предложений не делал, с чего ты взяла?
А л е к с а н д р а. Может, он уже и женатый. И скрывает. Прогулял накануне самого ответственного дня. Так, Сашенька, нельзя. Надо узнать все, все, все…
Ш у р а. Как ты меня назвала? Сашенька?
А л е к с а н д р а. А как же еще?
Ш у р а. Это ты меня так только в детстве изредка называла, когда причесывала, чтоб в школу идти, или на елку отправляла. Почему ты меня сейчас не называешь так — Сашенька? Шурка да Шурка.
А л е к с а н д р а. Глупости.
Ш у р а. Мама! Я не могу на тебя долго сердиться. И ты не можешь. Ты никогда меня больше не ударишь? Ладно? Что бы со мной ни произошло, пусть хоть я тебе в подоле ребеночка принесу, как наша соседская Тонька, никогда. Обещаешь?
А л е к с а н д р а. Я тебе дам ребеночка!
Ш у р а. Расскажи мне… об этом человеке.
А л е к с а н д р а. Ну, после смерти вашего отца появился. Через три года. А я не старая еще была. Я и сейчас не старая… Ну, появился он… и пропал.
Ш у р а. Куда пропал?
А л е к с а н д р а. Все тебе надо знать. Уехал. На Север. Строить комбинат, город…
Ш у р а. А ты почему с ним не поехала?
А л е к с а н д р а. Нельзя было. И ему нельзя, женатый он. И мне нельзя. Двое ребят у меня на руках…
Ш у р а. Так и расстались? И не встречались больше?
А л е к с а н д р а. Нет, не встречались.
Ш у р а. Крепко ты его?..
А л е к с а н д р а. Это уже теперь не имеет значения. Знаешь что, дочка, давай спать. Завтра утром рано на завод надо… Спи…
Ш у р а. Завтра утром Женьке письмо напишу… Про это, конечно, не буду. А так, в общем, про нас, про нашу жизнь, про Луку Пожарова, про Игоря… Нет, про Игоря, пожалуй, не буду…
Они спят. Снизу на улице короткий сигнал машины. Александра встает, накидывает халат, выходит на балкон.
В час неурочный, в час затаенный
Раздался сигнал короткий и властный.
Около дома, около клена
Черная «чайка»… Черная «чайка», здравствуй!
У подъезда дома, где живет Александра Васнецова, останавливается черная лакированная «чайка». Из нее выходит ч е л о в е к, не очень молодой, большой, грузный, в фетровой шляпе. Он ходит возле подъезда, не решаясь войти. Из парадного выходит в халате и в домашних туфлях А л е к с а н д р а. Она смотрит на мужчину и чуть слышно говорит.
А л е к с а н д р а. Василий…
В а с и л и й. Поехали?
А л е к с а н д р а. Куда?.. Что ты?.. В таком виде…
В а с и л и й. Очень прошу тебя. Пожалуйста. Мне нужно сказать тебе очень важное…
А л е к с а н д р а. Хорошо… Я сейчас…
Меркнет свет. Зажигается маленькая настольная лампочка. Ш у р а в одной рубашке пишет письмо.
Ш у р а. Если бы ты знал, Женька, как много мне нужно написать тебе. Если бы ты только знал…
И опять песня: «Есть в Москве земля замоскворецкая…»
З а н а в е с.