— Пожалуйста. Я же не сплю.

— Не здесь. Осточертела мне эта комната. Очень прошу вас, оденьтесь и пойдемте ко мне. Одевайтесь! Ну, живо!

— Я вас не понимаю.

— Ерунда. Не заставляйте себя просить.

Учитель оделся, и даже довольно поспешно. Молча добрели они до барского дома, поднялись на второй этаж, вошли в спальню Андраша. В коридоре перед дверью стоял Ференц.

— Почему Ференц не спит? — спросил Надьреви.

— Он обычно ждет, пока я лягу.

— Недурно.

Андраш сел на край постели, учителю указал на стул. Они закурили. Понурив голову, молодой граф долго сидел, уставившись в пол. Потом, подняв взгляд, посмотрел Надьреви в глаза, открыл уже рот, но не произнес ни слова. Вздохнул и снова опустил голову.

Прошло довольно много времени. Надьреви терпеливо ждал. Он догадывался, что на Андраша свалилась какая-то неприятность, и ему очень хочется, просто необходимо поделиться, но трудно собраться с духом. Поэтому он ждал терпеливо: расскажет, если сочтет нужным.

— Счастливый вы человек, — пробормотал Андраш, посмотрев на учителя, который кисло улыбнулся. — Почему вы сбежали? — спросил он, явно пытаясь перевести разговор на другое.

— Мне надоело.

— Разве вам не было весело?

— Нет.

— Вот привередник! Что с вами опять стряслось?

— Ничего особенного. Пустяки.

— Никто не мешал вам чувствовать себя непринужденно.

Последовало долгое молчание. Андраш терзался, то и дело вздыхал. Оглядев учителя с головы до ног, остановил взгляд на его ботинках, словно они вызывали его недовольство. Опять вздохнул.

— Кто-то донес моему отцу, что у меня долги, — неожиданно проговорил он; Надьреви выжидательно молчал. — Неприятная история, — сделав над собой усилие, продолжал молодой граф.

— Да, — согласился учитель.

— Неприятная!

— Но беда, наверно, поправимая.

Андраш махнул рукой. Какое заблуждение! Огромная, непоправимая беда.

Он поднялся с места; прошелся немного по комнате, потом стал раздеваться. Надьреви тоже поднялся с места.

— Не уходите.

— Но мне пора идти. Утром нам рано вставать. Будут занятия.

Молодой граф робко взглянул на него. Хотел сказать что-то резкое, но воздержался. Разделся, даже рубашку снял. Надьреви увидел его голое по пояс тело. Он был правильно, красиво сложен. Кожа белая, гладкая, грудь мускулистая. Андраш чуть помедлил надевать ночную сорочку, словно хотел покрасоваться немного. Наконец лег в постель. Закурил еще одну сигарету.

— Вам не понять, какие последствия может иметь этот донос.

— Вы избегнете неприятных последствий.

Теперь Андраш устремил взгляд на потолок. Смотрел долго, молча. На глазах его выступили слезы. Он взял за руку учителя, сидевшего возле кровати. Сжал ему пальцы. Глубоко вздохнул. Смутные ощущения бродили в душе Надьреви. Он готов был уже пожалеть молодого графа. Но подавлял это желание. Ждал от Андраша проявления какого-нибудь непосредственного, простого доброго чувства. И боялся, что ждет напрасно. Он сам лишь слуга. Перед ним не откроют души. Вот если бы граф Правонски оказался на его месте… Да, было бы совсем иначе. Тот аристократ, как и Андраш. В Надьреви закипело негодование. Ему не приходило в голову, что он может облегчить страдания молодого графа: «Смелой же! Говорите, не стесняйтесь! Расскажите, я полон внимания, выслушаю вас с сочувствием, возможно, что-нибудь умное смогу посоветовать».

Андраш хотел опять закурить. В его портсигаре не оказалось сигарет.

— Нет ли у вас? — спросил он.

— Нет.

— Будьте добры, пойдите в соседнюю комнату и зажгите спичку, там на столе должны лежать сигареты.

Надьреви пошел в соседнюю комнату, в кабинет. Зажег спичку и не нашел на столе сигарет.

— Здесь нет! — крикнул он.

— Посмотрите в ящике.

Он выдвинул один, другой ящик, наконец ему попалось несколько пачек. Взяв одну, он вернулся в спальню. К великому изумлению и ужасу, он увидел в руке Андраша револьвер. Молодой граф был бледен, по щекам его катились слезы; лежа навзничь, сжимал он в руке револьвер. Ящик тумбочки был выдвинут, — очевидно, оттуда достал он оружие.

Надьреви молча приблизился к кровати, сев на ее край, сжал левой рукой запястье Андраша, правой схватил револьвер.

— Что вы хотели сделать? — спросил он.

Молодой граф сопротивлялся. Не очень упорно. Они немного поборолись, и револьвер без особого труда перешел в руки учителя.

— Теперь он будет у меня, — сказал Надьреви, спрятав револьвер в карман. — Что вы хотели сделать? Неужели всерьез задумали какое-нибудь сумасбродство? Среди ночи, в родном доме, где спит ваша матушка…

Андраш не отвечал. Лежал с закрытыми глазами. Веки его увлажнились от слез. Он отвернулся к стене, уткнулся лицом в подушку. Не шевелился, казалось, даже не дышал.

Надьреви сидел молча. Чувствовал себя растроганным. Слегка. Ждал, пока, утомившись, постепенно успокоится и наконец заснет молодой граф. Думал о всякой всячине. Немного корыстно и о том, как прекрасно было бы, если бы он сейчас действительно спас Андрашу жизнь! Но этого не произошло. Едва ли то, что он сделал, можно назвать спасением жизни. Совершенно не опасно даже оставить здесь револьвер. Но на всякий случай лучше забрать его с собой. Хотя он, наверно, и не заряжен.

Спустя некоторое время Андраш поднял голову.

— Спасибо, что вы пришли ко мне, — проговорил он тихим и даже ласковым голосом. — Если хотите спать, ступайте.

Надьреви мешкал. Сказать что-нибудь утешительное? Но что именно? Он даже не знал толком, что случилось с Андрашем. И поэтому ограничился вопросом:

— Вы думаете, теперь вам удастся уснуть?

— Какое это имеет значение? Не обращайте на меня внимания.

Учитель пожал плечами.

— Я унесу это. — И он дотронулся рукой до кармана, где лежал револьвер.

— Можете оставить здесь.

— Наверно. Но все-таки не оставлю.

— А, можете унести. Наплевать на все. Ведь и моя невеста… Эх!

— Успокойтесь. У вас было дурное настроение, поэтому ваши неприятности представились вам непоправимыми. Возможно, и вино плохо на вас подействовало. — Андраш махнул рукой, словно говоря: «Бросьте!» — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он подошел к двери, когда молодой граф окликнул его:

— Подождите немного! Я хочу подарить вам пару ботинок.

— Нет, нет, прошу вас, не надо.

— Не будьте таким щепетильным. Берите смело.

Надьреви молча стоял в нерешительности.

Встав с кровати, Андраш открыл шкаф, в котором стоял целый ряд ботинок на колодках.

— Какого размера у вас нога?

— Сорок второго. Но я говорю, что…

— Придутся впору. — Он достал пару почти новых ботинок. — Вот, пожалуйста. — Учитель не пошевельнулся, — Ну берите же! Тьфу, пропасть!

— Что мне с ними делать?

— Съешьте их.

— Здесь, во всяком случае, я не смогу их носить.

— Почему, черт возьми?

— Все узнают ваши ботинки. Я окажусь в смешном положении.

— Никто на них и не посмотрит.

— Все увидят! И Ференц, когда будет их чистить.

— Ференц не в счет.

— Для меня в счет.

— Ну, забирайте ботинки. Спокойной ночи. Спасибо, что пришли ко мне. Не сердитесь за то, что я не дал вам спать… В коридоре не шумите, а то могут услышать.

Учитель встал ни свет ни заря. Он проснулся рано и, хотя ему хотелось еще поспать, встал, чтобы не заснуть снова. Был вторник, он договорился с Андрашем начать сегодня занятия. Надьреви оделся, позавтракал, — к завтраку ему подали даже виноград — потом стал читать «Римское право».

Прочел вступление. И принялся за первую главу; материал он знал хорошо, лишь немного освежал в памяти. То и дело поглядывал на часы. Около девяти пошел в барский дом, поднялся в кабинет. Учителя еще раньше смущала мысль, как встретит его Андраш после злоключений предыдущей ночи. Он, наверно, не выспался и опять начнет увиливать от занятий. Опоздает, пожалуй.

К его удивлению, молодой граф был уже на ногах. Всего несколько минут пришлось его подождать. Он вошел в кабинет спокойный, даже веселый. Опять что-то жевал.

— Ну, как вы спали? — спросил он.

— Неплохо.

— Выспались?

— Нет.

— Почему же вы не поспали подольше?

— Что вы? Как я могу пропустить урок? Это невозможно. Нам пора браться за дело. Вы же знаете.

— Что я знаю?

— Ее сиятельство уже интересовалась нашими успехами.

— Мне это известно. Вы, конечно, сказали, что мы преуспели.

— Этого как раз я не говорил. Промямлил что-то; в самом деле, не мог же я признаться, что мы еще ровным счетом ничего не сделали.

— Совершенно верно.

— Надеюсь, сейчас…

— Сейчас?

— Разумеется, сейчас! Сегодня вторник.

— Да, но вторник только начался. Не отложить ли нам урок на послеобеденное время? Вы хотите спать.

— Я уже не хочу спать. И вижу, вы вполне бодры, — возразил Надьреви; Андраш раздумывал, что ему делать. — Сядьте, пожалуйста, вы убедитесь, что все очень просто. Занятия пойдут, как по маслу.

Молодой граф наморщил брови, вздохнул с сомнением, но потом сел напротив учителя. На столе уже лежал открытый учебник «Римского права».

— Сначала поговорим об общих понятиях, — начал Надьреви. — Прежде всего о том, что такое право. А именно право в объективном и субъективном смысле.

Андраш еще больше нахмурился. Он уже не понимал объяснений. Что значит в объективном и субъективном смысле? Что такое, например, собака? Собака — четвероногое млекопитающее. Тут все понятно. Но что значит собака в объективном и субъективном смысле? Однако он молчал, глядя в пространство. Приготовился слушать дальше.

— Я прочту вам первую главу. Проще, чем здесь, не скажешь. Итак, объективное право. «Общественная жизнь соответствует природе человека и его предназначению. Люди кормили и воспитывали нас, мы живем не только ради самих себя, но и ради других. Целесообразно определенное регулирование внешних отношений общественной жизни. Тезисы этого регулирования находят свое выражение в обычае и законе». Здесь в скобках латинские слова: jubeo, jussi, jussum, justitia[40].