Часть третья Луч надежды
Лев
«Лев» — Брайан Маршал
Ты улыбаешься мне,
И я могу свернуть горы,
Нырнуть на дно моря,
Просто чтобы достать тебе жемчужину.
Я держу своё восхищение в кармане пальто,
Похороненным глубоко с остальными секретами,
С вещами, которые я боюсь сказать,
И с теми, которые чувствовать слишком опасно.
Мой друг.
Ты едва ли старше меня, но у тебя
Сердце льва.
Щедрость, доброта, мудрость, скромность, огонь.
Возвышенность древнего дуба.
Но я не высказываю тебе эту похвалу.
Эти слова в коробке с моими секретами.
Если я скажу их, то раскроюсь слишком сильно,
И звёзды слишком далеко,
Чтобы их волновали мои комплименты.
Ты улыбаешься мне,
И я думаю: «Ого. Я мог бы любить тебя».
Но эти слова и этот клочок ужасающей радости
Тоже заперты.
Поверни ключ.
Шшш.
Как я могу дать тебе эти слова, когда мой собственный огонь едва горит?
У меня сердце не льва.
И я боюсь всего.
Особенно правды.
Может быть, наступит день, когда я смогу сказать тебе:
Это испуганное сердце — твоё.
Глава 14
Брайан
Ноябрь
— Хорошо, в 31-ом номере Джозия, Саймон и Трей. Мэдисон, Шондра и Беттс в номере 29. И в номере 32 Лэндон и Брайан.
— Спасибо, мам, — Лэндон взял у неё из рук пластиковую карту-ключ от номера отеля.
— Не забудьте! Собираемся ровно в семь в холле, на завтрак! — крикнула она.
Лэндон протянул кулак Джозие.
— Хороших снов, сударь.
Джозия стукнул по его кулаку своим.
— До завтра, сучка.
Он посмотрел на меня через плечо обиженным взглядом, пока заходил в отель. Наверное, он хотел быть в номере с Лэндоном. Но это был не мой выбор, и я не собирался предлагать поменяться.
Лэндон закинул свою спортивную сумку на плечо и кивнул мне.
— Идём, сосед.
***
Это была суббота перед Днём благодарения, и мы компанией проехали семь часов до Чаттануги, штат Теннесси, где встречались с компанией из Паркленда. Лэндон вибрировал от восторга. Он много с ними переписывался и даже общался по Скайпу. Я тоже был взволнован, но больше за него, чем за себя.
Лэндон открыл дверь номера, толкая вперёд. Мы бросили сумки на пол, затем я запер дверь и добавил цепочку, для усиления мер. Я проверил единственное окно, но тяжёлые блокирующие занавески уже были закрыты.
Я немного расслабился. Затем повернулся и увидел, что Лэндон замер, глядя на кровать.
Его щёки покраснели.
— Эм… Я думал, она возьмёт нам номер с двумя кроватями. Я ей позвоню, — он достал свой мобильник.
— Нет, не надо. Ей хватает, кого пасти в этой поездке. Мы справимся.
— Уверен?
Я пожал плечами.
— Чувак. Ты уже заразился моими вшами, так что расслабься.
Лэндон рассмеялся.
— Это правда. Полагаю, я не против, если ты не против.
Я ночевал дома у Лэндона полдюжины раз. Но у него была раскладушка, которая доставалась из-под его кровати, и я спал на ней. Или ложился в гостевой комнате. Мы никогда не спали на одном матрасе.
Глядя на кровать, я почувствовал в животе трепет. Чёрт. Это могло стать неловко.
Но ещё и потенциально интересно?
Я захватил пару вещей из своей сумки и пошёл в ванную, чтобы почистить зубы и переодеться в пижамные штаны и майку, которые взял с собой. Когда я вернулся, Лэндон сидел на кровати, скинув обувь, прислонившись к изголовью. Он достал свой ноутбук и что-то печатал. Закончив своё дело — вероятно, написание сообщения — он посмотрел на меня.
— Сейчас всего десять. Хочешь что-нибудь посмотреть?
Я скрестил руки на груди.
— На самом деле… мы можем секунду поговорить?
Он выглядел удивлённым.
— Конечно, — он закрыл нотбук и положил его на пол. — В чём дело?
Было странно стоять посреди комнаты, пока он сидит на кровати. Так что я подошёл к пустой сторону и растянулся, прислоняясь спиной к изголовью.
— Если будешь писать об этих выходных, или если будут фотографии, можешь исключить из них меня?
Лэндон повернулся лицом ко мне, так что я тоже повернулся лицом к нему. С виду казалось, что он задумался.
— Да. Конечно, мы можем это сделать. Это из-за твоего отца?
Я кивнул.
— Я ему соврал.
Лэндон просто смотрел на меня, ожидая.
— Я сказал родителям, что на этой неделе будет сеанс поддержки для выживших в массовой стрельбе, вроде бесплатной терапии? Отец спросил, будут ли здесь те ученики из Паркленда. И я сказал нет, что это не касается законов об обороте оружия или протестов.
Конечно, эти выходные касались именно этого. Самые известные ученики Паркленда прославились своей борьбой за адекватные законы об обороте оружия. Лэндону они нравились. Для него они были единомышленниками, примерами для подражания, движением, к которому он хотел присоединиться. Но мой отец и его приятели? Они считали, что эти люди либо кризисные актёры, либо скулящие неженки, которым следует заткнуться к чёртовой матери. Мой отец испытывал к ним такую страстную неприязнь, которую обычно вызывала у него Хиллари Клинтон.
— Я не хотел врать. Но он никогда не разрешил бы мне приехать, если бы я сказал ему правду. Он и так еле разрешил мне ехать. Сразу сказал «нет», но мама его уговорила. Думаю, ключевыми были слова «бесплатная терапия».
Я не сказал Лэндону, что этот спор меня так расстроил, что мой желудок задёргался, и в итоге я час сидел на полу ванной с ужасными спазмами. От этого, в свою очередь, задёргалась мама, достаточно, чтобы надавить на моего отца, чтобы тот меня отпустил.
Лэндон нахмурился. Мгновение он молчал. Он подвинулся, немного приближаясь ко мне.
— Мне жаль, что у тебя такой отец. Он действительно против каких-либо реформ в плане оружия? Даже после того, как тебя ранили? — он говорил так, будто просто не понимал этого.
— Ага. Что показывает, насколько я ему важен, — это прозвучало озлобленно. Чёрт возьми. Я не хотел весь вечер ныть о своём отце.
— Многие люди с такой точкой зрения травят меня в Твиттере. С кем-то подобным просто невозможно спорить. Но я уверен, что он тебя любит. Он твой отец.
Я откинул голову на изголовье кровати и посмотрел в потолок. Я мало рассказывал Лэндону о своём отце. Только то, что он за движение «Сделаем Америку снова великой». Но может быть, сейчас был мой шанс сказать то, что я хотел сказать, чему пытался придумать разъяснение последние несколько недель.
Я бросил взгляд в сторону двери. Она была закрыта на цепочку. Занавески были закрыты. Но моя тревога не исчезала. Нет. На этот раз она не имела ничего общего с тем, кто мог шнырять на улице.
Я чувствовал жар, будто мог внезапно вспыхнуть.
Я хотел рассказать Лэндону. Я действительно хотел рассказать ему. Но в то же время, это чертовски меня пугало. Что, если он подумает, что я ему вру? Или если он просто подумать, что я жалкий?
Я сглотнул горячий ком в горле.
— Дело не только в оружии. Во мне есть несколько вещей, которые отец возненавидел бы. Если бы узнал. Перед стрельбой… — я колебался, затем надавил, глядя в трещины на потолке, будто там была написана шпаргалка. — Я просто пытался держать рот на замке и, эм, притворяться тем, кем меня ожидали видеть. Я думал, что придётся продержаться хотя бы старшую школу. Затем, может быть, когда-нибудь в колледже, или когда я пойду работать, я смогу… быть собой. Только я чуть не упустил этот шанс, — я жевал губу, затем натянуто хохотнул. — Довольно трусливо, верно?
Мгновение тишины растянулось. Я наконец посмотрел на Лэндона. Он смотрел на меня напряжённо, на его лице смешалось сочувствие и отчасти осознание, которое я вряд ли мог вынести. Я перевёл взгляд обратно в потолок. Моё сердце колотилось так сильно, что у меня создавалось ощущение, что от этого может трястись кровать.
— В тот день в столовой… — начал он, колеблясь. — Ты попросил меня тебя поцеловать, — его голос звучал натянуто.
— Я гей, — сказал я. Мой голос был похож на шёпот, будто часть моего мозга сдерживала слова. Я попытался снова, более решительно. — Я гей. Это первый раз, когда я сказал это вслух. Ты первый человек, которому я рассказал.
Я нервно рассмеялся, пытаясь звучать так, будто это не столь важно.
Затем я осмелился посмотреть на лицо Лэндона. Он не смеялся.
***
Лэндон
Я смотрел на Брайана с открытым ртом.
Я должен был знать. И, наверное, знал бы, если бы последний месяц не убеждал себя так сильно, что Брайан хочет от меня только дружбы, что он никогда не будет заинтересован мной в таком плане. Было нелегко постоянно находиться рядом с ним и игнорировать то, какой он красивый, чувствовать его уязвимость и то, как он с трудом подавляет свой страх, и не испытывать желания обнять его и успокоить. Или, если честно, сделать намного больше этого.
Но я запихнул всё это в коробку и отставил в дальний угол своего сознания. И восхитительно в этом преуспел.
А теперь Брайан говорил мне, что он гей?
Что я должен был делать с этим?
«Быть другом, идиот. Вот, что тебе с этим делать».
— Ого, — произнёс я. — Ого. В смысле… ого.
Отличное сохранение достоинства под давлением. Это про меня.
Брайан моргнул, глядя на меня, и скрестил руки на груди, будто смутился.
— Я отчасти понял это, когда мне было двенадцать. Но я не понимал, насколько попал, пока отец не начал критиковать «вопрос гомосексуальности» после одного из своих радио-шоу. Я понятия не имею, что он сделает, если узнает.
— О боже, Брайан.
Теперь его накрыло, слова лились из этого обычно тихого парня.
— И дело даже не только в моём отце. Я был в футбольной команде, бейсбольной, баскетбольной… Думаю, некоторые мои товарищи по команде нормально бы к этому отнеслись. Но — посмотрите-ка! — я дружу с самыми большими лицемерами в школе!
— Брайан…
— Даже не спрашивай меня, как это произошло. Джейк был отличным парнем, но я боялся ему рассказать. Я понятия не имею, как бы он отреагировал. А из-за тусовок с Кэмероном и Гордо стало хуже. Я чувствовал себя как в ловушке, потому что не хотел раскачивать лодку, не хотел переставать заниматься спортом. Это единственное, по поводу чего мы с отцом ещё согласны. Он так гордится, когда я играю. И, наверное, я думал, что если вызову у него достаточно гордости этим…