— Брайан, — я накрыл ладонью его руку. — Ты не обязан ничего мне разъяснять.

Он наконец посмотрел на меня, с тревогой на лице.

— Я полностью замкнулся. Ты открылся, когда, в десятом классе? Я всегда восхищался тобой за это. Я был в девятом, когда ты открылся, и я был просто… в восторге от твоих стальных яиц, приятель.

Я сел прямее, чувствуя вспышку злости от того, как он принижал себя.

— Это не одно и то же. Моя семья меня совершенно поддерживает. Маме и папе всё равно. И в школе мне особо нечего терять, потому что я не был звёздным квотербэком.

Он явно сомневался.

— Но ты такой уверенный. Ты просто такой, какой есть, и тебя ничего не может тронуть.

Это было так мило.

— Спасибо. Я стараюсь. Но всем нужно своё время и свои причины. Ты знаешь, сколько гомосексуальных детей оказываются бездомными? Много. Не рассказывать своему отцу… Это не трусливость, Брайан, это реализм. У тебя впереди вся жизнь, чтобы открыться. Чёрт возьми, подожди, пока не поступишь в колледж! Подожди, пока не будешь в безопасности. Любой, кто говорит другое, не знает, что несёт.

Его лицо расслабилось, будто он принял то, что я ему говорил. Но его взгляд по-прежнему был встревоженным. Он судорожно вздохнул.

— Может быть. Но… я мог умереть вот так. Не зная, каково быть с кем-то, с кем я действительно хотел быть. Врать насчёт всего. Я не хотел так умереть, Лэндон.

— Я знаю, — прошептал я, чувствуя, как меня пробирает до самых костей.

Я не мог устоять и потянулся к нему. Я положил руку ему на шею и прижался к его лбу своим. С чем ещё Брайан должен был справляться? Не честно, что он должен был участвовать и в этой битве тоже.

— Ну, ты только что открылся мне, — сказал я, закрывая глаза. — Так что ты больше не в шкафу. Поздравляю.

Я начал отстраняться, но как раз тогда рука Брайана поднялась по моей к моей шее. Я замер. Меня окатило волной тепла, с ног до головы, пробуждая моё тело, несмотря на семичасовую поездку в машине. Мой пульс начал ускоряться, и член напрягся.

«Прекрати. Прекрати сейчас же. Это дружеское объятие, ничего больше».

Даже если Брайан был геем, это не значило, что я нравлюсь ему в таком плане. Только теперь я чувствовал себя чертовски неловко, отчасти опираясь на него, отчасти отстраняясь. В итоге я сел, но оставил руку на его шее. А его рука оказалась на моём плече, будто он не был уверен, должен ли убрать её.

Мы смотрели друг на друга. У меня пересохло во рту.

— Значит… — произнёс я напряжённым голосом. — Полагаю, когда ты попросил меня поцеловать тебя в тот день, я отчасти всё профукал. Должно быть, ты разочарован.

— Я не был разочарован, — быстро сказал Брайан. — Это много значило, — он явно нервничал. Его взгляд опустился на мои губы. — Но если ты говоришь, что хочешь повторить…

Он говорил, задыхаясь. Я заметил, как поднимается и опускается его грудь, будто он вернулся с пробежки. Он увлёкся этим. И, боже, мне очень давно хотелось его поцеловать. Я не собирался упускать шанс.

Я прильнул ближе, как и он, и крепко прижался к его губам своими. От этого чувства у меня заболело в груди. Меня охватила медленная волна тепла.

Кто-то вздохнул.

Я отстранился и посмотрел на него. Он нервно мне улыбнулся.

— Уже лучше. Мне стоит выставить оценку? Как на Олимпийских играх?

— Заткнись, — сказал я.

Я притянул его к себе, а он притянул меня, и на этот раз, когда мы поцеловались, был тёплый влажный жар и языки, и вспышка страсти, от которой я терял голову. Мы целовались и целовались, в томном ритме. Это продолжалось, пока каждая часть меня не проснулась, чувствуя покалывание от желания большего — больше контакта, больше кожи, больше всего.

Было почти удивительно обнаружить, что когда Брайан отвернул голову, мы просто сидели рядом друг с другом на кровати. И только прикасались руками к шее друг друга, ничего больше. По-прежнему полностью одетые. Но в моей голове было намного больше, чем просто поцелуй.

Я отпустил его и отодвинулся обратно к изголовью. Я был рад, что я всё ещё в джинсах, и сдержал необходимость поправиться. Лицо Брайана покраснело, а взгляд был туманным.

Его вид не поможет мне остыть. Так что я отодвинулся дальше на свою сторону кровати. Я согнул ноги и положил руки на колени. Боковым зрением я увидел, как он сделал то же самое.

Мы сидели так минуту, оба глядя вперёд, пока замедлялось дыхание.

Я начал переживать. И составлять свои коробки обратно.

Только то, что Брайан был геем и только то, что он хотел испытать гейский поцелуй, не значило, что он хотел быть моим парнем. Или что я нравлюсь ему в романтическом плане.

Дерьмо. Что, если это испортило нашу дружбу? Брайан нуждался в этом якоре, и я тоже.

Он по-прежнему был закрытым. Ему нужно было разобраться с отцом. И он восстанавливался после ранения. Ему не нужно было больше никакого давления. И я не хотел казаться нуждающимся и витающим в облаках, будто отчаянно хочу его. Потому что это был не лучший вид.

— Если ты выставишь мне оценку, мне придётся тебя ударить, — пошутил я.

— О, я уже это сделал. Но это секрет, — отшутился он в ответ.

— Придурок.

— Неудачник.

Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. И всё показалось правильным.

— Эй. Что происходит в Чаттануге, остаётся в Чаттануге, — сказал я, протягивая кулак.

Брайан стукнулся о мой кулак своим.

— Спасибо. Но у меня есть ощущение, что ситуация с моим отцом раздуется так или иначе.

Наверное, он был прав. То, что ему пришлось соврать о выходных, вызывало переживания.

— Если раздуется, у тебя есть я, и Мэдисон, и Джозия, и мои родители тоже. Они тебя обожают. Ты же знаешь.

— Они отличные. Не могу понять, почему они не родили более интересного человека.

Это вызвало у меня смех.

— Ха-ха. Ты такой смешной.

Брайан улыбнулся.

— Так мы будем что-нибудь смотреть или нет? У нас ещё осталось несколько серий «Тёмного туризма», верно?

Серия о том, как кто-то плавает в радиоактивном озере и чуть не оказывается в зарубежной тюрьме, была как раз тем, что нужно, чтобы остыть и избавить свой разум от определённых тем.

Брайан заснул, пока сериал ещё шёл.

Глава 15

12.jpg

Брайан

— Меня зовут Брайан Маршал, и я был в столовой в Уолл 28-го сентября. Пуля пролетела через питьевой фонтан и угол стены и попала мне в спину. Я бы умер, если бы Лэндон не зажал мне рану и не говорил со мной. В тот день я потерял своего лучшего друга, Джейка. Ему выстрелили в спину, когда он убегал. И я видел, как много детей умерли прямо передо мной.

Мои слова были грубыми, но не дрожали так, как я ожидал. В кругу раздались бормотания сожаления и сочувствия. Мэдисон, сидя справа от меня, обняла меня, а затем, на удивление, Джозия слева тоже обнял. Лэндон был на другой стороне круга, возглавляя группу вместе с другими, но его взгляд прожигал меня.

Нас было шестнадцать подростков в конференц-зале — семь учеников из Уолл, шестеро из Паркленда и трое из старшей школы в Чаттануге, которые попросились посидеть. Дюжина родителей сидели в конце зала, включая маму Лэндона.

— Я Мэдисон О’Рейли, — сказала Мэдисон. — Я была в актовом зале, когда включилось оповещение об активном стрелке. Наш класс вышел через задний ход, и мы были в порядке. Но я ужасно боялась за своих друзей. Не думаю, что я когда-нибудь снова буду чувствовать себя в безопасности в общественном здании. Или где-то ещё, на самом деле.

Она вложила руку в мою. Я сжал её.

Девушка справа от Мэдисон выступила следующей.

Это был первый раз, когда я заговорил перед группой о том, что произошло. Было тяжело говорить слова, но признание этого придавало силу, будто это не значило, что я был слабым или сломанным. Это не значило, что я сделал что-то не то.

История лилась за историей, лицо за лицом отражало боль.

— Меня ранили через окно и…

— Я держал свою девушку, пока она…

— Я прятался в кабинете и увидел обувь стрелка. Я подумал…

«Я действительно подумал, что умру».

Моё сердце налилось и разгорячилось, будто горящий камень сменил бьющуюся мышцу в моей груди. В какой-то момент я понял, что держу за руку и Джозию, они с Мэдди сидели по обе стороны от меня. Впервые казалось, будто, может быть, они мои друзья, а не только Лэндон.

Со столькими детьми произошло худшее, что было возможно. Я мог посмотреть на них и знать, без вопросов, что они были жертвами, ясно и просто. Не важно, что они сделали, чтобы выжить, они были невиновны. Может быть, не было подходящих слов, чтобы сказать, почему они сидели здесь, когда другие погибли…

Почему я сидел здесь, когда Джейк умер.

…но я был очень рад, что они выжили. И может быть, сочувствуя им, я мог посочувствовать и себе? Лэндон полдюжины раз говорил мне в целом то же самое. Но было легче поверить в это для кого-то другого.

Видеть, как по-прежнему борются другие, помогало мне чувствовать себя не таким слабым.

После того, как все высказались, Лэндон встал. На подставке во главе круга стоял большой флипчарт, и он открыл страницу с маркированным списком.

— И снова, я Лэндон из Уолл, и мы действительно очень рады, что вы, ребята из Паркленда, смогли встретиться с нами на этих выходных. И ученики из Школы Искусств и Наук Чаттануги тоже. Я общался с некоторыми из вас в Твиттере, и мы многому можем научиться по вашему опыту. И у меня есть ощущение, что если мы соберёмся вместе, то сможет повлиять больше. Так что, в попытках разобрать много материала за один день, мы придумали эту программу.

Мэдисон отпустила мою руку, чтобы достать блокнот и сделать пометки. Джозия тоже отпустил, посмотрев на меня с встревоженным вздохом, после чего забрался на стул с ногами и откинулся на спинку, слушая.

Я был удивлён, что Лэндон так всё организовал, потому что он не говорил со мной об этом. Но опять же, это меня вовсе не удивляло. Он неделями был сосредоточен только на этом.

Ученики Паркленда рассказали, какую проделали работу, с мэрией, автобусным туром, маршами и кампанией по регистрации избирателей. Они говорили о своём взаимодействии с приверженцами Второй поправки и о том, как обычно считали, что они не так уж далеко, если могут просто поговорить лицом к лицу о разумных законах об оружии.