Я разделся, взглянул на часы в надежде, что время обеда еще не скоро, и слепил веки. Но не успел я и пару раз упрекнуть себя в бесталанности, как порог перешагнул мой сосед.

— Ты все еще разлагаешься?

Арлен довольно живо засуетился: забросил учебники на полку красивым движением, которое будто репетировал миллионы раз, скинул школьный пиджак и смахнул с крышки ноутбука осевшую пыль. Все это было признаками отличного настроения — явления столь же редкого, как и мое вдохновение.

— Угу-у, — тяжко протянул я и одними лишь глазами, не поворачивая головы, наблюдал за парнем.

— Мне это совсем не нравится, — в его голосе скользнул упрек, и я спрятался лицом в подушку. — Иди, умирай где-нибудь еще. Опять застой творчества?

— Это не застой, а крах, — застонал я, будто действительно мучился перед смертью.

— Сегодня приедет твоя мать. Пожалей ее. Если она застанет тебя в таком виде, то сочтет, что я издеваюсь тут над тобой.

— Ты и так издеваешься, — перестав стонать, я начал скулить. И это, видимо, Дарси совсем допекло.

Рывком он перевернул меня на спину и губами впился в мои губы. Его ладони пребольно ущипнули меня за ягодицу, а зубы прикусили язык практически до крови. Он целовал меня против моего согласия, и было это так же возмутительно, как и возбуждающе.

— Пойдем в сад, — железно прошептал на ухо парень, и почти всем телом я ощутил его тяжесть. — Иначе я возьму тебя прямо сейчас.

— Нет, — завозился я, осознавая безумие этой идеи. Если бы кто-то застал нас, то скандала с отчислением не избежать. Я знал, что Арлен авантюрен и упрям, поэтому немедля согласился.

Через какое-то время вдвоем мы вышли из общежития и медленно, прогуливаясь, двинулись в сторону чугунного заборчика, оберегающего сад. Мне жутко хотелось идти ближе или даже взять Дарси за руку: так делают все влюбленные, я видел много раз. Но наша с Арленом любовь была отчасти проклятием. Я знал, что в мире есть мужчины, которые открыто заявляют о своей нетрадиционной ориентации, но мне почему-то казалось, что такое заявить я точно не мог. Я просто не был уверен, что парни мне нравятся, ведь испытывал отвращение к любому человеку, кроме старшеклассника, идущего рядом. И уж точно я не мог лгать, что девичье тело меня не привлекает. Напротив — до шестнадцати лет эрекция случалась только на женские образы. Я знал, что это как-то называется, но все время боялся уточнить. Тогда бы просто пришлось признаться самому себе. Я испытывал двойственные чувства: с одной стороны, понимал, что не будь я таким, то у меня не было бы Арлена, не было любви и настоящего счастья. С другой стороны, я чувствовал себя бракованным и униженным. Жаль, что в шестнадцать лет мало кто понимает, что отличаться от других — не всегда плохо.

— По-моему, за нами кто-то идет, — я пихнул в бок Дарси, а тот недовольно покосился на меня и ответил:

— Мисс Элизабет, наверное. Следит за нами. Вон в тех кустах, — парень указал на левую сторону аллейки.

— Я все равно не вижу, — прищурился я, а брюнет усмехнулся:

— Я несерьезно.

Он любил подводить меня к абсурдным ситуациям. Особенно, когда я находился в состоянии задумчивости. Секундно я разозлился, но тут же самому стало смешно. Вдвоем мы захихикали, и мои глаза с обожанием скользнули по лицу старшеклассника. Неудивительно, что его можно полюбить. Особенно, когда он смеется.

Вскоре за спинами скрипнула калитка, а ноги уводили нас все дальше и дальше. Парень видел, как я грущу, и, видимо, понимал, что для меня творчество важно так же, как для него бесконечное множество цифр. С Дарси мы были близки, поэтому он не мог не почувствовать, как дрожат струны моего настроения, и понять причину его желания поговорить было нетрудно. За черствым и надменным образом скрывалось сердце, которое умело по-настоящему любить и быть чутким. Поэтому, едва мы зашли поглубже, в самое сердце Хартвудского сада, парень спросил:

— Тебе нравится здешний сад?

— Нравится, — закивал я, наблюдая за тем, как возлюбленный закуривает.

— А цветы в нем?

— И цветы, — согласился я, глазами обводя небрежные клумбы.

— А нераскрывшиеся цветы?..

Я притих. Просто не понимал, к чему он клонит. В аромат цветов вплетался сигаретный смог, и этот странный запах ассоциировался у меня с любовью. Но всю романтику напрочь глушила моя странная депрессия. Дарси продолжил:

— Знаешь, я невольно сравниваю «Хартвуд» с садом. Все мы здесь нераскрывшиеся цветы. А учителя нас растят. Иногда заботливо, а иногда нет. Кто-то сможет распуститься. А кто-то не сумеет. Ну, будто поникнув… — слова прервались жадным вдохом никотина. — Но раскроемся или нет, зависит не только от других, но и от нашей собственной воли к жизни. Цветы, ты ведь видел, способны пробивать камень, когда стремятся к солнцу.

Окурок упал на асфальтированную дорожку, и по ней рассыпались сотни огненных брызг. Ладони Арлена легли на мои плечи, а его умные глаза впились в меня взглядом, от которого переворачивался мир. И я понял, что я не имею права сдаваться. Как и никто другой, кто хочет стать тем, кем всегда мечтал. К горлу подступил ком, но я сдержался под натиском дивной силы, исходившей от юноши. И я осознал, что никто не сможет сломить меня. Никогда, пока он рядом.

— Корни таких слабых, казалось бы, цветов пробивают асфальт. Ими растения разрушают любой натиск. И нам под силу, Нил. Не сдавайся. Только и всего.

— Никогда, — уверенно произнес я и покачал головой. А в глазах моих застыли слезы.

— Ну, чего ты расплакался, как девчонка? — усмехнулся Дарси и ладонями приник к моим заалевшим щекам. Напряжение спало. — Я ничего тебе обидного не сказал же. Напишешь ты свою книгу. И я буду первым, кто ее прочтет. Обещаешь?

— Обещаю, — согласился я, а затем обнял его настолько крепко, будто расставался с ним на всю жизнь. — Спасибо.

— Спасибо не мне, — ответил парень, и его горячая усмешка обожгла мое плечо. — А тебе, за то, что ты здесь.

Люди часто стремятся к счастью, делая все возможное, чтобы гордо носить звание счастливого человека. Но ни деньги, ни власть, ни бесконечные знания или талант не способны продлить это чувство навечно. Арлен однажды рассказал мне, что существуют химические вещества, которые могут жить всего несколько секунд, а то и меньше. Наверное, счастье можно сравнить именно с ними. Всю жизнь мы гонимся за бесконечной эйфорией и порою даже не задумываемся, что на самом деле счастье измеряется лишь несколькими мгновениями. Так вот, каждое такое мгновение для меня — прикосновение Арлена, вкус его губ и мудрость слов. Еще — покупка новой книги, пришедшая в голову рифма или идея. Осознание того, что у тебя есть друзья, которые искренне улыбаются.

Старшеклассник отступил, а затем, словно играя, резко притянул к себе, приникнув губами к моим губам. Я подтянулся, приподнявшись на носочки, и ухватил его за отворот пиджака. Нас обдувал свежий весенний ветер, донося ароматы юных цветов. И жизнь вокруг казалась поистине дивной.

— И все-таки мне кажется, что тут есть кто-то, кроме нас, — напряженно заметил я, когда Арлен позволил мне отстраниться. Я облизал укушенную губу и с тревогой огляделся по сторонам.

— Нас никто не будет здесь искать, параноик, — скривился Арлен, по-хозяйски запустив ладонь в мои волосы.

— Пожалуй, — согласился я и постепенно расслабился.

***

Этим же вечером меня забрала Нора. Не сказать, что я был безумно рад, но деваться было некуда. Эти выходные провести с Дарси все равно бы не удалось — к нему тоже собирались приехать оба родителя. «Как всегда будут промывать мозги насчет экзаменов и университета», — жаловался возлюбленный. «Мне без разницы, где учиться. Только бы не в Германии. Хочу выбрать что-нибудь многопрофильное. Чтобы там и отделение литературы было. Ты же понимаешь, на что я намекаю?». Конечно же, я понимал. Мало того, был искренне рад, что Арлен видит меня в своем будущем. Мой кризис начал отступать и медленно я начал возвращаться к нормальной жизни: чистый лист уже не пугал меня, и изредка я делал различные наброски, чтобы набить руку в писательстве. А Дарси вечно подбадривал меня, отчего я был практически до слез счастлив. Как и любой человек, я был безумно рад, что моими увлечениями интересуются другие.

С Норой и Гидеоном мы провели почти весь вечер в Хартпуле: сходили в кино, поели в кафе, потом мамин мужчина выпил две пинты пива, и за руль пришлось пересесть уже ей. Мы катались по вечернему городу и разговаривали обо всем на свете. Мне казалось, что последние месяцы меня будто тисками сдавливало, а теперь отпустило. Я не держал ни на кого злости, не чувствовал себя виноватым и униженным. И в момент, когда мои глаза скользили по линии ярких фонарей за окном автомобиля, казалось, что лучшего душевного состояния быть просто не может. На ночь мы устроились в небольшом мотеле на краю города, если у таких маленьких городишек вообще есть край. Мне досталась собственная комната с огромной кроватью, большим телевизором и огромным окном, выходящим на трассу. Но воспользоваться всеми прелестями номера сил не осталось: за целый день я изрядно утомился и к полуночи был готов свалиться с ног, да так, что, казалось, усну за долю секунды. После душа и чашки чая ритуально на ночь я проверил телефон. Одно единственное сообщение, несложно догадаться, от кого: «Соглашайся». Я хмыкнул и вздохнул. Чего он имел в виду, было непонятно. Иногда Арлен любил говорить загадками, и с этим я смирился. Но разгадывать их у меня не было сил. «Узнаю завтра», — подумал я, и, как предполагал, уснул за одно мгновение.

Утром меня разбудил стук в дверь. Едва я поднялся с кровати и отпер замок, увидел на пороге Нору. Ее лицо носило отпечаток крайней обеспокоенности, которая тут же передалась и мне.

— Что ты натворил, Нил? — спросила она, глазами впиваясь в сонного меня.