Я продолжил:

— Там от кровати до кабинета идти минут пять. На завтрак целая куча всего. Еще там посложнее, чем в Рочестере. Ну, в плане учебы. Ребята тоже ничего, — на последней фразе мой голос чуть потух.

— С кем ты дружишь?

— Много с кем. Лили помнишь? Я тебе о ней говорил осенью еще, когда звонил. Потом я подружился с Лео. Видела бы ты, какая она красивая. Блондинка. Строит из себя строгую, но у нее доброе сердце. Еще Гаррет. Мы были соседями. Его я тоже упоминал.

— Да-да, — мягко рассмеялась Роза. — Тот, что жутко неаккуратный, но дружелюбный. А другой мальчик? Как там его… Аллен?

Я счастливо заулыбался, а потом поправил ее: «Арлен». Потрясающе, что она все помнит. И тут же поспешил поделиться впечатлениями о возлюбленном:

— Он великолепный. Просто описать не могу. Представь — высокий, красивый парень, при этом потрясающе умный, острый на язык. От него без ума все девчонки в школе. Неудивительно, — восхищенно лепетал я, закатывая глаза от удовольствия и оживленно жестикулируя.

Тетя тактично кивала мне, не перебивая.

-..такие цифры, — восклицал я в порывах, — что я даже не знаю их. А он решает сложнейшие примеры. И причем быстро, как будто это легко. А порой посмотрит так, что меня знобить начинает. Особенно, когда злится. Он сейчас в Германии. По-немецки, кстати, говорит как самый настоящий герр.

— Вы друзья? — абсолютно невинно спросила меня собеседница. Я оказался немного обескуражен и смог лишь мелко закивать в знак согласия.

Вскоре мы решили повернуть назад, и всю оставшуюся прогулку я посветил расспросам о жизни Розалин. Оказалось, что она приехала временно: хочет немного помочь брату с новорожденным. При этом пообещала, что никогда не скажет, что Джонни — ее любимый племянник. И я растаял, греясь по-настоящему утопическим вечером. Но мое настроение, соответствующее тогдашнему цвету неба, быстро потемнело. Едва нога тети ступила на порог, она обернулась и с некой горечью произнесла:

— Нил, будь разумнее.

Я не понял, что она имела в виду, и вопросительно изломил брови. А Роза добавила:

— Ты даже о книгах никогда так не рассказывал. Не то, что о людях. Не делай ошибок, о которых будешь жалеть.

Я взглянул на нее с застывшим в глазах ужасом и недоумением. Неужели поняла? А тетя тем временем махнула рукой в сторону входа:

— Пойдем, выпьем чаю. Ты, наверное, замерз.

***

В общем, своими каникулами я был очень доволен. Мало того, что я наконец-то побывал дома, так еще и встретил двух новых людей, увидел своего брата и, конечно, провел время с тетей Розалин. Кроме того, чувствовал, что все точки над «i» оказались на своих местах. Мне было гораздо легче смотреть на отца и мать, живущих порознь. Недаром говорят, что жизнь закаляет нас. То, что вчера бурлило трагедией, обратилось в штиль, который лишь изредка отдавался тупой болью. Но я верил: свою жизнь устрою так, что никому никогда не причиню вреда и боли. Да и не похож я на инфернального человека, чтобы такое произошло со мной.

Весной наша школа наполнялась особенной жизнью. Дети оттаивали после зимы, и по коридорам вновь бродили сплетни, хихиканья и взгляды. Особенно становились активны девушки: все чаще они краснели, делились секретами и устраивали посиделки на увитой плющом террасе. Парни вообще-то тоже не отставали. Вот, если раньше Гаррет совсем не хотел, чтобы об их отношениях с Кейлин знали, то теперь часто целовал ее прилюдно. Или Вацлав. Лишь недавно он жаловался на безответную любовь к кому-то из девчонок, а теперь не смущался отношений с моей одноклассницей Норой. Хотелось бы ее, конечно, предупредить о его характере, но дело их личное. Меня вообще не очень интересовала суета вокруг. Моя любовь была крепка несколько месяцев назад, такой же крепкой и осталась. Любовная лихорадка не задела нас с Арленом.

Цветы начали распускаться, источая едва уловимые ароматы, которые, смешиваясь, представали единым — так, наверное, пахнет юность: легко и свежо, отважно и ярко, по-своему и с надеждой. Лицо мое обдувал теплый ветер, а я вышагивал по асфальтированной дорожке, наслаждаясь тем, что подарила мне жизнь. Деревья приветствовали меня — гнули ветви, как спины, в поклоне, а я мысленно кланялся им в ответ. Едва различимые сквозь молодую зелень прутья забора уже не казались мне клеткой, напротив — защитой. После занятий и обеда я решил прогуляться, в надежде, что весенним ветром в голову задует какие-нибудь идеи.

Внезапно взгляд мой отметил нечто, что заставило удивиться. Я даже тихо, едва слышно, подошел, чтобы точно убедиться: на траве, прямо под огромным кленом (кора которого, кстати, пестрила всякими любовными тождествами), крепко сомкнув глаза, лежала Лео. Девушка не двигалась — лишь размеренно вздымалась ее грудь, и порою трепетали веки. Она спала. Удивленный и заинтересованный, буквально на носочках я подкрался к подруге, но моего присутствия она не ощутила. Спала все так же крепко, словно вовсе не живая. Рядом с нею лежал журнал, название которого прежде я не встречал — нечто, посвященное журналистике. Еще раз кинув улыбающийся взгляд на Паттерсон я тихо, стараясь не разбудить ее, взял журнал в руки. Оказалось, что страницы были заложены где-то на середине. Я распахнул их и тут же изменился в лице. И изумил меня ни какой-то текст или пометки в нем, а то, что служило закладкой. Я вынул из сгиба карандаш, и на солнце блеснула золотистая гравировка с моим именем. Тот самый. Который я потерял давным-давно. Или думал, что потерял?..

Внезапно девушка зашевелилась — видимо, все-таки ощутила, что я рядом. Медленно она открыла глаза, проморгалась и повернула голову в мою сторону. Я все так же сидел в недоумении, в руке держа вещь, некогда принадлежащую мне. Наши взгляды встретились, и Лео испуганно встрепенулась. В ее золотистых волосах гуляло солнце, просочившееся сквозь ветви дерева, кожа будто сияла, как у вампира из пресловутой саги. Первые несколько секунд она не знала, что сказать, но собралась с мыслями и произнесла:

— Я давно хотела тебе его отдать. Ты потерял его однажды после занятия у Бронкса. Я подобрала. Но как-то все подойти тогда не решалась.

— Ничего, — постарался уладить ситуацию я.

Девушка поднялась и продолжила:

— Возьми его. Я тогда долго наблюдала за тобой, ища подходящий момент, чтобы вернуть. Но так и не смогла. Мне, наверное, просто хотелось иметь повод продолжать на тебя смотреть.

— Зачем? — поинтересовался я, изломив брови.

— Ну, мне было интересно. Мы тогда с тобой не общались. Я тебя даже недолюбливала. А потом стала наблюдать и издалека смогла понять, что ты за человек.

— И что же? — я вернул карандаш в сгиб журнала и вытянул ноги.

— Очень аккуратный с книгами. В библиотеке всегда вдумчиво выбираешь. Еще, когда что-то учишь, постоянно старательно подчеркиваешь. А когда читаешь, утопаешь в тексте. Такие глаза у тебя сразу — будто ты не здесь. Я обычно сижу в библиотеке недалеко от тебя. Все наблюдала и думала: подойти отдать или не тревожить. И так все это время. А в классе. Будто отгораживался ото всех. Или вовсе сбегал. Не поймать. А когда с кем-то разговаривал в коридоре — с соседом своим или с Блейн этой, всегда внимательный к чужим словам. Вот и на меня сейчас смотришь так…

Я чуть зарделся и смущенно отвел взгляд. Такие вещи говорит… Видимо, еще ото сна не отошла.

— Оставь его себе, раз пользуешься, — произнес я. — Мне не жалко. Для тебя особенно.

В тот момент очередь краснеть настала Паттерсон. Она поджала губы, будто боролась с желанием что-то сказать. На лбу ее появилась задумчивая морщинка. И Лео уже была готова произнести нечто, как над нами нависла тень. Вдвоем мы подняли глаза и увидели Арлена, который стоял напротив, запустив руки в карманы. Он молча наблюдал. Затем кивнул моей однокласснице в знак приветствия, и золото его глаз обратилось к моему лицу. Я поежился: майский день пронзил октябрьский холод от его присутствия. Что-то случилось, я был уверен.

— Гуляешь? — рассеянно поинтересовался я у Дарси, а тот молча и с долей сарказма кивнул. А затем заявил:

— Пойдем со мной.

— Куда? — спросил я и перевел взгляд на Лео в поисках ее реакции. Девушка неодобрительно сверлила взглядом моего возлюбленного.

— Поговорить надо.

Я нехотя встал и пошел следом за парнем, на прощание оставив однокласснице извиняющуюся улыбку.

Сперва мы шли рука об руку в неком напряженном молчании. Я изредка глядел на Арлена, а тот размышлял. Выглядел он недовольно, даже немного злился. Впредь было подумал, что из-за меня, но вскоре я дождался объяснений.

— Она призналась мне. Твоя чертова подружка.

— Кто? — спросил я, на что получил ответ:

— Блейн. Я отшил ее.

— Грубо?

— Довольно-таки.

Мы свернули в самую глубь сада, и Арлен закурил. Я видел, что ситуация неприятна ему. Он продолжил:

— Знаешь, меня она беспокоит.

— Она просто влюбленная девушка. Это пройдет. Сколько таких… Если хочешь, я поговорю с ней.

— Поистине странная влюбленность. Я заметил, что она глаз с меня не спускает долгое время. А сегодня подловила после обеда, завела за общежитие и сказала, что я единственный, кого она будет любить всю свою жизнь. Но дело не в этом. А в том, что, по-моему, она неприятно удивилась, когда я сказал, что люблю другого человека. Она ждала чего-то ответного.

Горло сжал спазм, и я ощутил жуткую вину глубоко на дне себя. Отчасти мы оба были виноваты в этом, ведь давали ей ложные надежды. Я — словами, Арлен — своим поведением, приветливостью. Лили не знала, что это было лишь жалостью, и банальное хорошее отношение приняла за любовь.

— И как она отреагировала?

Дарси затянулся в последний раз и бросил окурок. Сотнями огненных брызг он разбился о старый, покореженный асфальт аллейки.

— Заплакала. И сказала, что не верит. Мне надоело, и я решил уйти. Вслед крикнула, что я пожалею. Она всегда была такой странной?