Я захожу в горячий душ и подставляю тело под воду. Его скрипучий голос снова звучит в моей голове. Он ничего не сказал после того разговора, даже не пытался меня разговорить. Я не знала, что делать и что сказать. Все, о чем я могла думать, – это почему он не спросил, по какой причине удар пришелся именно на меня. Он спрашивал обо всех мерзких людях, которых убивал. Но не спросил обо мне, и, казалось, даже не собирался поставить меня в известность.

Эмоции слишком сильные, чтобы их сдерживать. Они пожирают меня изнутри, и если я не возьму себя в руки, то страшно представить собственную реакцию. Это больно. В груди сдавливает так сильно, что я бью по стене душевой, а затем поднимаю левый кулак, бью им и начинаю кричать.

Наблюдаю, как кровь стекает по стене и смешивается с водой под ногами. В запястье вспыхивает боль, но мне все равно. Мне даже приятно, я надеюсь, что, может быть, она отвлечет меня от боли, что терзает мою грудь изнутри.

Я понимаю, что принимаю желаемое за действительное, когда надеюсь, что смогу скрыть такую сильную боль. Ноги меня не держат, я сажусь под струи душа. Пусть. Всхлипывание добавляет боли, новые волны буквально растекаются в груди. Слезы льются, из носа течет, и в какой-то момент я начинаю материться.

Не знаю, сколько я там просидела, но все же я выхожу из душа и заворачиваюсь в полотенце. Глянув в зеркало, вижу полнейший кошмар вместо лица. Глаза опухли, нос покраснел, лицо отекло. Никогда в жизни я так не выглядела. Никогда в жизни я еще не позволяла себе плакать так долго.

Это он меня вынудил. Сейдж вынудил меня пережить столько эмоций, сколько раньше я себе не позволяла, и это меня сломало. Он сломал меня. Не знаю, когда и как, но это случилось. И теперь я в бешенстве из-за этого.

Не подумав одеться, я вылетаю из ванной в полотенце и застаю его на кухне, укладывающим вещи в шкаф.

‒ Почему ты не спросил обо мне? Ты убил всех этих людей ‒ что меня не трогает, вау ‒ и всегда узнаешь, зачем они умрут. Но не спрашиваешь обо мне. Почему ты не выяснил, зачем убивать меня? ‒ кричу я. Кулаки сжаты по бокам, и я в трех секундах от попытки выбить ему зубы.

Он закрывает шкаф и поворачивается ко мне, лишенной рассудка и превратившейся в один рыдающий и почти разрушительный сгусток эмоций.

‒ Макс, ты в порядке? ‒ спрашивает он и протягивает ко мне руку. Боль во взгляде и мягкий тон в обеспокоенном голосе ‒ это уже слишком.

Я поворачиваюсь и бью его по руке, пока он еще не коснулся меня.

‒ Нет. Очевидно, я не в порядке. А теперь ответь мне на вопрос, Кэтч.

Он дергается как будто от оплеухи, когда я называю его кличку вместо имени.

‒ Макс, я запутался. Мне предложили вступить с тобой в контакт, и я не знал, как это сделать. В тот день я снял с твоего рта скотч, чтобы услышать от тебя, что ты натворила. Я не спросил потому, что не хотел никаких противоречий с твоими словами. С самого начала я знал, что тут что-то не чисто, ‒ он наклоняется вперед и кладет руки на колени. ‒ Боже, Макс, из-за этого ты была столь молчалива?

‒ Отчасти. На меня свалилось все и сразу. Я поняла, насколько ты опасен, и еще ты не спросил, зачем кому-то моя смерть. А, и еще ты все говорил хриплым, скрипучим голосом, а я просто... боже, я не знаю. ‒ Я запускаю пальцы в волосы и вздрагиваю, пошевелив костяшками.

Сейдж хватает меня за руку.

‒ Какого хрена, Макс? ‒ Он смотрит на разбитые костяшки и подводит меня к раковине. Я не заметила, что они снова кровоточат.

‒ Я ударила стену душевой. Вообще-то удивительно, что ты не слышал того шума, что я там устроила, ‒ говорю я, пока он промывает руку водой.

‒ Я ходил в магазин. Макс, что с тобой творится? ‒ Теперь он прижимает чистое полотенце. Я качаю головой. Знаю, что со мной, но мне страшно это произнести. Страшно, что если скажу вслух, то изменюсь еще сильнее, чем до сих пор. Страшно, что стану еще более уязвимой, чем уже стала.

Но боже, с этим человеком я чувствую, что все эти эмоции вполне нормальны.

Наверно, вопрос в том, нормально ли мне быть уязвимой во всем, что касается Сейджа?

Он кладет бинты на комод и наматывает их мне на руку.

‒ Пожалуйста, поговори со мной, Макс. Прости. Я должен был сказать тебе, почему не спросил. Это не потому, что мне все равно, а потому, что стоило мне увидеть твою фотографию, мне стало совсем не все равно. Мне всегда было не все равно, а теперь ты вляпалась вслед за мной, потому что я не смог отказаться. ‒ Он наклоняет голову и прикасается лбом к моему лбу. ‒ Я тебя не заслуживаю, Макс. Вначале я пытался оттолкнуть тебя, но я гребаный эгоист, который получает все, что хочет.

У меня кружится голова, я верю каждому его слову. Протянув руку, я беру его сильный подбородок в свои руки, наслаждаясь ощущением щетины на нежной коже.

‒ Боже, Макс, ты напугала меня до чертиков, когда замолчала. Ты даже не смотрела на меня, я не знал, как все исправить...

Я прижимаю палец к его губам.

‒ Ты испугался? Большой плохиш, надирающий задницы, Сейдж Кармайкл испугался?

‒ Детка, ты закрылась от меня и я подумал, что может быть ты, наконец, поняла, что можешь найти кого-то получше меня, ‒ говорит он.

Я чувствую его дыхание на своих губах и закрываю глаза.

‒ Сейдж, ты меня заслуживаешь. Всю меня, навсегда.

Я сглатываю комок, застрявший в горле, потому что собираюсь сказать ему то, что никогда и никому не говорила. И не могу поверить, что скажу это первая, но дольше сдерживаться уже не могу. Иначе сойду с ума. Я целую его в правый угол рта, затем в левый, потом легко и сладко целую его в губы.

‒ Сейдж, я влюбляюсь в тебя. Если еще не влюбилась. ‒ Я ухмыляюсь, голос как будто пьяный. ‒ Прости, все это ново для меня, и я не совсем понимаю, что делаю, но...

‒ Заткнись, Макс, ‒ рычит он.

Сейдж зарывается пальцами в мои спутанные волосы на затылке и легонько тянет. Он закрывает глаза ‒ у него желваки так и ходят ‒ и сильнее прижимается к моему лбу. На долю секунды мне кажется, что я сказала что-то не то. Затем его глаза распахиваются, и он легонько целует меня в губы.

‒ Макс, милая, нужно выбираться отсюда, ‒ шепчет он.

‒ Что? У нас такой момент, а ты хочешь уйти?

‒ Ситуация хуже, чем я думал, и если сегодня мы с тобой будем заниматься любовью, то не на моем диване, ‒ он отпускает меня и отходит. ‒ Иди одевайся, я отнесу наши сумки в машину.

У меня трясутся колени, дыхание прерывается, и меньше всего я хочу перебираться в отель.

Я хочу его. Прямо. Сейчас.

И, как будто прочитав мои мысли, он снова хватает меня за волосы и оттягивает голову назад. Опустив рот к моему уху, он облизывает мою чувствительную мочку. Я чувствую, что между ног мокро, и напрягаюсь от желания, которое может удовлетворить только он.

‒ Сейдж, ‒ дыхание прерывается.

‒ Знаю, детка, но не здесь, ‒ рычит он мне в ухо. ‒ Теперь иди надень что-нибудь на свою прекрасную маленькую задницу, потому что я почти готов вынести тебя отсюда в полотенце. И это не хорошо. ‒ Сейчас он настолько близко к моему рту, что я чувствую движение его губ, когда он говорит.

‒ Не хорошо, да? ‒ выдыхаю я.

Он проводит рукой назад по полотенцу, всей ладонью обхватывает мою задницу и сжимает ее так властно, почти до боли.

‒ Не хорошо, потому что если кто-нибудь увидит тебя такой, кажется, мне придется его убить.

О, небеса. Вау.

Я вырываюсь из его хватки и бросаюсь в ванную, чтобы натянуть первое, что попадется под руку. Красный кружевной лиф, поношенные джинсы и черный свитер с глубоким вырезом. Я не беру трусики просто потому, что не могу их достать, и мне не нравится идея копаться в сумке ради них. Я выношу одежду к складу, бросаю сумку Сейджу и роняю полотенце на пол.

Смотрю на него и вижу, как он разглядывает меня широко распахнутым изголодавшимся взглядом. Его тело сотрясает дрожь, он качает головой. Кажется, я слышу, как он бормочет что-то о том, как я пытаюсь его убить. Не могу ничего поделать с довольной улыбкой.

Десять минут. Ровно столько нам требуется на то, чтобы добраться до отеля. И эти десять минут я не могу оторвать руки от его тела. Щипаю, облизываю и посасываю его шею, уши и губы. Мои соски торчат через ткань лифчика, и я определенно промочила джинсы насквозь.

Это безумие. Я схожу с ума от этого красавчика, и меня ни на йоту не волнует, насколько он опасен. Знаю, он никогда не причинит мне боль. Для этого у него была отличная возможность в первый день нашего знакомства. И да, он убивал людей, он убийца, но мне плевать. Он мой убийца. Мой. Сейдж Кармайкл мой. И мне плевать на его прошлое. Меня заботит только его будущее, потому что знаю, что если меня там не будет, то у меня не останется причин дышать. Он стал для меня воздухом, так же как я стала воздухом для него.

Я полностью пропала, я обнажена и влюблена, и нормально отношусь ко всем этим трем пунктам.

Когда мы входим в отель, я сразу же иду к лифту. Сейчас только 4:30 утра, так что в отеле тихо. Нужно оставить между нами хоть какое-то расстояние, иначе я растерзаю его, пока он нас регистрирует. Ноги скрещены, бедра напряжены, кулаки сжаты по бокам. Такое ощущение, будто нужно пробежаться, хотя это невероятно ‒ я должна быть уже измотана.

Наконец, мы оба входим в лифт. Как только дверь закрывается, он набрасывается на меня. Он поднимает меня над полом и прижимает спиной к стене лифта, проскальзывая бедром между моих ног. Его рот касается моего, медленными методичными поцелуями, от чего все внутри меня напрягается и дрожит от желания. Я толкаю бедра вперед, трусь киской о мышцы его бедра. Я прерываю поцелуй и откидываю голову с мучительным стоном.

‒ Дьявол, этот лифт должен ехать быстрее, ‒ рычу я. Слышу его хмыканье. ‒ Ой, я сказала это вслух.

Его рот снова рядом с моим, и он улыбается.

‒ Да-да, сказала.

Слава небесам, чертов лифт останавливается, и я обхватываю талию мужчины ногами. Он несет меня до двери, а я открываю ее карточкой.

Он не кладет меня на кровать, а ставит на ноги. Я просовываю руки под его футболку и расправляю ладони, проводя вдоль по разгоряченному упругому торсу, поднимая при этом футболку. Когда она оказывается над его головой, я набрасываюсь на один из его сосков языком. Он стонет и отходит назад, чтобы стянуть мой свитер через голову. Я вижу, как огонь зажигается в его глазах, из-за этого мои соски тут же твердеют.