— Ты прав, тысячу раз прав, — поддержал его Тумуржав. — Но пока рано говорить о завтрашнем дне. Однако разумный, трезвый политик, я думаю, разберется в сути происходящего.

— А что будет завтра? — спросил Батбаяр.

— Говоря о завтрашнем дне, мы имели в виду ближайшее будущее, — пояснил Тумуржав. — Настроение трудящихся масс в России таково, что в ближайшее время могут произойти важные перемены. Конечно, дело это — наше, внутреннее. Но и ваш народ, друг мой Батбаяр, должен для себя решить: страдать ли ему по-прежнему под гнетом эксплуататоров или же, взявшись за оружие, завоевать себе право на новую, лучшую жизнь. Я, брат, журналист, работаю в печатном органе одной рабочей организации. Интересуюсь Монголией, желаю ей только добра. И, если позволишь, хотел бы кое-что у тебя спросить.

— Я с радостью расскажу вам все, что мне известно, — смутившись, сказал Батбаяр. — А если чего не знаю, не обессудьте. Я ведь только слуга своего господина.

Беседа затянулась до поздней ночи. Тумуржав расспрашивал Батбаяра о климате и географическом положении Монголии, об образе жизни монголов, о положении бедных и имуществе богатых, о китайских и русских купцах, торгующих на территории Монголии, о газетах, которые выходят в стране, о недавних боевых действиях против маньчжурских войск. Тумуржав слушал очень внимательно, а потом сказал:

— Судя по твоему рассказу, Батбаяр, Монголия — страна очень отсталая, да и народу вашему несладко живется. Вы вот находились под гнетом Маньчжурской империи, а Маньчжурская империя сама явилась объектом экспансии великих держав. Не стало империи, и все же китайцы пытаются держать вас в повиновении. Делают все, чтобы Монголия оставалась бедной, экономически отсталой страной. Ваше стремление освободиться от чужеземного рабства, провозгласить независимость вполне справедливо. Но глупо было бы винить в ваших бедах китайский народ; он такой же бесправный, как и мы с вами. Власть предержащие — вот кто истинный виновник ваших страданий и бед. Так же обстоит дело и у нас в России: самодержавие — слепо и глухо к чаяниям народа…

Батбаяр слушал, затаив дыхание, стараясь не пропустить ни единого слова, и думал: «Вот это человек! Как верно он говорит! Как широко мыслит, как искренне волнует его все, что происходит в нашем огромном мире».

Уже перевалило за полночь, а они все сидели и разговаривали.

Временами Батбаяр слышал, как шумит река. На сердце у него было радостно. «Хорошие люди, — думал он. — Со мной, простым слугой, беседуют как с равным. Интересно, о каких переменах они говорили?»

— Вот мы и познакомились друг с другом поближе. Надеюсь, что встречаемся не в последний раз, — сказал Бавгайжав, разливая по рюмкам вино.

— И я искренне рад нашему знакомству, — пожимая руку Батбаяру, проговорил Тумуржав. — Прекрасный был вечер, мы провели его с пользой. Счастливого вам возвращения на родину, уважаемый Батбаяр.

Они чокнулись, выпили и стали прощаться. Бавгайжав пошел провожать Батбаяра.

Они шли берегом залива, и тут Батбаяру показалось, что мир, весь огромный подлунный мир, вдруг ожил и, словно волны, бушует, грохочет…

Намнансурэн вернулся в Петербург через пять дней. Батбаяр встретил своего господина у входа в гостиницу и не заметил на его лице ни малейшего проблеска радости.

Не успел Содном войти, как Батбаяр его спросил:

— Ну, как съездили? Что видели?

— Проехались вдоль берега Черного моря. Замечательные места, скажу тебе. А какие женщины на набережной! Эта им и в подметки не годится, — сказал Содном, указывая на картину, висевшую на стене.

— Выходит, кроме баб на пляже, ты ничего не видел?

— Ну что ты! Мы плавали на пароходе, показали нам военные корабли. Поел я там вдоволь винограда и других фруктов. Словом, многое удалось посмотреть, спасибо господину.

— Спасибо господину, говоришь? А может, народу? Ведь это его волей мы сюда приехали, — возразил Батбаяр.

— А-а, не знаю, не знаю. Мы люди темные, тебе не чета. Где уж нам разбираться в таких премудростях, — с досадой ответил Содном.

— Ладно, нечего кипятиться. Лучше расскажи, как обстоят дела у нашего премьер-министра? Как вас там принимали?

— Э-э, брат. Принимали-то нас хорошо и угощали отменно. Да только вот дела наши недалеко продвинулись. Сейчас расскажу тебе все по порядку. Принимал нас царь в огромном дворце. Народу видимо-невидимо: все знать да высшие армейские чины. Сколько залов прошли, пока до главного дошли, я и со счета сбился.

— Ну и что дальше?

— Дальше. Вошли мы в зал для аудиенций. Премьер-министр подошел к царю и царице, развернул хадак, приветствовал их от имени богдо-гэгэна Монголии, а затем вручил им обоим ордена «Эрдэнийн очир». Царь что-то шепнул на ухо царице, а потом обратился к Намнансурэну:

— Много ли в Монголии таких, как вы, бравых мужчин?

Намнансурэн улыбнулся и, глядя на царя, не задумываясь, ответил:

— Таких, как я, государь, в Монголии бравыми не называют.

— Это — последнее, что я услышал с того места, где стоял. Господа сели в кресла и долго беседовали, переводчик переводил. Он-то и рассказал мне, о чем был разговор. Наш господин требовал, чтобы Россия признала Монголию как суверенное, независимое государство и чтобы был исключен из русско-китайской декларации пункт, где говорится, что территория Монголии является частью Китая. Намнансурэн прямо заявил, что наша страна никогда не согласится на вассальную зависимость от Китая. На это царь ответил:

— Мы думаем, что вам не следует пока ставить вопрос о создании суверенного государства. Наведите сперва порядок у себя в стране. Этого требует история! Возьмите хотя бы свое государство времени Чингисхана.

— Преклоняюсь пред вашей мудростью, государь! — сказал Намнансурэн. — Однако позволю себе возразить. Именно зависимость от другой державы и является главным препятствием на пути решения всех наших проблем, как внутренних, так и внешних. В сложившейся ситуации многое зависит от вашей страны, а посему нижайше просим вас, государь, нам помочь.

Царь помолчал и сказал:

— Так мы можем долго дебатировать, господин премьер-министр. А вы, я вижу, заядлый спорщик! Но на сегодня достаточно. Вернемся к этому вопросу после русско-китайско-монгольских переговоров. Благодарю за награды и прошу вас, господин премьер-министр, передать богдо-гэгэну привет и наилучшие пожелания!

— Прошу прощения, государь, за назойливость, — поднимаясь со своего кресла, сказал Намнансурэн. — Вряд ли нам представится возможность еще раз побеседовать, поэтому я позволил себе столь долго утруждать вас. На прощанье хотелось бы просить вас дать указание своему правительству руководствоваться на предстоящих переговорах по Монголии не только положениями русско-китайской декларации, но и законными интересами моей страны.

— Что ж, постараюсь, — уклончиво ответил монарх.

— Вот и все, — закончил свой рассказ Содном.

Батбаяр сидел за столом, подперев рукой подбородок. Не обрадовал его Содном новостями.

— Выходит — нам на роду написано быть вечно у других в подчинении, действовать по чужой указке, — едва слышно произнес Батбаяр, словно обращаясь к самому себе.

«И почему так получается? — думал он с грустью. — Сказал же Тумуржав: «У вашей страны тяжелое прошлое. Столько лет были вы под игом чужеземных завоевателей. А все же не захирела, не иссякла монгольская земля. Есть у нее и светлое будущее. Возродится на ней независимое государство. И тогда никто не скажет, не посмеет сказать, что бесследно исчезла монгольская нация, монгольская культура. А свою отсталость и мрачное прошлое вы должны предать забвению!» Вот как говорит он о нас, монголах! А царь и его чиновники испокон веку нас презирали, и не собираются менять своего отношения к нам. А ведь все они граждане одной страны: и Тумуржав, и царь, и его чиновники. Отчего же мыслят они по-разному? О каких это «важных переменах» говорил Тумуржав? И как могут они повлиять на судьбу нашей страны?..»

— А не прогуляться ли нам с тобой, друг, — прервал размышления Батбаяра Содном. — Частенько ты что-то грустишь в последнее время. По дому заскучал, что ли?

Они оделись и вышли из гостиницы. Декабрьская стужа пробирала до костей, но друзья, словно не чувствуя холода, шли и шли навстречу ледяному ветру. Они долго бродили по набережной Невы, наблюдая не очень понятную и необычную для них жизнь огромного города. Торопились по своим делам прохожие, сигналили зазевавшимся пешеходам трамваи. Батбаяру казалось, что всех их подгоняла какая-то невидимая сила. «Скорее! скорее!» «А где же сила, которая расшевелит, подтолкнет и нас там, в Монголии?» — думал Батбаяр.

Намнансурэн все же решил втайне от русских провести встречи с послами некоторых стран, аккредитованными в России. С утра до позднего вечера в его номере слышалась разноязычная речь. Лысеющего седовласого старца, опирающегося на трость, сменил франтоватый молодой человек в смокинге и котелке. За ним, ведя на поводке собаку, явился представительный мужчина в летах. Премьер-министр принимал их очень радушно, щедро угощал и за трапезой вел с ними долгие беседы. О чем шла речь на этих полуофициальных встречах, Батбаяр не знал. Лишь однажды ему довелось быть невольным свидетелем беседы премьер-министра с послом Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. В тот день Батбаяр прислуживал гостям.

Посол, приехавший в сопровождении помощника, был в сером костюме. Большие темные стекла очков скрывали глаза.

На этой встрече, как и на остальных, премьер-министр выражал надежду, что великая держава, которую представляет господин посол, признает независимость Монголии и между обеими странами будут установлены дипломатические и иные отношения. Посол, попивая чай и потягивая сигару, живо интересовался разными сторонами жизни Монголии.