Около десяти дней длилось путешествие, и вот наконец монгольская делегация прибыла в Петербург, знаменитую во всем мире столицу России. Делегацию поселили в «Гранд Отеле». Гостиница поразила их своим пышным и богатым убранством: потолок поддерживали мраморные колонны, в нишах и на постаментах стояли скульптуры, на стенах висели картины, с которых застенчиво взирали на мир обнаженные женщины. Повсюду царили чистота и порядок.

Русские взяли на себя охрану премьер-министра Намнансурэна, поэтому у Батбаяра и Соднома, хотя они по-прежнему везде сопровождали своего господина, нет-нет да и выдавалось свободное время, чтобы побродить по городу, осмотреть его достопримечательности.

Город «ста рек и тысячи мостов», конечно же, ошеломил Батбаяра, простого худонского парня.

Величественная Петропавловская крепость с золоченым шпилем собора, Зимний императорский дворец, каменные колонны, многочисленные суда и суденышки, снующие по Неве, богатые дворцы знати на Васильевском острове, Исаакиевский собор с медными орлами, нависшими над площадью, словно грифы над пропастью, Невский проспект с его особой, ни на миг не смолкающей жизнью, памятник Петру Первому, — все это казалось Батбаяру истинным чудом, рождало в нем восхищение разумом и мастерством людей, сотворивших эту красоту, это великолепие. В то же время все увиденное всколыхнуло в нем желание сделать его родную страну такой же величавой и красивой. Батбаяр пристально всматривался в зеленоватую воду Невы, по которой, обгоняя друг друга, торопливо катились волны, и перед ним, словно живой, вставал образ девушки, самозабвенно кружившейся в танце…

В номер к Намнансурэну зачастили посетители; высокопоставленные чиновники в сюртуках и белоснежных рубашках с черными галстуками, чины военного ведомства в мундирах с ослепительно сверкающими золотыми позументами. Они подолгу беседовали с премьер-министром, после чего премьер-министр неизменно устраивал в их честь обед. Неоднократно бывал у Намнансурэна и русский консул в Монголии Коростовец.

— И этот пожаловал сюда, — сказал как-то Содном. — Видно, надеется навязать нам свои «предложения»…

Судя по разговорам чиновников, сопровождавших Намнансурэна, с самого начала было ясно, что дело, которое привело премьер-министра в Петербург, не увенчается успехом. И все же премьер-министр упорно стремился к намеченной цели: добиться у России и материальной помощи, и моральной поддержки. Изо дня в день он ездил в коляске то в один конец города, то в другой, в очередной раз с надеждой переступал порог очередного дворца, но, так и не добившись положительного ответа, выходил мрачный, подавленный. На обратном пути он все время тер виски, чтобы унять головную боль.

Дни проходили за днями. Но все, с кем встречался премьер-министр, выслушав его, уклонялись от прямого ответа и посылали его к другим, а те, другие, к третьим…

В один из дней состоялась церемония вручения монгольского ордена «Эрдэнийн очир» русским министрам. Все они явились на прием во фраках. Грузные, лысые, они с нескрываемым высокомерием посматривали на членов монгольской делегации. Премьер-министр Намнансурэн с развернутым хадаком в руках вышел на середину зала и спокойным твердым голосом произнес:

— Господа министры! Высоко ценя ваши заслуги в деле укрепления независимого монгольского государства, богдо-гэгэн награждает вас этой высокой наградой, символизирующей крепость и могущество.

Он называл фамилии награждаемых и вручал им ордена. А те в знак благодарности кланялись. Батбаяр видел, как русские чиновники, отойдя в сторону, прикалывали ордена к лацканам своих фраков. «Если они получат эти награды, вынуждены будут признать нас». Вспомнив эти слова, сказанные Намнансурэном в разговоре с Доржийн Очиром, Батбаяр радостно улыбнулся.

После церемонии премьер-министр Намнансурэн и премьер-министр России, он же министр финансов Коковцов, уединились в соседней комнате. Сказать о Коковцове «толстый» значило бы ничего не сказать; он был непомерной толщины и страдал одышкой. Говорил мало, видимо, придерживался принципа: «молчание — золото». Сановник сидел, развалившись в кресле, и по привычке посасывал свою маленькую трубку.

— Уважаемый премьер-министр! — обратился к нему Намнансурэн. — Дела наши продвигаются плохо, и без вашей помощи нам не обойтись. Я имею в виду просьбу нашего правительства о новом займе в размере трех миллионов рублей, а также согласно предварительной договоренности новую партию оружия для нашей армии. Хочу напомнить, что по вашему настоянию, мы прекратили военные действия против китайцев и отозвали свои войска. Однако китайцы, вместо того, чтобы вывести свои войска из известного вам района, активизировали свои действия. Как мне стало известно вчера, они захватили хошуны Хух нур, Авга да вана и сейчас угрожают хошуну Егузэр хутухты. В столь грозный для нашего государства час мы надеемся на вашу бескорыстную помощь.

Намнансурэн, не вставая с кресла, почтительно склонил голову. Ему пришлось ждать довольно долго, прежде чем Коковцов наконец заговорил:

— Со своей стороны мы могли бы порекомендовать Китаю вывести войска из Внутренней Монголии. В этом случае военные действия будут прекращены, и вам не понадобится новая партия оружия. Что же касается займа, то мы хотели бы, во-первых, получить от вас официальное разъяснение, на что будут использованы полученные деньги, а во-вторых, заручиться вашим согласием принять русского специалиста в качестве советника, прежде всего по вопросам использования вышеуказанного займа. И наконец, исходя из практики международных отношений, решать вопрос о новом займе следует после тройственной конференции[62], которая, надеюсь, окончательно определит международно-правовое положение Монголии.

Коковцов предложил также внести ясность в вопрос о пошлинах.

— Надеюсь, господину премьер-министру понятно, чем руководствуется наше государство, продолжая взимать пошлину с русских товаров, имеющих хождение в Монголии, — спокойно ответил Намнансурэн. — С финансами у нас туго.

— Ваша позиция в этом вопросе неправомерна! — возразил Коковцов. — Ведь мы не изымаем с вас пошлины.

— Хочу заметить господину премьер-министру, что до сих пор мы не вывозили свои товары в Россию. Вот если бы это было разрешено…

— К данному вопросу мы вернемся, когда ознакомимся с мнением нашего экономического эксперта, который будет аккредитован при вашем правительстве и на месте ознакомится с положением дел, — оборвал Коковцов Намнансурэна. — Полагаю, на этом нашу беседу можно закончить?

— Уважаемый премьер-министр! Не откажите в любезности выслушать еще одну просьбу, — поклонившись, произнес Намнансурэн. Коковцов кивнул.

— Не соблаговолите ли ознакомить меня с русским экземпляром тайной декларации, непосредственно касающейся Монголии, которую вы подписали с Китаем в ноябре нынешнего года в Пекине?

Для Коковцова эта просьба была неожиданной, и он пришел в замешательство. Изменились в лице и чиновники, присутствовавшие при беседе.

— Мое правительство полагает, что упомянутая декларация не представляет для вас никакого интереса, господин премьер-министр, — произнес наконец Коковцов и пристально посмотрел на Намнансурэна.

— Дело в том, господин премьер-министр, что сразу же после подписания этой декларации мне удалось получить китайскую копию этого документа. И я хотел бы сопоставить ее с русским экземпляром, чтобы вынести на обсуждение ряд вопросов. Если же вам не угодно ознакомить меня с этим документом, я позволю себе высказать свое мнение о нем, основываясь на китайском экземпляре.

— Я охотно познакомил бы вас, господин премьер-министр, с этим документом, но поскольку вы уже знаете его содержание, мы готовы выслушать ваше мнение, — сказал русский премьер. Он был явно раздосадован таким неожиданным оборотом дела и бросал грозные взгляды на чиновников, словно хотел сказать: «Уж не вы ли, голубчики, за взятку продали монголам государственную тайну?»

— Мы, разумеется, рады, — заявил Намнансурэн, — что намечено провести тройственные переговоры, которые могли бы определить международно-правовое положение нашей страны. Мы расцениваем это как предпосылку полного признания Монголии в дальнейшем, как подтверждение того, что вопрос о судьбе Монголии нельзя решить без ее личного участия.

В комнате воцарилась мертвая тишина, все напряженно слушали, а Намнансурэн, почти слово в слово стал излагать упомянутую декларацию.

— Но мы никак не можем согласиться с теми пунктами декларации, — продолжал Намнансурэн, — где исконные монгольские земли объявлены частью Китая, а также закрепляется раскол страны на Внутреннюю и Внешнюю Монголию. Посему, от имени моего правительства убедительно прошу вас, господин премьер-министр, оказать нам, желающим вечно жить в мире и дружбе с вашей великой державой, действенную помощь и поддержку в деле полного отделения нашей страны от Китая, а также выступить в роли гаранта независимости и самостоятельности нашего государства. Хочу также уведомить вас о том, что мое правительство готово обратиться с подобной просьбой ко всем великим державам; мы и впредь намерены стремиться к укреплению нашего государства.

«Да, их теперь голыми руками не возьмешь, — думал Коковцов, попыхивая трубкой. — Как могло случиться, что эти пугливые овцы вдруг образовали свое собственное государство? Надо быть с ними поосторожней, не то столкнут нас с китайцами, а от подобной стычки добра не жди…»

— На переговорах с новым китайским правительством мы как могли отстаивали интересы вашей страны, — сказал Коковцов тоном, в котором уже не было прежнего высокомерия, — и многого удалось достичь. Ваши просьбы, господин премьер-министр, я незамедлительно доведу до сведения государя и уверен, что государь благосклонно к ним отнесется.