— Всех, кроме Сигурда Победителя Дракона, в честь которого назвали меня, — резко заметил Сигурд. — А тебе правда одиннадцать зим?

Рейм кивнул.

— Почти двенадцать. Мать говорила, что я родился в тот год, когда у нас в монастыре построили церковь. Так что нетрудно сосчитать. А через год родилась моя сестра. Ее назвали Суннива.

— А твой отец, он тоже раб? — Сигурд затаил дыхание.

Глаза мальчика сверкнули.

— Раб? Ну нет! Мой отец — самый богатый бонд во всей Ирландии! — Он закусил губу и понурил голову. — Но я уже никогда их не увижу. Ни родителей, ни бабушку Гелион, ни младших братьев и сестер, я тут как в клетке.

Сигурд молчал. Он не знал, что ответить Рейму.

— Подумаешь, братья и сестры! У меня тоже есть сестра. Она похожа на поросенка, а от ее крика я скоро оглохну.

— Я помню, как они мне досаждали, когда я жил дома, — вздохнул Рейм. — Только теперь все изменилось. Я так скучаю по ним… Бывало, мы играли с ними в лесу за нашей усадьбой. Ты бы видел, какие у нас в Ирландии дубравы! Мы устраивали там сражения и прятались за толстыми стволами. А еще мы играли в разбойников и захватывали друг друга в плен… — Он понурился с невеселой улыбкой. — Чудно теперь вспоминать об этом.

— Расскажи еще про Ирландию!

Мальчики вышли на поляну и забрались в дупло огромного дуба. Сигурд всегда любил слушать о странствиях викингов. Но слушать рассказы рабов о своей родине ему еще не доводилось. Теперь он узнал, как его отец со своими воинами пристал к берегу Ирландии, как брата и сестру похитили via маленькой мирной деревни, как связал и им руки и ноги и потащили к большим кораблям. Узнал он также, сколько слез они пролили и сколько вынесли мучений прежде, чем прибыли в холодную северную землю.

Наконец Сигурд поднялся и взял лук. Матери не понравится, если она узнает, что он завел дружбу с рабом или бедняком. Он повернулся к Рейму спиной и вскочил на Белогривого.

— Приходи сюда завтра! — крикнул Рейм ему вслед. — После захода солнца.

С того дня Сигурд почувствовал в себе перемену.

Возвращаясь домой, он знал: еще никогда в жизни он не был так счастлив. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. И все оттого, что он повстречал рыжего ирландского мальчишку, раба!

Обычно Сигурд с презрением и брезгливостью смотрел на оборванных людей, населявших дом у болота. Они были собственностью ярла и существовали только для того, чтобы работать на ярла и его домочадцев. Два раза в день рабов кормили водянистой кашей, ходили они в ветхой и рваной одежде. Их уделом было гнуть спину на хозяев.

Странно, что после встречи с Реймом Сигурд уже не мог по-прежнему смотреть на рабов. Рейм! Его зоркие глаза превращались в узкие щелки, когда он смеялся. Искусанные комарами ноги и веснушки на переносице были такие же, как у Сигурда. Он тоже был хороший бегун, тоже любил гонять по лесу и стрелять из лука. Сигурд понимал: будь Рейм сыном хёвдинга — им было бы очень весело друг с другом. Но внезапно его поразила другая мысль, от которой мороз пробежал у него по коже. А если бы это его похитили из усадьбы, увезли на чужбину и там превратили в раба… Подумать только, он, Сигурд, сыр ярла, вынужден был бы целый день работать на поле…

Сигурд схватился за серебряный знак, висевший у него на шее.

— Один защитит сына ярла, — пробормотал он про себя. — Где бы я ни был, Один всегда со мной. Боги сами разделили людей на свободных и рабов.

На другой день Сигурд негромко свистнул возле низкого каменного дома. Из дверей скользнула легкая, маленькая тень.

Сигурд растерялся, когда Рейм вдруг очутился перед ним. Он собирался так много сказать Рейму, однако только и смог, запинаясь, спросить его:

— Ты что сегодня делал?

Рейм поскреб ногой землю.

— Будто не знаешь, — резко ответил он. — Свинарник чистил. Таскал воду, носил навоз, плел корабельные веревки из моржовой кожи.

В своей серой одежде он выглядел сутулым и щуплым, словно стал меньше ростом. Сигурд взглянул на его руки — загрубевшие, обветренные, в ссадинах. На пальце гноилась рана.

— Я принес тебе хлеба, — шепнул Сигурд. — И вяленого мяса. Только смотри, чтобы Орм Викинг не увидел тебя.

Все встречи Сигурда с Реймом должны были сохраняться в глубокой тайне. На исходе дня они старались улизнуть в лес и там при последних лучах заходящего солнца стреляли из лука. А когда становилось совсем темно, они забирались в дупло старого дуба и, тесно прижавшись друг к другу, под шелест листьев рассказывали про свою жизнь.

— У нас кобыла ожеребилась, — говорил Сигурд. — Принесла жеребенка. Мы назовем его Грани[64]. У него будет блестящая сбруя и седло с золотыми стременами. И мать обещает, что он будет принадлежать только мне.

— А у меня нового — только деревянная ложка, — вздохнул Рейм. — Старый Фулне вырезал ее для меня. Я прячу ее в трещине стены над моей подстилкой. Моя старая ложка раскололась, когда я подрался с одним мальчишкой из-за каши.

Бывало, они подолгу смеялись и забавляли друг друга. Сигурд рассказывал о дружинниках отца, которые, наевшись однажды неспелых ягод, едва успели сбегать в кусты перед битвой с дружиной Иллуги. А Рейм в свою очередь поведал об одном веселом монахе из соседнего монастыря, который так любил сливовое вино, что готов был все лето просидеть со своей кружкой под деревом, дожидаясь, когда поспеют сливы.

Случалось, что у них заходила речь и о серьезных вещах. Никому, кроме Эдды, Сигурд не признавался о своем страхе. Но тогда он был совсем маленький.

А вот Рейму, когда они сидели, прижавшись друг к другу, он смог признаться:

— Я не хочу идти в поход, но придется. На будущий год отец возьмет меня с собой. А мне страшно.

Рейм молча посмотрел на него. Никто не мог понять Сигурда лучше, чем он: его самого похитили и увезли на корабле с головой дракона, он навсегда запомнил запах дыма, разъедавшего ноздри, крики ужаса, сотрясавшие воздух, и людей, которые разбегались в смертельном страхе. Никто не понимал Сигурда лучше, чем Рейм.

— Если бы ты не был сыном ярла, чем бы ты хотел заниматься? — спросил Рейм.

Сигурд улыбнулся. Но это же невозможно, раз боги создали его сыном ярла! Тем не менее он ответил:

— Я бы хотел резать по дереву для своих родичей и других знатных людей. Ездил бы по усадьбам и говорил: вот нож, а вот руки, как говорит Торарин. Я почти каждый день бываю у него. Иначе Орм Викинг поймает меня и погонит упражняться на луг. А мне больше по душе резать по дереву.

Сигурд с гордостью достал из-за пазухи маленькую деревянную фигурку.

— Дракон! — воскликнул Рейм.

На земле деревянный дракон выглядел как живой. Тяжелый хвост откинут в сторону, голова поднята, и из открытой пасти сквозь острые зубы вырывается пламя.

Рейм взял дракона и с восхищением осмотрел его изогнутое тело.

— Когда я был маленький, я верил, что такой дракон живет в Злых Горах, — смеясь, сказал Сигурд.

— Может, это и правда. Такой дракон должен жить по соседству с ярлом, — серьезно произнес Рейм. Сигурд промолчал. Но глаза его потемнели, и в лицо словно повеяло холодом.

— Отец говорит, что я должен быть храбрым, чтобы победить дракона и добыть золото и драгоценности, — сказал он наконец. — Странно, что и Эдда говорит то же самое. Только по-своему. Убей дракона, говорит она, и станешь свободным.

Рейм молча кивнул.

Сигурд украдкой взглянул на худое лицо под копной огненно-рыжих волос. Рейм — раб. Но Сигурду он нравился больше любого из сыновей дружинников. Почти никто не нравился ему так, как Рейм.

Однако мать почуяла недоброе.

Однажды Сигурд услышал звон тяжелой связки ключей. По полу прошуршало тяжелое шерстяное платье, и мать остановилась у его постели.

— Ты был сегодня у рабов.

Сигурд натянул на голову меховое одеяло, он как будто оглох.

— Мы запретили тебе ходить туда! — Голос матери был острый, как лезвие меча.

— Я спускался к заливу, — запинаясь, сказал он.

— Ты играл с кем-нибудь?

— Да нет, не играл…

— Не смей ходить туда! Не смей, слышишь?

Он нерешительно кивнул, и звяканье ключей стихло за дверью.

«Попрошу завтра мать пригласить к нам сына кого-нибудь из соседних хёвдингов, — подумал Сигурд. — Будем скакать наперегонки, сражаться на мечах».

Но вскоре он снова начал высматривать Рейма. С верхушки дуба ему было видно поле, на котором рабы вскапывали глинистую землю, скотный двор, где маленькие невольники кормили овец и свиней и выгребали навоз. Стоило ему увидеть серую спину, как на душе у него теплело. Рейму приходилось остерегаться Орма Викинга. Ястребиные глаза Орма высматривали нерадивого раба, чтобы учинить над ним жестокую расправу. Прошло много дней, прежде чем Сигурд смог опять встретиться с Реймом. Однажды, когда Орм Викинг уехал на одну из северных усадеб, Сигурд прокрался вдоль каменной ограды к лачуге рабов, стоявшей на краю болота, и тихо свистнул. Через мгновение показался Рейм. Он ловко перемахнул через ограду и встал рядом с Сигурдом.

— Зачем звал? — спросил он и пристально посмотрел на сына ярла.

— Идем со мной, — сказал Сигурд и пошел к одной из усадебных построек. — Люди отца поймали молодого медведя.

— Живой медведь?

Мальчики пробрались сквозь заросли ольхи. Перед кладовой, где хранились сокровища ярла, стояла большая клетка, по которой без устали метался косматый зверь.

— Наверно, это один из медведей, следы которых старая Кумба видела на пастбище в Злых Горах, — сказал Рейм.

Сигурд кивнул.

— Старого медведя поймать не удалось. В прошлый месяц он зарезал в горах пять овец. Люди приготовили копья и рогатины, они теперь не отступятся, пока не убьют его.

Мальчики сидели на опушке леса и разглядывали могучего зверя. Коричневый мех переливался на солнце. Медведь рычал и грыз решетку, скаля желтые острые зубы.

— Такого медведя можно приручить, как собаку, — объяснил Сигурд. — Отец возьмет его с собой, когда поплывет в южные земли. Там за такого зверя отвалят уйму серебра.